Как видим, в рамках романа, Людовик передал трон сыну на пару лет раньше, чем в реальности и это Испания, ведомая «королевой чудовищ» осуществила успешную военную компанию против Франции, захватила Париж и всю страну.

Леонардо с Марьей вернулись в столицу в самый разгар летней страды. Конец лета выдался, как всегда, жарким и мало дождливым. Это потом, осенью, дожди зарядят так, что хоть из дома не выходи, а сейчас стояла сухая, жаркая погода. Лучшее время для уборки и переработки выращенного на полях урожая. От того и страда, что в это время крестьяне, не разгибаясь, работают на полях стараясь успеть завершить все дела до осенних дождей. Промедлишь – погубишь урожай. А если погубишь, то что зимой есть станешь?

Охота, рыбалка, торги или иные не слишком важные дела прекращались. Все свободные руки отправлялись работать на поле. Города пустели. Часть их населения, даром что жило ремесленным, торговым или иным трудом, но родственники в деревнях есть почти у всех, а как не помочь родным людям? Сегодня ты им откажешь в помощи, завра они тебе. Так и сгинете по одиночке. Нужду или какую другую беду только вместе одолеть можно. Это давно известно в стране, где четверть года землю сковывает снег, а предсказать хороший ли получится урожай или опять корешки да вершки не может даже всезнающий господь.

Царя Ивана такое положение дел не устраивало. Ему требовались рабочие руки чтобы трудиться на фабриках, мануфактурах и заводах. Много рабочих рук. Но где их взять? Изымешь из сельскохозяйственного процесса, получишь голод и падёж населения. Заменяя забранных из аграрного круговорота мужиков, в деревни и сёла отправились паровые трактора. Там, где раньше по семь дней пахали десятеро и каждый при своей лошади - теперь справлялся один трактор. Где мельник брал с крестьян за помол по копеечке как будто сам лично крутил своё колесо - теперь стояли движимые силой текущей воды или дующего ветра государственные мельницы, мелящие бесплатно. Работающие на таких новых мельницах мельники считались царскими слугами, получали твёрдый оклад и совсем не бедствовали. А кроме того, они считали кто и сколько и чего помолол. Помол бесплатный, тут обмана нет. Но тех хитрецов кто привозил и молол зерно мешками, а потом царским мытарям плакался что земля совсем не родит, и вороватые крестьяне половину зерна в подолах вынесли, с такими боярами-хитрованами дальнейшие разговоры вели уже стрельцы да палачи.

Водитель-механик парового трактора резко стал крайне уважаемой профессией. Попасть туда стремились все, без исключения, деревенские юноши. Оно, конечно, можно и в стрельцы пойти, там даже больше платят, но и убить могут, дело такое. А если не убьют то когда ещё домой обратно вернёшься.

Ещё можно попробовать выучиться в рабочие при каком-нибудь заводе. Но кому в двенадцать – четырнадцать лет не хотелось разъезжать по родному селу на мощной паровой машине, носить чёрную кожаную безрукавку, с которой удобно смывать пролитое масло, здороваться за руку со старостами и другими важными, в деревне, людьми. А самое главное – если трактором управляешь, значит ты уже не простой человек, а государев слуга. Такого и побить просто так нельзя. Мигом прилетят кромешники разбираться, землю рыть да злой умысел против царя-отца искать.

В общем тракторист – первый парень на селе. Девки его любят. Староста за руку здоровается. Взрослые мужики, при встрече, первыми шапки снимают.

Потому крестьянских детей не надо было в царские школы загонять. Они сами в них бежали. А не получится стать трактористом так хотя бы рабочим на завод. Там всего по десять часов работаешь, а не с темна до темна как в родной деревеньке. Обед у рабочего полноценный: суп, а после ещё и каша, а не кусок сухого хлеба как мать на весь день даёт. На заводах ещё и деньги платят! Поменьше, чем стрельцам, но хватает. Тогда как оставшись в деревне будешь получать только батины оплеухи и зуботычины. Ладно если ещё первый сын и хозяйство тебе достанется. Да и хозяйство бывает разное. Порой так, что за душой ничего кроме долгов и порванной рубахи нет, как и не было. Единственный способ выбиться в люди, самый последний выход – учиться. И они учились.

