И Тоня стала уклоняться от обслуживания товарищей, ожесточая и обижая их.

Ее и так недолюбливали. Конечно, за последнее время она переменилась. Но эта перемена вызвала не похвалу, а снисходительное презрение: в глазах ребят Тоня была лицемерка и ханжа, ее прежние проповеди стоили так же мало, как теперешняя кротость.

Но Тоня уже не интересовалась, любят ли ее другие. Для нее существовал только Сергей. И она обратила на него всю пламенность нетронутого чувства, подавляя Сергея серьезностью и необъятностью своей любви. Сергей стал понемногу отдаляться от нее.

Начало дождей испугало ее до полной растерянности. Встречи в тайге становились все реже. Она была готова идти с ним и в дождь и в холод, но Сергей сказал ей, что она сошла с ума, что умирать из-за нее он не намерен.

В одно из редких свиданий на берегу озера Тоня бросилась к нему на шею и спросила в глубокой тоске:

– Сережа, что же будет дальше? Ведь осень уже. Как же мы?

Сергей шутливо успокаивал:

– Ну что же делать, Тоня. Мы ведь не для того сюда приехали.

Он был ласков и страстен как всегда, но Тоня ушла в полном смятении.

В этом состоянии смятения и страха возникла ревность.

Тоня знала, что Сергей нравится Лильке. И вдруг заметила, что и Сергей охотно болтает с Лилькой и не прочь поддержать ее кокетство игривыми шутками. Она стала следить за ними и дважды видела, как Сергей помогал Лильке собирать хворост, – они уходили в тайгу; их фигуры мелькали среди деревьев. Тоня слушала смех Лильки и ужасалась тому, что Сергей может искать общества другой девушки, в то время когда она, Тоня, страдает и мучится одна.

В выходной день девушки сидели на солнышке и штопали мужские рубахи и штаны, – парни пошли «в баню» – на реку. Только Сергей и Круглов остались в лагере: Сергей лежал на солнце, рядом с выставленными для просушки сапогами, а Круглов занимался благоустройством своего шалаша. Круглов попросил девчат принести из тайги зелени.

– Так мы же шьем, Андрюша, – сказала Клава, – ребята вернутся – им надеть нечего.

Лилька отложила иголку.

– Я сбегаю! – И обратилась к Сергею: – А ты чего валяешься, лежебока? Пойдем, поможешь нести!

Сергей видел испуганный и умоляющий взгляд Тони, но поднялся и как будто нехотя стал обуваться. Лилька посмеивалась и торопила его. Они скрылись за деревьями. И сразу раздался смех и веселый визг Лильки.

Уронив работу, Тоня смотрела им вслед.

– Хорошо бы и нам пойти, – сказала Катя. – Разве они найдут, что нужно. Я таких красных листьев принесу, каких, кроме меня, никто не найдет.

– А вот дошьем и сходим, – сказала Клава. Тоня схватила работу и кое-как, наскоро, докончила ее.

– Ну, я кончила. Пойду за ветками. А вы, девчата, догоняйте.

И побежала в тайгу – но не за Сергеем, а в другую сторону.

– Ужас! – сказала Клава и вздохнула.

А Тоня, скрывшись из виду, пробиралась туда, где могли быть Сергей и Лилька. С громко бьющимся сердцем, припадая к стволам деревьев, шла она на звук их голосов. И вдруг увидела их – они сидели рядышком на траве, они даже не думали собирать ветки, они болтали и смеялись. Сергей что-то шепнул, наклонившись к Лильке, она вскочила и с визгом побежала от него, а Сергей бросился за нею вдогонку.

Прижав руки к сердцу, ничего не замечая на пути, Тоня понеслась за ними.

Сергей обнял и не пускал Лильку. Лилька, смеясь, отбивалась.

– Ну, чего ты упираешься? Чего ты упираешься? – услыхала Тоня задыхающийся, веселый голос Сергея.

– Не хочу, и все тут!

– Ты не была такая сердитая раньше.

– Так то было раньше.

– А что теперь переменилось?

– Ты.

– Я? Наоборот…

– У тебя есть Тоня, целуйся с нею!

– Тонька скучная, а ты веселая. Ты славная. А помнишь, как мы гриб нашли?

Оба рассмеялись, и Лилька позволила себя поцеловать.

– Значит, мир?

– Тебе за этот мир Тонька глаза выцарапает!

– У нее таких прав нет – глаза выцарапывать.

– Ну да, нету! Ты думаешь, я не знаю? Думаешь, я не вижу?

