Первыми на борт летающего корабля взошли стройные ряды небесных стрельцов. Всего пять десятков. По десятку лучших из каждой сотни последнего выпуска. Сам дирижабль поднялся в небо, тогда как члены комиссии остались на земле, где могли с комфортом наблюдать за демонстрационными прыжками. Представляющие свои сотни десятки прыгали отдельно, оставляя высоким зрителям самим определить кто из них сумеет показать себя лучше прочих.

Прыжки совершались в полной выкладке. Переживавшие за своих выпускников перед лицом цесаревича воеводы стояли с напряжёнными, бледными лицами. Тогда как уже, в основном, «отстрелявшиеся» бояре-заводчики баловали себя холодными закусками под горячий травяной сбитень. У них всё прошло хорошо, цесаревич вроде бы остался всем доволен, так почему бы не порадовать немного свой живот, а то, не дай бог, ещё перестанет быть таким круглым и обстоятельным. А если у тебя нет круглого, словно глобус, живота чтобы на нём кафтан трещал пуговицами, то какой же ты к чертям собачим русский боярин и как иначе будешь демонстрировать окружающим свой достаток и свою важность?

Зато юный Василий, не отрывая от глаза подаренный оптический прицел, с увлечением наблюдал за спускающимися волна за волной небесными стрельцами.

Наконец сапоги последнего небесного стрельца твёрдо уткнулись в землю-матушку, и лихой парень не только сумел удержаться на ногах, но даже взял в руки укороченный огнебой показывая, что готов сражаться сразу с момента высадки. Казалось, намеченная на сегодня программа показа выполнена полностью, но поднявшийся в воздух небесный корабль отнюдь не спешил спускаться.

Наклонившись к уху Ивана Молодого, один из бояр предупредил: -Сейчас будет нечто необычное. Особый проект лучших мастеров Приказа Дивных Дел при консультации самого царя!

-Вот как? -заинтересовался цесаревич. -Если отец что-то придумывает, то это должно быть нечто грандиозное. Давайте посмотрим.

-Прошу прощения, но это придумал один мастер и заинтересовал своей идеей нескольких других. Царь-отец только лишь помогал и исправлял очевидные «ляпы». Это его собственные слова, -уточнил боярин.

-Тем интереснее, -решил Иван.

Одна единственная фигура отделилась от громады воздушного корабля и стремительно понеслась вниз.

-Они там что, приняли в небесные стрельцы какого-то толстяка? -не понял сначала цесаревич. Но вскоре стало видно, что падает не толстяк, а железный рыцарь с ног до головы заклёпанный в сверкающий в мягких лучах вечернего солнца металл.

В нужный момент над головой стального исполина раскрылся купол парашюта в разы больший чем обычно.

-Так вот зачем нужна была усиленная грузоподъёмность, чтобы спустить с неба такую вот дуру, -подумал цесаревич. -Но какой смысл заковываться в доспехи в наше время? Пуля легко пробьёт обычную броню. А если сделать доспех из такой толстой брони чтобы она не пробила, то воин под такой грудой железа не сможет двигаться и едва ли будет способен сделать хотя бы пару шагов.

Приземлился железный рыцарь тяжело. Чтобы не перевернуться он вынужден был опуститься на одно колено и упереть обе руки в землю. Опавший за спиной парашют отстегнулся каким-то хитрым устройством и его едва было не унёс прочь ветер, спешившие на поле помощники едва-едва успели поймать собравшуюся улететь ткань.

Медленно выпрямившись, стальной гигант встал, сделал несколько пробных шагов и всё ещё неторопливо, но уже довольно бодро зашагал в направлении расположения высокой комиссии со скоростью спокойно идущего вперёд человека. Да, все его движения выглядели флегматично неторопливыми, но шёл он вполне уверенно и даже не скажешь, что человеку внутри приходится нести на плечах огромный груз. Может там какой-то богатырь? Или броня не так толста, как кажется снаружи?

Необычный воин подошёл достаточно близко чтобы его можно было в подробностях разглядеть.

Царевич Василий глядел на стального великана открыв рот, удивляясь какой тот: огромный, железный и скрипучий.