Проезжая мимо полей усеянных сгорбившимся на них фигурками или разъезжаясь с везущем за собой караван телег паровым трактором, Леонардо начинал фантазировать. Как бы придумать такую резалку, чтобы сама пшеницу срезала, укладывала, а может быть ещё и сразу обмолачивала. Если прицепить её к пародвижителю и передать крутящий момент от поршня через ремни, то может быть что-нибудь и получится.

Или такую чтобы сама сажала, землёй присыпала и дальше бы ехала.

Если придумать такие штуковины, то великое бы для крестьян дело сделать бы получилось. Да и в масштабах державы отнюдь не бесполезное.

Дилижанс остановился возле одной станции, сменить лошадей, дать пассажирам отдохнуть и пообедать. Там Леонардо увидел, как крестьяне отвоёвывали у леса место под новые поля. Сами деревья давно срублены так, что от них остались одни пеньки. Трава выжжена пущенным палом, от которого пни прокоптились, почернели, но за землю держались крепко всей мощной корневой системой. Крестьяне, словно трудолюбивые муравьи, обкопали их и перерубили корни там, где нашли. Благо что и железная лопата и стальной топор перестали быть редкостью в деревнях ещё с начала правления Ивана Третьего. Обкопав столько, сколько смогли и вырубив то, до чего докопались, решили вытаскивать пни паровым трактором.

Водитель-механик в неизменной кожаной безрукавки, ставшей отличительным признаком профессии, лихо подогнал агрегат к пню и сбросил верёвки: -Обвязывайте!

Под его строгим взглядом мужики накрепко привязали.

-А ну отойдите! -замах руками тракторист. Подбросил в топку мелко нарубленные сухие чурки и чуть подождал пока они разгорятся.

Мощная машина сдвинулась с места, проехала полтора оборота колеса натягивая привязанные к пню верёвки. Из трубы вырывались клубы дыма окутывая и трактор, и пень и стоящих в отдалении мужиков дымным саванном.

Какой-то особенно суетливый мужик не мог стоять в стороне и бегал с боку от пня покрикивая: -Пошёл! Кажись пошёл! Ещё поднажми!

Вряд ли тракторист его слышал из-за тарахтения пародвижителя и шипения кипящей воды.

Противоборство машины и природы затягивалось. Суетливого мужика уняли его товарищи, оттащив от греха подальше, когда тот сунул голову чуть ли не под звенящие от натуги канаты. И вот, наконец, пень действительно зашевелился, а трактор продвинулся вперёд. Сначала немного, потом ещё чуть-чуть, а дальше основание мощного дерева было выворочено из земли потянув за собой длинные толстые корни и обламывая более мелкие.

Наблюдавшие за этим противостоянием пассажиры дилижанса захлопали в ладоши. Тракторист остановил агрегат и кивнул мужикам чтобы они отвязывали верёвки от пня. Впереди их ожидало ещё много работы.

Небольшое происшествие послужило темой для бесед весь остаток пути вплоть до того, как на горизонте показались дымы многочисленных московских фабрик и заводов, а чуть позже начали появляться здания из красного кирпича – основного строительного материала эпохи царя Ивана, которому надо было очень быстро и очень много строить.

Въезжая в лабиринт кирпичных зданий, дилижанс влился в плотный транспортный поток. Конечно, плотным он казался только обитателям данной эпохи. Но какой-нибудь крестьянин привыкший видеть за день не больше трёх – четырёх телег проезжающих мимо, попав в столицу непременно ошалел бы от множества карет, экипажей, колясок, фургонов и самых разнообразных колымаг для перевозки грузов и людей. Большую их часть катили лошади, но и пародвижителей хватало, отчего воздух на улице пах дымом и избавиться от этого запаха можно было только в садах или ближе к окраинам Москвы.

Прекрасно держащаяся всю дорогу и проявлявшая недюжинное любопытство Марья Петровна разом сникла подавленная размерами и монументальностью столицы русского царства.