— Снотворного? — удивилась Полли. — Зачем Эдуард его принял?

Мирьям отбросила со лба белокурую прядь.

— Не будь дурой, — резко сказала она. — Миллионы людей каждую ночь глотают снотворное, надо или не надо.

— А что он принял? — полюбопытствовала Лиселотт.

— Мандракс, — коротко ответила Мирьям.

— Вдобавок за ужином он выпил пол-литра красного, не меньше, — напомнил Андерс Лёвинг.

— Ну и что из того? Эдуард пил красное вино, как воду.

— Дело в том, что препарат мандракс, производимый довольно безответственной иностранной фирмой, в сочетании с алкоголем в некоторых случаях бывает причиной скоропостижной смерти. Мандракс угнетает функции жизненно важных центров — дыхания и кровообращения. А поскольку яд скорпиона действует на те же центры, смерть Эдуарда Амбраса наступила мгновенно.

— Значит, он не мучился? — спросил Еспер Экерюд.

— Скорее всего, он не успел даже проснуться. Но медицинская экспертиза этого еще не подтвердила. — Лёвинг обменялся взглядом с комиссаром Вийком и продолжал: — Зато дактилоскописты пришли к единому мнению.

— И к какому же? — взволнованно спросил пастор.

— Что ни на медальоне, ни на амулете, ни на колпачке от иглы нет никаких отпечатков пальцев.

— Значит, убийца действовал в перчатках? — предположил Еспер.

— Да, — ответил Лёвинг. — Фру Вийк сказала, что в кухне под мойкой всегда лежала пара тонких резиновых перчаток. Они исчезли. А это означает только одно…

— Предумышленное убийство?

— Да. Предумышленное убийство.

— Какая нелепость, — пробормотала Полли, ни к кому не обращаясь. — Приехать бог знает откуда только затем, чтобы здесь погибнуть.

— Мог бы вообще держаться подальше отсюда, — беспощадно сказала Лиселотт. — И ему и нам было бы лучше.

Но Рудольф Люнден не разделял их мнения.

— Он был из семьи Фабиан, — задумчиво сказал он. — И вполне естественно, что поиски в конце концов привели его сюда. Меня удивляет другое — почему никто из нас досих пор не знал о его существовании. Разве не следовало постараться разыскать его еще двенадцать лет назад, когда умер управляющий Фабиан?

У присутствующего тут адвоката хватило такта принять виноватый вид. Шеф полиции и Кристер Вийк переглянулись; судя по всему, они заранее распределили между собой роли в этом спектакле.

Кристер опирался на старинный секретер красного дерева, который стоял между двумя дверями — в гостиную и в прихожую. С этого места вся веранда была у него как на ладони.

— Безусловно, — поддержал пастора комиссар, — Эдуарда Амбраса, как наследника Фабиана, следовало тогда же вызвать, чтобы он присутствовал во время описи имущества и защищал свои права или хотя бы поручил это дело своему поверенному. Однако ничего этого предпринято не было.

— Интересно, почему? — спросил пастор. — Неужели юристы совершили такую грубую ошибку?

— Я навел кое-какие справки, — невозмутимо продолжал Кристер. — И пришел к выводу, что промах, допущенный Сванте Страндом Старшим, нельзя ставить ему в вину. Во-первых, пока Альберта была жива, наследство, оставленное мужем, все равно принадлежало ей, поэтому объявлять в газетах розыск наследников было бессмысленно. Во-вторых, не так просто найти членов семьи, покинувших Лубергсхюттан в тысяча девятьсот двадцать втором году и уже из Гётеборга переехавших в Венесуэлу, а затем в Колумбию и Бразилию.

— Верно, верно, — согласился пастор. — К тому же Латинская Америка — это настоящие джунгли.

— Кроме того, Пепита Фабиан второй раз вышла замуж, а ее сын переменил имя и фамилию, став Карлосом Амбрасом. Его родные потеряли шведское гражданство и всякую связь с родиной задолго до его смерти в тысяча девятьсот сорок девятом году.

— Однако Франс Эрик все-таки узнал о смерти своего младшего брата, — напомнил Рудольф Люнден. — Как, по-вашему, откуда?

— Об этом я тоже думал, — сказал комиссар. — Мне пришло в голову, что единственный, кто может хоть что-нибудь знать об этом, — самый старый юрист фирмы «Странд, Странд и Странд». Я обратился за помощью к Сванте Странду и не ошибся.

