В идеале мне бы отработать с пограничниками, благо тесный контакт наметился. Да только никакого желания привлекать посторонних. В Илье и Тимофее я был уверен, потому как нами съеден не один пуд соли, а вот кто другой такого доверия не вызывает.

С дороги послышался скрип, а затем появилась и традиционная китайская тачка с одним большим колесом, толкаемая худощавым низкорослым китайцем. Казарцев коснулся меня рукой и кивнул в его сторону, давая понять, что это наш клиент. Место нами подобрано с умыслом, здесь дорога петляет среди зарослей высокого гаоляна, и видимость вдоль неё незначительная. А потому есть все шансы провести захват без свидетелей.

Горшечник Мо распродал свои изделия на рынке в Артуре и сейчас возвращается домой. За неделю он изготовит следующую партию, которую так же отправится сбывать в город. Война войной, а семью кормить нужно, как и его покупателям необходима простая и функциональная посуда, которая имеет свойство биться.

Мы быстро вышли на дорогу, шелестя и треща гаоляном. Бесшумно тут и Чингачгук не проберётся, во всяком случае, быстро. Не говоря ни слова, я надвинулся на горшечника из Яньцаньтуня. Тот разом сообразил, что дело нечисто и, подавшись назад, пнул меня в голень. Да так стремительно и профессионально, что я едва успел среагировать. Если бы сразу не вогнал себя в боевой режим, то однозначно было бы больно. А так успел отдёрнуть ногу, одновременно с этим сближаясь с противником и нанося удар локтём.

Достал я его лишь вскользь. Китаец, ну или всё же японец, откинулся назад, сделав перекат через спину, с треском вломившись в гаолян и тут же поднимаясь в полуприсяде. Навалившегося на него слева Казарцева встретил кулаком в душу. Попал качественно, отчего сигнальщик тут же переломился пополам. Обошедший тачку Вруков попытался схватить японца, но тот ловко увернулся и, перехватив руку Тимофея, использовал инерцию массивного тела, сделал подсечку и уронил его передо мной.

Пока я разбирался с тем, как бы половчее преодолеть внезапно возникшее препятствие, низкорослый противник бросился бежать в заросли гаоляна. Я выхватил наган с глушителем и через мгновение раздался резкий щелчок курка, которому вторил тихий хлопок выстрела. Пуля попала именно туда, куда я её и послал, в правое бедро беглеца.

Прямо и не знаю, не лучше ли было его сразу грохнуть, потому что тот сразу же огласил окрестности благим матом. На китайском, ясное дело. Целых шесть секунд разорялся, пока я его наконец не тюкнул по темечку. С этим у меня порядок. Удар давно выверен, и переборщить я не боюсь. Ну если у него нет серьёзных проблем со здоровьем, в чём я откровенно сомневаюсь.

— Вы как? — заломив оглушённому руки за спину и набрасывая отрезок верёвки, спросил я товарищей.

— Вёрткий шельма, — с виноватым видом произнёс поднимающийся Вруков.

— С-сука, — с трудом выдохнул приходящий в себя Казарцев.

— Живы. Это радует. Тачку его в гаолян. Поживее братцы.

Вруков согласно кивнул и бросился выполнять приказ, а Казарцев потянулся ко мне, разминая грудь. Я же, закончив вязать руки, сунул пленнику в рот заранее приготовленный кляп. После чего с помощью сигнальщика наложил на бедро жгут. Затем тот связал пленнику ноги. К этому моменту Тимофей управился с тачкой, затолкав её в гаолян, и присоединившись к нам, взвалил пленного на плечо. Бывший кочегар мужик здоровый, ему и карты в руки.

Местечко для вдумчивой беседы мы присмотрели заранее, а потому парни отлично знали, куда именно следует направиться. Я же остался на месте на случай, если крики пленника кого-то привлекут. Как я буду решать эту проблему, пока не знаю, но по ходу сориентируюсь. Однако по прошествии десяти минут никто так и не появился. В смысле, по дороге прошла группа из трёх крестьян, но никакого беспокойства они не выказали. Вот и славно.

— Как тут у вас? — добравшись до места, спросил я у Казарцева.

— Да чего ему станется. Вон он, пришёл в себя. Зыркает как крыса, загнанная в угол.

