— Между нами все было сложно, — он пожал плечами. — Мне всегда хотелось доказать, что я достоин быть первым. Что я сильнее, могущественнее…

Он замолчал и бросил на меня потемневший взгляд.

— Жену я потерял, так и не поняв, что она была лучшей парой, о которой можно было мечтать. С возрастом я не обрел мудрость. Когда мои дети стали взрослыми, я все еще продолжал жаждать власти и быть главным. Но судьба дала мне шанс начать все заново. И я им воспользовался.

Он сунул между зубами травинку и какое-то время просто молчал.

Я кивнул и, не торопясь, сделал ещё один глоток. Время стало растягиваться, и я позволил себе раствориться в этом моменте. Просто смотрел на огонь, слушая, как трещат ветки в костре и как журчит река. И вдруг поймал себя на мысли, что не хочу никуда уходить.

— Не всем так везет, как мне, — заговорил Морозов, когда я уже не ждал продолжения. — Большинство платит за свои грехи. А мне удалось найти себя, обрести место, где могу быть собой. Тут теперь мой дом и родина, которую я искренне люблю. Разве можно мечтать о чем-то еще?

— Звучит так, словно вам далеко за сотню перевалило, — хмыкнул я. — Мне казалось, что вы не такой уж старый.

— Когда кажется — осеняйте себя охранным знаком, — назидательно посоветовал воевода.

— Раз вы еще не такой уж и древний, то может все же рискнете и попробуйте найти себе пару?

— Да кому я глянусь, княже? Я ведь уже привык жить по-простому: хоромами не обзавелся, злата не накопил, привычки у меня солдатские. Такого завидного жениха любая умная женщина станет обходить по широкой дуге. Только дурная согласится на такую партию. А дурная, уж простите, мне совсем ни к чему. Она ведь мне весь мозг выклюет.

Я улыбнулся, представляя такой яркий образ, и покачал головой.

— Вы себя недооцениваете, Владимир Васильевич. Я наслышан, что в городе вами интересуются дамы.

— Бросьте, — отмахнулся мужчина со смешком. — Какие там могут быть интересующиеся? Разве только кикиморы запечные или мавки колодезные. Но и те и другие мне ни к чему.

— Значит, есть список тех, кто «к чему»? — хитро сощурился я. — Стоит рассмотреть кандидатуры. Говорят, что мужчины в браке живут дольше.

— Так говорят только бабки на лавках, — хохотнул Морозов. — А вы часто видите стариков на тех же самых лавках?

Я покачал головой.

— Вот то-то же.

Где-то неподалеку в воде кто-то плеснулся, а потом до нас донесся тихий смех, который вполне мог оказаться иллюзией. От реки потянуло легкой прохладой. Из леса донеслось уханье совы.

— Вы лучше о себе позаботьтесь, Николай Арсентьевич, — сощурился воевода.

— Рановато мне, — отмахнулся я.

— Что б вы знали, княже: русалки очень любят молодых свободных парней. У них нюх на таких как вы. Как и у ведьм, — он на секунду скривился, — Глазом моргнуть не успеете, как начнут к порогу ходить всякие невесты из старшего народа и из проклятых. Помяните мое слово — будут вас искушать, слово заветное выманивать.

— Какое? — осведомился я.

— Заветное, — повторил воевода и поднял указательный палец вверх. — Заполучит от вас какая-нибудь проныра обещание быть рядом всегда. И потом будете до гробовой доски сохнуть по ней. А меня, между прочим, рядом может не оказаться, чтобы вас спасти.

— А куда вы денетесь? — с показным ужасом спросил я.

— Все бы вам смеяться, — проворчал Морозов, но в глазах его плясали искорки смеха. — Вспомните потом о моих словах, только поздно будет.

Не торопясь, мы допили сбор. Когда костер уже начал затухать, Морозов повернулся ко мне и произнес:

— Пора возвращаться, Николай Арсентьевич.

Я кивнул и поднялся с земли. Подхватил рюкзак, накинул его на плечо и шагнул в сторону привязанных лошадей. Не без труда забрался в седло и направил лошадь следом за воеводой. Уже у леса я обернулся, в последний раз взглянул на реку. Солнце уже почти скрылось за горизонтом, окрашивая небо в ярко-красные тона. Свет уходящего дня играл на поверхности воды, превращая её в розовое зеркало. Рядом с темными камышами расходились круги, словно там кто-то притаился. Быть может лягушки, которые тотчас, как я о них подумал, принялись квакать. Эта картина была передо мной лишь миг, а затем, лошадь, что следовала за Морозовым, вошла под кроны деревьев, скрыв от меня картину заката над рекой.

