— Эй! — крикнул я ей вслед. — Там в ванной полотенце есть, зеленое! Оно чистое!
Не знаю, услышала ли. Зашумела вода.
Пока Эльвира плескалась, я занялся ликвидацией катастрофы на кухне. Собрал осколки, вытер лужи, выбросил размокшие салфетки. Руки работали, а в голове крутились совсем не те мысли, которые должны крутиться у взрослого ответственного мужчины. Картинка с полуголой Эльвирой стояла перед глазами, как назойливая реклама порносайта.
Так, чего я вообще хотел?
Точно. Допрос. Нужно выяснить, кто ее прислал и зачем.
А еще мне нужен холодный душ. Желательно ледяной.
Чтобы переключиться, я пошел в комнату и занялся упражнениями: приседания, отжимания. Кровь забурлила, прилила к лицу, я слегка вспотел, и в этот момент раздался звонок в дверь.
Пошел открывать, даже не задумавшись. Распахнул дверь, взмыленный и потный, и увидел на пороге Диану.
Она смущенно улыбнулась:
— Слушай, Сережа, я тут подумала… То, что мы завтра пойдем в кино — так это всего часа два. И все! У меня сегодня должно было быть дежурство, но Кира попросила поменяться. У нее завтра ночная, куда-то она хочет уехать. Я согласилась. А раз эта ночь свободная, и дома знают, что меня не будет… В общем, я подумала, что мы могли бы…
Она окончательно смутилась, но бросила на меня лукавый и многообещающий взгляд.
Я не успел ничего сказать.
Диана сама шагнула в прихожую, обняла меня и поцеловала долгим-долгим поцелуем. Так, что аж в ушах зашумело, и все мысли куда-то делись. Ее губы были мягкими и теплыми, пахло чем-то цветочным, я почувствовал, как ее пальцы скользнули по моему затылку…
…и в этом момент сзади грохнуло, распахнулась дверь ванной, и оттуда вышла Эльвира. Если не считать намотанного на волосы зеленого полотенца, абсолютно голая. На теле не было ничего. Вообще ничего. Даже тех пресловутых черных кружевных трусиков.
Она встала в коридоре, уперла руки в бока, отчего ее грудь приподнялась и выдвинулась вперед, и возмущенно спросила:
— Сережа, а где гель для душа? Я тот, который у тебя есть, не хочу! Он как-то невкусно пахнет!
Надо было видеть глаза Дианы.
Несколько томительно долгих секунд она смотрела на меня. Потом на Эльвиру. Потом снова на меня. В ее взгляде сменилось несколько стадий: шок, неверие, понимание, боль…
Пощечина прилетела раньше, чем я успел открыть рот. Звонкая, от души, с оттягом. Диана развернулась и выскочила из квартиры.
— Диана! — крикнул я ей вслед.
В ответ донесся только цокот каблучков по ступенькам.
Бежать за ней сейчас смысла не было. И что я ей скажу? Вся эта картина — голая мокрая женщина в моей квартире, причем с такими формами, от которых у любого мужика перехватывает дыхание — требовала объяснений, которых у меня не было. Пусть успокоится, отойдет. Может, даже сама придумает оправдание. Женщины иногда так делают, когда очень хотят верить.
Я прислонился к косяку и выдохнул. Надо было собраться с мыслями.
То, что показал эмпатический модуль в отношении Эльвиры, все еще крутилось в голове. Страх. Отвращение к происходящему. И еще одно — искусственная решимость, будто она заставляла себя играть роль, которая ей противна.
То, что ее пьяное представление было липой, я понял, когда она разлила чай. Слишком нарочитые движения, слишком театральные жесты. Модуль подтвердил мои подозрения: Эльвира играла пьяную, но контролировала себя лучше, чем хотела показать.
Кто-то ее прислал, и вопрос только в том, кто именно и зачем. А значит, Эльвиру надо допросить. Осторожно, методично выяснить, кто за этим стоит…
В этот момент я осознал, что уже в который раз циклюсь на этой мысли, но каждый раз забываю. Вот как сейчас, когда она стоит позади меня абсолютно голая, развесив груди на мое обозрения.
Повернувшись к Эльвире, я усмехнулся:
— Ну что, добилась, чего хотела? Молодец.
Женщина пожала плечами — и это движение заставило ее грудь качнуться так, что я усилием воли заставил себя смотреть ей в лицо, — после чего виновато икнула.
