Я покачал головой, но спорить не стал. И правда: кого лишний раз учить мудрости, если тот, кто предлагает решение, видит проблему изнутри.

— Ладно, — ответил я тихо. — Сходим в лавку. Возьмём специи, может, ещё и чего-то полезного для дома прихватим.

Морозов кивнул, словно подтвердив то, чего и сам ожидал: иногда маленькая хитрость приносит больше пользы, чем сложные распорядки. И я почувствовал, как спокойствие утра, неспешное и тёплое, стало чуть теплее от мысли о пустячном удовольствии для маленького проказника.

До города мы добрались быстро. Утро уже вступило в свои права, и Северск встречал нас привычным спокойствием, в котором чувствовалась живая, домашняя суета. Солнце медленно поднималось над крышами, освещая кирпичные дома и узкие мостовые, где ещё держались следы ночной росы.

Воздух пах свежим хлебом и дымом от печей: в этот час местные булочные только открывались. У дверей стояли корзины с ещё тёплыми батонами, а продавщицы, закутанные в платки, протирали стёкла и приветливо махали знакомым прохожим. Мимо нас проехала тележка с бочонками мёда, за ней плёлся мальчишка с газетной сумкой через плечо. Разносчик новостей был не по погоде легко одетый.

Городок жил в своём тихом, размеренном, как дыхание спящего кота, ритме. Из-за углов пахло кофе, свежей выпечкой и чуть-чуть углём. Где-то звякнула открывающаяся дверь аптеки, и скрип колокольчика смешался с ранним гомоном.

Мы проехали мимо центральной площади, булыжная мостовая которой блестела от утреннего солнца, а над фонтаном поднимался лёгкий пар. Мальчишки с ранцами носились по кругу, как воробьи на свободе. Голуби, потревоженные их криками, с шумом взлетали и садились чуть поодаль, на кованые перила. В воздухе звенел смех. Он был чистый, звонкий, тот самый, который делает любое утро живым.

— Опять прогуливают, — усмехнулся Морозов, нажимая на клаксон.

Звук разнёсся по площади, и мальчишки почти одновременно вздрогнули, переглянулись и бросились врассыпную, теряясь между домами боковой улочки.

— Реакция отличная, — заметил я.

Морозов хмыкнул, не отрывая взгляда от дороги. Машина мягко повернула за угол, мимо пекарни, где из распахнутого окна донёсся аромат сдобы и корицы. На подоконнике среди цветочных горшков дремал рыжий кот, поджав лапы и совсем не обращая внимания на гудки, смех и жизнь, что текла под его окном.

Всё вокруг казалось простым и правильным, как должно быть в утро, когда предстоит долгий, полный забот день.

Впереди, прямо у поворота, показался жандарм. Молодой, ладно скроенный парень в выцветшем кителе. Воротник не застегнут на последнюю пуговицу, фуражка чуть набекрень. Страж правопорядка стоял посреди улицы и, заметив нашу машину, поднял руку, давая знак остановиться.

Морозов плавно сбросил скорость и подвёл автомобиль к бордюру. Колёса хрустнули по камешкам, двигатель затих, пока воевода опускал стекло.

— Здравы будьте, — бодро козырнул парень. На лице его застыла та самая вежливая серьёзность, которая бывает у тех, кто только недавно получил звание и пока не успел устать от службы. — Зубов велел вам передать, что нужный вам человек шастает по улицам.

Морозов кивнул, взгляд его стал цепким.

— Ясно, — произнёс он коротко. — И где его видели?

— Сначала зашёл в книжный, — жандарм явно радовался, что может доложить толком. — Спрашивал карты местности.

Воевода усмехнулся уголком рта.

— Карты? Любопытно.

— Ему выдали старые схемы города, — продолжил парень. — Те самые, что ещё при императоре Павле составляли. В архиве еще в прошлом году нашли, от пыли отряхнули и вот, мол, держи, путник, разбирайся.

Он слегка пожал плечами, словно и сам понимал, что толку от таких карт немного.

— А про леса спрашивал? — поинтересовался я, чуть подаваясь вперёд.

Жандарм, не раздумывая, кивнул:

— Было дело. Только торговец сказал, что таких карт у него отродясь не было. Мол, если и нужны лесные схемы, то дорога одна, в библиотеку.