Путь в поместье занял не так много времени, но в сумерках всё казалось иным. Небо темнело, и на нем начали появляться первые звезды, рассыпая по темному небосводу свои огоньки.

Иногда Морозов что-то напевал себе под нос. Низко, протяжно, переходя на шёпот, и звук его голоса будто растворялся в ветре, превращаясь в часть этой дороги.

Мы выехали из леса, и перед нами открылась полоса дороги, освещенная лишь тусклым светом, проникающим сквозь кроны деревьев. Небо уже совсем потемнело, и на горизонте горел узкий, тонкий шов заката. Словно последняя искра уходящего дня. Впереди проступали очертания поместья. Воздух наполнился вечерней прохладой, от травы тянуло влагой.

Мы приблизились к воротам, у которых с горящим фонарем в руке уже дежурил тот самый мужчина, что давал нам утром лошадей.

— Как улов, мастера? — с улыбкой спросил он, едва мы подъехали к нему

— Достойный, — ответил Морозов, спрыгивая с седла и передавая мужчине поводья. — Но не в добыче дело.

Ефимов рассмеялся и, покосившись на нас, предложил:

— Может, останетесь на ужин? У меня как раз уха поспела. По старому, Северскому рецепту. С дымком, как положено.

Он взглянул на меня, но я вежливо покачал головой:

— Благодарю, мастер Ефимов, но не сегодня.

Он понимающе кивнул, и в его взгляде мелькнуло уважение. Морозов тем временем забрал у меня рюкзак, подошел к машине и убрал их в багажник.

— До встречи, мастер, — попрощался я с хозяином поместья и направился к авто.

— До встречи, Николай Арсентьевич, — ответил мужчина. — Да хранит вас Всевышний.

С этими словами он развернулся, открыл ворота и исчез на подворье. Я же направился к машине. Распахнул дверь, уселся на сиденье, и сидевший за рулем воевода завел двигатель, Машина плавно тронулась с места. Я же откинулся на спинку и глядя, как за окном тянулись сумеречные поля, над которыми поднимался лёгкий туман. Фары мягко резали темноту, отражаясь в редких лужах. А на душе было спокойно, как давно не бывало. Никаких мыслей, ни забот, только мерный рокот двигателя и шелест шин.

Дорога домой была быстрой, но тому времени, как мы въехали на территорию поместья, небо потемнело окончательно. Над крышей особняка стояла огромная, ясная луна, свет от которой падал на дорожку и ступени, отчего камень казался серебряным.

Машина остановилась у крыльца, воевода заглушил двигатель, и я на секунду задержал дыхание, чувствуя, как в тишине ночи звуки словно становятся глуше. Только в саду стрекотали сверчки.

— День удался, — произнес Владимир после паузы.

— Удался, — согласился я.

Воевода коротко усмехнулся и выбрался наружу. Я последовал его примеру, вдохнул свежий воздух. Небо было чистым, звёзды мерцали особенно ярко. Словно кто-то щедро рассыпал по нему светлую пыль. Морозов открыл багажник, аккуратно вынул оттуда рюкзаки, хлопнул крышкой и обошёл машину.

У крыльца нас уже ждал Аргумент — пес важно сидел на ступеньках, словно караульный у ворот дворца. Увидев нас, он приподнялся, вильнул хвостом, но не стал подходить. Только посмотрел, будто проверяя: всё ли в порядке.

— Спасибо за день, Владимир Васильевич, — произнес вдруг я. — Он был… нужным.

Морозов коротко кивнул:

— Иногда полезно ничего не делать, мастер-князь. А после такого отдыха и спится крепче. Да и дурные сны не тревожат.

С этими словами он подхватил рюкзаки и направился к дому дружины. Я же поднялся по ступеням крыльца. Открыл дверь и шагнул в гостиную, в которой царила мягкая полутьма, которая скрадывала предметы, оставляя лишь очертания.

А в следующую секунду в кармане коротко завибрировал телефон, уведомляя о пришедших сообщениях. Я вынул аппарат, и экран ярко вспыхнул, осветив комнату. Несколько сообщений, что до меня упорно пытались дозвониться, но так и не смогли. И все они были от сестры.