Тоня припала к дереву в двух шагах от них. У нее темнело в глазах. Она хотела кинуться на обоих, кусаться, кричать… Но она стояла, боясь дышать, чтобы ее не услышали.

– Было и сплыло, – сказал Сергей. – Тонька мужа ловит, это мне не на руку.

– Ну-у? – протянула Лилька и недоверчиво отстранилась от Сергея.

– А ты что думала?

– Подлец! – вдруг закричала Лилька, и слезы брызнули из ее глаз. – Тонька любит тебя, а ты над нею смеешься! Я тебе уступлю – ты и надо мной посмеешься! Подлец ты, вот что, так и знай – вот нравишься мне, а не уступлю тебе никогда, не верю тебе, знать тебя не хочу! Так и знай – не верю и не уступлю!.. Подлюга! Обманщик! Все мужчины такие.

И она заревела, сердито всхлипывая. От волнения не сознавая всего значения происшедшего, Тоня со злой радостью слушала отповедь Лильки.

– Да ну вас всех!.. Очень-то мне нужно! – в сердцах крикнул Сергей и зашагал обратно в лагерь.

Лилька послала ему вслед довольно крепкое словцо и тоже побрела обратно. И только тогда, оставшись одна, Тоня со всей отчетливостью поняла, что все рухнуло, что она одинока больше чем прежде, потому что обманута и опозорена. Она вскрикнула и упала в траву.

Здесь, уже перед вечером, разыскала ее Клава. Тоня встретила ее равнодушно и враждебно. В сумраке надвигающегося вечера ее лицо было бледно и злобно, глаза горели как у кошки, руки были холодны и неподвижны. Клава сразу все поняла, обняла Тоню и заплакала, чтобы смягчить ее. Но Тоня оттолкнула ее и встала. Она дала увести себя из тайги, но отказалась от ужина и только позднее, уже в постели, жадно выпила кружку горячего чая, принесенного Клавой. Она пила, ее губы и пальцы, казалось, не чувствовали обжигающего жара жестяной кружки, глаза горели все тем же диким, кошачьим блеском.

У шалаша раздался голос Сергея:

– Тоня, ты здесь?

Тоня выпустила из рук кружку и с ужасом смотрела на Клаву.

– Она нездорова. Тебе что? – загораживая вход, тихо сказала Клава.

– Мне комбинезон нужен, она брала чинить.

Клава делала Сергею знаки, чтобы он ушел. Но Тоня неожиданно вскочила, отстранила Клаву и как была, в одной рубахе, встала перед Сергеем.

– Твой комбинезон у Епифанова, – сказала она спокойным, ровным голосом. – А ко мне ты больше не подходи, понял?

И закрыла перед носом Сергея дверь. Клава дрожала с головы до ног.

– Не дрожи, Клава, это всё глупости, – сказала Тоня тем же ровным голосом. – Ложись спать. Поздно.

Она легла, отвернувшись к стене. Клава долго прислушивалась, но не слышала ни вздохов, ни рыданий – ничего. Потом пришли другие девушки. Клава тихо попросила их не шуметь, но тотчас раздался холодный голос Тони:

– Я не сплю, можете шуметь сколько хотите.

И снова – ни звука.

С тех пор все ее видели спокойной, ровной, со злым огнем в глазах, очень молчаливой. Она работала, участвовала в репетициях, посещала собрания – только не выступала и не пела. Это была третья, новая Тоня. И этой новой Тони боялись все, даже Клава.

Сергей с неделю ходил обиженным, надеясь, что Тоня сама сделает первый шаг к объяснению. Потом ему стало стыдно и скучно. Теперь, когда Тоня не обращала на него никакого внимания, ему все более недоставало ее. Он подозревал, что Лилька сдуру проболталась. Он допросил Лильку. Лилька поклялась, что нет, и высказала подозрение, что Тоня выследила их в тайге.

Сергей не был злым. Он видел, что Тоня несчастна из-за него, он жалел и ее и Лильку. Кроме того, он терпеть не мог историй. Он убеждал себя в том, что Тоня сама виновата, она его отпугнула своей несдержанной пылкостью, она хотела закабалить его любовью, женить его на себе. Он относился к женитьбе благожелательно, но для себя считал ее делом далекого будущего. Во всяком случае, жить и работать бок о бок с девушкой, которая несчастна из-за него, Сергей не мог. И без того скука смертная, а тут еще неприятности…

Сергей сделал шаг к примирению. Боясь подойти к Тоне при других и видя, что она всячески избегает оставаться одна, Сергей передал через Клаву записку, в которой умолял Тоню прийти вечером на берег озера.