— А что я такого сделала? Ты сам виноват, что у тебя нет нормального геля в ванной. Чем ты вообще тут моешься?
Я смотрел на нее и понимал: она даже не осознала, что натворила. Или блестяще притворялась.
— Гель в большой зеленой бутылке, — сказал я. — Я туда перелил. Иди мойся.
— Слушаюсь, тащ майор!
Она фыркнула и направилась обратно в ванную. Выдающийся бюст при этом потрусил в собственном ритме, словно два щенка, пытающихся угнаться за хозяйкой. Капли воды еще блестели на ее коже, стекая по изгибу поясницы к ягодицам. Я проводил ее взглядом и мысленно выругался. Черт, смотрю на это зрелище, как мальчишка, впервые увидевший обнаженную женщину! Серега совершенно меня испортил своими гормонами.
Я вернулся на кухню.
Единственное, чего мне сейчас хотелось, — схватить бутылку коньяка, налить полный стакан и выпить залпом. Такого дня у меня еще не было. Две женщины за один вечер. Одна целует, другая раздевается. И в итоге я остаюсь с пощечиной и головной болью.
Вот как теперь с этими бабами быть? И как с ними бороться?
Вместо коньяка я налил себе чашку липового чая. Без меда, чтобы не уснуть. Мед с теплой водой — отличное натуральное снотворное, а мне сейчас засыпать никак нельзя.
Через некоторое время появилась Эльвира.
Она чуть посвежела, горячий душ добавил румянца, но абсолютно трезвой еще не стала.
На ней была моя рубашка. Новая, белая, которую я еще ни разу не надевал. Несколько верхних пуговиц расстегнуто, ворот испачкан помадой и тушью. Хорошая рубашка. Была.
После душа ткань местами намокла и прилипла к телу, делая хлопок почти прозрачным. Темные круги проступали сквозь белое, и я поймал себя на том, что уже секунд пять пялюсь на эту деталь, как студент на первом занятии по анатомии. Только студент смотрел бы с научным интересом, а у меня интерес был совершенно иного рода. Хотя и студент бы так смотрел. Да.
Мысли путались и кружились, и понятно почему: после долгой алкогольной интоксикации и полового воздержания тело пришло в порядок и начало требовать своего. Природа, мать ее.
Я разлил коньяк по рюмкам:
— Присаживайся, Эльвира.
Она села. Причем так, чтобы декольте было видно во всей красе. Закинула ногу на ногу, и полы рубашки разошлись, открывая загорелое бедро почти до…
Подумав, как буду строить разговор, я предложил:
— Давай выпьем.
— Только если на брудершафт! — захихикала она.
— Нет, сначала так, а следующую уже на брудершафт, — предложил я.
Эльвира пожала плечами и быстро опрокинула свою рюмку. Я свою накрыл ладонью и спросил:
— Скажи честно: зачем пришла?
Она посмотрела на меня из-под ресниц. Этот взгляд — тяжелый, томный — был отработан на сотнях мужчин.
— Ты же не хочешь со мной кувыркаться, — продолжил я. — Так чего хочешь?
— Тебя хочу, красавчик.
Прозвучало это крайне неубедительно, потому что тело ее говорило одно, но глаза — совсем другое.
— Нет, Эльвира. Меня ты не хочешь. Если бы хотела, мы бы уже давно перекувыркались, а не занимались вот этим всем. Что у тебя случилось? Для чего представление? Рассказывай.
Она молчала. Потом схватила мою чашку и залпом выпила чай.
Горячий душ, шампанское, чай с медом, а теперь еще и коньяк — она снова поплыла.
Я этим воспользовался, как бы это муторно ни было, потому что злился и начал закипать.
— Так что же случилось? — уже требовательнее спросил я.
Пришлось повторить вопрос несколько раз по-разному, пока она наконец не выдохнула:
— Ну… вот так вот случилось.
И тяжко вздохнула.
— Тебя кто-то прислал, правда? — сказал я.
Судя по тому, как дернулось ее лицо, я попал в точку.
— Из больницы, да?
Эльвира ничего не ответила. Сама налила себе коньяка и хлопнула еще одну рюмку. Я пододвинул ей уцелевшие кусочки брынзы.
— У меня есть лимон, — предложил я.
Она опять промолчала.