— И он пошёл в библиотеку, — с лёгкой усмешкой предположил Морозов.

— Так точно, — подтвердил парень, глянув через плечо на улицу. Там как раз проходила женщина с корзиной пирогов, и он ей коротко кивнул, но тут же вернулся к разговору. — Прямо туда и направился, уверенной походкой. Видно, человек решительный.

— И что там с картами? — прищурившись, уточнил воевода.

Жандарм усмехнулся и качнул головой:

— А вот этого он не узнает.

— Почему? — не удержался от вопроса я.

— Потому что библиотека у нас закрыта на целый месяц, — объяснил парень, и в его голосе прозвучала смесь сожаления и лёгкого веселья. — Всё чин по чину: табличка на двери, печать на замке. Проверка фонда, как говорят.

Жандарм хмыкнул, словно сам не верил в такую странную проверку. И добавил, уже чуть тише:

— Так что ищет он, выходит, то, чего у нас пока нет.

Морозов и я переглянулись. В этой фразе было что-то большее, чем просто констатация факта. В Северске редко кто искал лесные карты из чистого любопытства.

— Это вы ловко придумали, — восхитился я, не скрывая одобрения. В голосе жандарма звучала такая гордость, будто он лично придумал этот ход.

— Пришлось попросить заведующую, — признался парень, понизив голос, словно только что выдал нам государственную тайну. — Сказали, чтобы на день-другой прикрыла двери. Объяснили, что дело срочное, важное, и это личная просьба… — он поднял палец к небу и выразительно посмотрел на нас, — самого Осипова.

— Осипова? — нахмурившись, переспросил я.

— Ну не про князя же говорить, — протянул он с хитрой улыбкой. — Зачем, мол, вашу репутацию портить.

В его глазах блеснуло явное удовлетворение от собственной находчивости. Он, видно, был доволен собой и всей операцией в целом.

Я не удержался от улыбки.

— Мудро, — сказал я тихо. — Уж кто-кто, а Осипов — это всегда веское прикрытие.

Жандарм кивнул, и в этом жесте было столько самодовольства, сколько у людей обычно бывает после удачно сыгранной партии.

Я посмотрел на Морозова, тот молча хмыкнул, отвел взгляд в сторону, и было видно, что он тоже оценил этот тонкий северский юмор.

— Умно, — сказал я ещё раз и кивнул, больше самому себе. — Зубов умеет мыслить наперёд.

— Так вот, — продолжил жандарм, видимо, входя во вкус, — потом этот индивид отправился искать другую книжную лавку. Будто их у нас в городе, как грибов после дождя. Или по десятку на каждой улице.

Он хмыкнул, почесал подбородок и добавил:

— Так, ему наш торгаш газетами и сказал. Мол, если в большой книжной лавке не нашёл того, что надобно, то в маленькой и подавно искать не стоит.

— И что потом? — прищурившись, уточнил Морозов.

— А потом, — продолжил парень, — решил откушать местных яств. Не мудрствуя, выбрал тот самый ресторан, где, как рассказывали, видели крысу…

— Крысу, — протянул воевода, и я заметил, как уголки его губ предательски дрогнули. Он спрятал ухмылку, опустив взгляд, а потом мельком глянул на меня через зеркало заднего вида.

Я тоже едва удержался от усмешки. Мы оба прекрасно понимали, что речь идёт вовсе не о крысе, а о нашем Мурзике. Проворном и вездесущем проказнике, которого посетители со страха приняли за неведомое чудовище.

Жандарм между тем с самым серьёзным видом закончил:

— Так что если ревизор и не нашёл нужной карты, то уж точно познакомился с нашей кухней и местными легендами. А уж про крысу теперь, небось, весь Северск судачит.

Морозов тихо хмыкнул:

— Вот и славно. Пусть думают, что у нас грызуны особой породы — умные, воспитанные и с чувством вкуса.

— Но крысы там, вроде как, и не было, — поспешно добавил жандарм, будто решил подстраховаться. — Говорят, распорядитель прочёл слова заветные, те самые, от которых любая порядочная северская крыса немедля бы оцепенела и хвостом бы стукнулась о пол. А этой хоть бы хны. Так значит, выходит, это была не она.

— Не припомню, где найти такую любопытную молитву, — хмурясь, пробормотал воевода. — А от мышей она помогает?