— А что ему ещё остаётся, если он эта крыса и есть. Аппарат давай.

Я вооружился полевым телефоном и, подсоединив к пальцам шпиона провода, не задавая вопросов, начал вращать ручку индуктора. Пленник тут же выгнулся от пробежавшего по его телу электрического тока. Мне не нравится терзать людей. А за окутанной романтическим флёром фразой «экспресс-допрос в полевых условиях» кроются банальные или совсем даже не банальные пытки. Но ещё меньше мне нравится, когда какая-то тварь старается достать меня со спины. И я не желаю терзаться догадками, личная ли это была инициатива, или же японское командование объявило на меня охоту.

— Знаешь, кто я? — минут через пять измывательства спросил я пленника.

Тот лишь замотал головой, упорно отыгрывая роль крестьянина. Я даже кляп не стал выдёргивать. Видно же, что орешек крепкий. Но у любой легированной стали есть предел прочности. Имеется он и у самурая. А в том, что передо мной японец, у меня лично нет никаких сомнений. Кивнул Казарцеву, чтобы сменил меня на индукторе, присел рядом.

Японца вновь выгнуло в дугу, и он замычал на одной протяжной ноте. Вижу, что парням это не нравится, и делают они эту грязную работу лишь из необходимости. И это хорошо. Если начнут ловить кайф, то мне с ними не по пути.

Через полчаса японец всё же не выдержал и лишь молил о том, чтобы мы прекратили. И на вопросы мои у него очень даже нашлись ответы. Причём ничего конкретного я и не спрашивал, только опорные точки, а дальше он сам находил, что рассказать. Причём у меня не осталось сомнений в правдивости выдаваемой им информации.

Как выяснилось, его товарищ действовал по собственной инициативе. Устранять меня ему никто не приказывал, хотя и мешать не стали. В шпионскую сеть входят десять человек, которые в настоящий момент трудятся на возведении укреплений, и в отличие от убитого и пленного остальные — китайцы.

Вот так. А ведь, помнится, я читал во многих источниках о незамутнённой ненависти китайцев к японцам. На поверку вышло, что нас они ненавидят ничуть не меньше. Да и могло ли быть иначе. Ихэтуаньское восстание подавили всего-то три года назад, и Россия в этом отметилась сполна, а потому глупо надеяться на лояльность местного населения.

Я задумался. С одной стороны, изначально планировал по-тихому выяснить кто, что и откуда, после чего прикопать проблему, и вся недолга. Но сейчас мне вдруг подумалось, а что, если всё же передать японца жандармам.

Напарник пленного самостоятельно принял решение на моё устранение, невзирая на мнение старшего начальника. В то, что эта группа единичная, не поверит даже такой «гений», как Микеладзе. И коль скоро в одной группе нашёлся боец невидимого фронта, решивший прихлопнуть столь результативного офицера, то отчего бы не найтись и возжелавшему обезглавить оборону крепости. Нет, тут определённо был смысл.

— Забираем этого и тащим в Артур, — принял решение я.

При этом Казарцев и Вруков переглянулись явно недоумевающими взглядами. Они знали о незавидной судьбе шпиона и были готовы к этому. Что я оценил весьма высоко, если не сказать больше. И вдруг меняю решение. Вот только говорить о совершённом убийстве и стремлении запутать следствие в мои планы не входит. Каждый должен знать ровно столько, сколько ему нужно, а лишние знания, они лишние и есть…

В жандармском управлении нас встретил только дежурный унтер, их благородия отсутствовали. Познанский во главе со своей велосипедной командой добровольцев был на фронте, организовывая вывоз раненых. Полезное дело, кто бы спорил, и я бы даже сказал — богоугодное. Только при чём тут жандарм? Ему по должности положено организовывать сеть осведомителей и отлавливать шпионов.

Что же до Микеладзе, то его обещали вскоре найти. С этой целью унёсся прочь посыльный, получивший под зад волшебный пендель. Нам же оставалось сидеть и ждать.

— Господи, Олег Николаевич, что за вид? — уже через полчаса войдя в коридор и обнаружив нас на стульях, удивился подполковник.

— Маскировка, Александр Платонович. У пограничников подсмотрел, — разведя руками, указывая на свой внешний вид, произнёс я.