Сванте Странд поправил галстук и решительно откашлялся.

— С дедом бессмысленно разговаривать по телефону, поэтому я отправился в Эребру. Мне посчастливилось, сегодня он оказался в хорошем состоянии. Он сразу вспомнил, что у дяди Сванте была папка с письмами управляющего Фабиана. Мало того, ему удалось найти эти письма, о существовании которых я даже не подозревал. И вот… — Он положил на рояль свой портфель и расстегнул его. — Вот что я обнаружил. Письмо от Пепиты! Отправлено в апреле сорок девятого года, обратный адрес не указан. Читаю. «Дорогой Франс Эрик. С прискорбием сообщаю, что твой единокровный брат Карл скоропостижно скончался. Детей он не имел, таким образом, наша ветвь рода Фабианов прекратила свое существование. Надеюсь, что теперь ты избавлен от денежных осложнений. В этом отношении у меня нет причин тревожиться. Прими наилучшие пожелания от своей бывшей мачехи. Пепита».

— Она не упоминает Эдуардо, — возмутилась Мирьям. — А ведь он родился в том же году.

— Но не весной, — машинально вставила Полли. — В конце октября или в ноябре.

— Откуда ты это узнала?

— От Эдуарда. Он же говорил вчера вечером, что родился под знаком Скорпиона.

— Полли права, — подтвердил Кристер Вийк. — Эдуард родился двадцатого ноября. Когда погиб его отец и бабушка написала это письмо, его еще не было на свете.

Вот самое убедительное объяснение, почему ни Франс Эрик, ни его адвокат не знали о существовании Эдуарда.

— А она еще жива, эта пресловутая Пепита? — заинтересовалась Лиселотт. — Неужели это она там, на чужбине, выучила его так хорошо говорить по-шведски?

— Да, — ответил ей Еспер Экерюд. — Его вырастила бабушка. После ее смерти у него никого не осталось во всей Южной Америке. Поэтому он уехал оттуда сначала в Африку, а потом в Европу.

— Ты знаешь о его прошлом больше, чем я, — сказала Мирьям, не скрывая горечи.

— К сожалению, многого о нем мы так и не знаем, — признался Кристер. — Навсегда останется тайной, почему он приехал сюда именно теперь, где он провел пасху и виделся ли с Альбертой на второй день пасхи. Мы знаем одно: минута, когда он раскрыл перед вами секрет своего происхождения, оказалась для него роковой.

— Да, мы совсем запутались с этим наследством, и вмешательство Эдуарда действительно оказалось роковым, — сердито проворчал пастор. — А как он преподнес нам свой секрет! Он совершил непростительную глупость, выставив на всеобщее обозрение содержимое медальона Франциски да еще объяснив, как им пользоваться.

— Конечно, глупо было демонстрировать свой амулет людям, которых ты только что так разочаровал, — согласился комиссар Вийк.

— Войдите, Эрк, — позвал Андерс Лёвинг.

— А этот полицейский уже в форме, — презрительно сказала Мирьям. — Мы все задержаны по подозрению в убийстве?

Эрк Берггрен невозмутимо прошагал по персидскому ковру и занял пост у двери в сад.

Андерс Лёвинг мог бы ответить Мирьям, что не в его власти задерживать пастора, его жену, издательницу, журналиста и секретаршу по подозрению в одном и том же убийстве и что он даже не надеется скоро раскрыть это преступление или вынудить убийцу к признанию. Но принять меры предосторожности он обязан. Поэтому он и расставил полицейские посты в саду и в холле.

— Быть подозреваемым в убийстве! — сокрушался пастор. — Кому из нас была выгодна смерть бедняги Эдуарда?

— Над этим юристы еще поломают голову, — сказал шеф полиции Лёвинг. — Эдуард Амбрас имел право на половину наследства. Теперь он умер и наследников, скорей всего, не оставил. Будь он шведским подданным, его состояние поступило бы в государственный фонд. Этот фонд при исключительных обстоятельствах может отказаться от своего права на имущество, двойное завещание Альберты могло бы считаться таким исключительным обстоятельством. Но Эдуард — иностранный подданный, и тут вступает в силу закон его страны. Что вы на это скажете, Сванте?