Нагрудная пластина усилена рёбрами жёсткости. Шлем глухой, тоже с рёбрами жёсткости. На месте лица узкая полоска прочного стекла. Самые уязвимые места – сочленения прикрыты сдвигающимися при движении пластинками брони. Сам гигант выше обычного человека и гораздо массивнее. Третья рука, расположенная на груди, крепко держит здоровенный, в разы больше обычного, огнебой. За спиной расположен горб и на плечах установлены какие-то короба – непонятно для чего их там разместили, если только ради дополнительной защиты головы, но всё равно очень странное решение.

При каждом движении гигант издавал необычный тонкий звук совсем не похожий на скрип плохо подогнанных деталей. Нет, его источником однозначно являлось что-то иное.

И всё-таки, зачем ему третья рука? Как он вообще собирается ею управляться?

-Кто ты, воин? -задал вопрос цесаревич.

Гигант перед ним стоял молча и неподвижно.

Тот же боярин, что и прошлый раз, видимо находившийся в курсе дела и даже участвовавший в создании этой, этого… богатыря из стали, наклонился и снова принялся шептать: -Перед тобой не воин, цесаревич, а главный мастер, вот уже больше полугода занимающийся работой над сим дивным самодвижущимся доспехом. Он пожелал сам испытать собственное творение спрыгнув с небесного корабля. Мы пытались отговорить его рисковать головой, но не смогли.

-Значит мастер, а не воин, -задумчиво проговорил Иван Молодой. -Только не говорите мне… Мессер Леонардо это ты там, под шлемом?

Похоже, что он угадал так как стальной гигант сделал шаг назад снова издав тот тихий, на грани слышимости, писк. В этом его движении сквозило такое смущение, что цесаревич тут же полностью утвердился в сделанной догадке.

-Фрязин, какого чёрта?! Отец запретил тебе рисковать ещё, тогда как ты пытался привязать себе к спине ракету и врезался в дерево, слава господу хоть не взорвался! А сейчас снова? Оделся в железно и прыгаешь вниз головой? Убиться хочешь?!

Гигант сконфуженно молчал. А может быть просто молчал. За этой стальной болванкой не разберёшь. Но если бы Иван Молодой мог сейчас увидеть лицо мастера Леонардо, то он узрел бы плотно сжатые губы и твёрдый взгляд, на самом дне которого, за всей его твёрдостью, пряталось непролитое озеро боли и слёз. С тех пор как чудовища Изабеллы унесли Марью и у Леонардо не получилось спасти любимую по горячим следам, мастер осунулся и с головой погрузился в работу. Он стал замкнутым и нелюдимым. Создание нового вида совершенного оружия сделалось его основной идеей занимая всё время и все мысли. Леонардо продолжал учиться у царя перенимая у того знания которых не имел никто более в этом времени и в этом мире. Но выдаваемые им идеи порой удивляли даже царя Ивана. Удивляли и немного пугали. Имя под рукой несовершенные инструменты и несовершенные материалы, мастер замахивался на такое, о чём и в гораздо более поздние времена, владея гораздо более разнообразной элементарно-технической базой, можно было только мечтать.

Но Леонардо, закусил удила.

Он словно раненный зверь, упорно идущий по следу несчастного охотника, который додумался ранить, но не догадался убить.

Иван Третий пытался осторожно разговорить мастера, но не получилось. И, честно говоря, у правителя державы, зависшей посередине технологического рывка невиданной силы и на пороге большой войны чуть ли не со всей Европой разом и без того, имелось достаточно дел, чтобы быть ещё и личным психоаналитиком для изводящего себя чувством вины мастера. Очень сложно заставить человека не разрушать себя, особенно если он так сильно этого хочет. Тем более, что фиксация мастера на идее создания совершенного оружия идеально укладывалась в планы Ивана Третьего. И в один момент царь просто отступил прочь, позволяя Леонардо самому решить сожжёт ли тот себя чувством несправедливой вины или сумеет просить и жить дальше. И мастер ярко пылал, перековывая сжигающее его изнутри пламя в металл брони и хитрую систему приводов, распределяющую вес брони и позволяющую даже не очень сильному человеку передвигаться в тяжеленых доспехах.