— Что вас интересует? — спросила продавщица. В ее глазах промелькнуло живое любопытство.
— Цветы, — улыбнулся я.
У нее было немного усталое лицо с тщательно подведенными глазами, светлые волосы с модным теплым оттенком и аккуратный макияж, который явно требовал времени по утрам. Ей уже давно стукнуло тридцать, и, очевидно, женщина находилась в активном поиске — улыбка была готова расцвести при малейшем знаке внимания с моей стороны. Кто-то сказал бы, что ты, Епиходов, себе льстишь, но мне подсказывал эмпатический модуль. А он не ошибается.
Глянув на мою руку и не обнаружив там кольца, продавщица все-таки широко улыбнулась, захлопала ресницами и уставилась с ожиданием.
— Добрый день! Подбираем букет? Кому, если не секрет?
— Женщине, — ответил я.
— Возраст, повод? День рождения, торжество?
— Молодая. Примерно вашего возраста. И это свидание. Самое обычное свидание.
Улыбка на лице продавщицы подувяла, но она все равно выдержала профессиональный тон и сказала, чуть поджав губы:
— Для романтического повода могу предложить гладиолусы. Статные, эффектные.
Я усмехнулся:
— Ну уж нет!
— Тогда классика. Розы?
Она указала ухоженным ногтем на ярко-пурпурные бутоны.
— Нет! — еще категоричнее сказал я. — Такие розы только на официальные мероприятия дарят или на юбилеи всяких чиновников или, не дай бог, писателей.
— Тогда обратите внимание на лилии. Очень популярны в этом сезоне.
— Они сильно воняют. В смысле, пахнут. Их же в квартире держать нельзя, от них голова будет болеть, — сказал я, вспомнив, как Ирина однажды заставила этими лилиями всю квартиру, и потом пришлось проветривать и выносить все срочно на улицу.
— Тогда что бы вы хотели?
— Вот это!
И я ткнул пальцем на изумительный букет ромашек.
— Полевой букет? — На лице у продавщицы проступило такое плохо скрытое пренебрежение, что я чуть было не отменил заказ.
Но не стал. Я дарил ромашки Белле. Дарил Ирине. И сейчас подарю Диане.
Сам не понимал, почему меня так к ней влекло…
Ромашки станут чем-то вроде проверки на вшивость. Ведь они не кричат о себе, не выпендриваются, не притворяются. Ромашки простые, честные и живые. И если Диана их примет, значит, примет и меня таким же. Ведь ромашки принимают только те, кто слышит в них тихий шорох поля, запах лета и простую человеческую теплоту, а не цифры на ценнике.
Поняв, что больше из меня ничего не выжать, продавщица торопливо завернула букет, и я отправился домой в приподнятом настроении.
По пути я лелеял мечты о том, как позвоню Диане, мы встретимся, куда-то сходим, а там, может, она даже снова придет ко мне.
Дома я поставил ромашки в банку с водой. Вазы, к сожалению, у Сергея не нашел. Затем позвонил Диане.
Долго никто не брал трубку, потом она ответила:
— Слушаю.
В голосе ее чувствовалось напряжение. После той истории, когда Валера умудрился нассать ей в ботинок, она все еще держала на меня обиду — и имела на это право. Но она женщина разумная, умеет расставлять приоритеты. В прошлые наши встречи я видел: у нее начали появляться какие-то планы, намеки на серьезность, и вряд ли один нелепый инцидент с котом способен перечеркнуть это. По крайней мере, я надеялся на ее зрелость.
А если все-таки перечеркнет? Если она правда решит, что из-за Валеры стоит оборвать отношения? Что ж… тогда это многое про нее скажет. И в этом случае мне не придется ничего делать — кроме как принять факт. Значит, такая она есть, и, возможно, нам просто не по пути.
— Я скучал по тебе… — сказал я.
И дальше из меня полился весь тот романтический поток, который почему-то включается сам, стоит только услышать голос женщины, к которой тянет. Глупости, пафос, признания шепотом… Но, как ни странно, это сработало, и к концу моего монолога Диана заметно смягчилась.
Я решил закрепить результат:
— Может, сегодня куда-нибудь выберемся?
— Ой, нет, сегодня не могу, у меня дежурство. А вот завтра — с удовольствием.
Она уже улыбалась. Я не видел ее, но чувствовал — плечи расслабились, голос стал теплее. Между нами снова появилась та самая легкая искра, ради которой люди вообще ходят на свидания.
— Куда бы ты хотела? Может, в ресторан? — спросил я больше из вежливости, чем из уверенности, что она согласится.
— Нет, до ресторана наши отношения еще не дошли, — кокетливо хихикнула Диана. — Давай лучше в кино? Я уже сто лет там не была.
— Отлично. Значит, кино. На какой фильм хочешь?
— А мы придем и выберем прямо там. И еще купим соленый попкорн и кока-колу. Это хоть и вредно, но иногда можно.
В этом я был с ней солидарен. И Грише-дальнобойщику говорил о том же: маленькие удовольствия — часть нормальной жизни, особенно если делишь их с человеком, с которым тебе хорошо.
Мы определились со временем и местом встречи. После короткого «до завтра» она отключилась.
Улыбаясь самой дурацкой мечтательной улыбкой, я вернулся в комнату и обнаружил там Валеру, сидящего на столе. Рядом валялась перевернутая банка и растекалась вода.
Довершали инсталляцию обгрызенные ромашки.
Увидев меня, Валера решил продолжить перфоманс и начал свирепо трепать немногое уцелевшее. В голове сама собой запела Земфира: «А я девочка с плеером, с веером вечером не ходи…»
— Валера! — потрясенно сказал я.
Котенок посмотрел на меня, включив всю свою мимимагию.
— Нет, Валера, тут ты неправ! — заявил я с осуждением в голосе, глядя на растерзанные ромашки. — То, что ты не одобряешь ботанику, отнюдь не является поводом для такого остервенелого уничтожения чужого букета. Я вот, между прочим, терпеть не могу творчество Леонарда Парового, но это же не повод идти и резать его картину «Трепет мимозы». Я, кстати, в прошлый раз вполне успешно сдержался. И ты мог бы, если бы захотел!
Нечуткий Валера сидел на залитом столе среди растерзанных ромашек и внимательно слушал, нагло разглядывая меня янтарными глазами.
— Хотя, может быть, ты придерживаешься мнения, что дарить девушке ромашки в наше время является жлобством и моветоном? И что женщинам нужно преподносить исключительно розы? В крайнем случае орхидеи?
Ромашковый маньяк Валера скептически чихнул, выразив свое мнение о моих предположениях.
— Вот, значит, как?
Я задумался, рассматривая последствия кошачьего разгула. Может быть, Валера в чем-то и прав. Но все равно это ведь не повод обрывать чужой букет, тем более оплаченный мною, а не им.
— Валера, этот букет вообще-то не тебе предназначался, — напомнил я и сделал последнее предупреждение, нахмурившись: — Если ты еще раз так поступишь, нам придется расстаться.
Я сказал это и внимательно посмотрел на Валеру, пытаясь донести серьезность своих слов. Но, кажется, он мне не сильно поверил, продолжая вылизывать лапу с видом полной невинности.
Разговоры разговорами, а кому-то нужно было убирать это безобразие. И я даже знал, кому именно из нас двоих. Поэтому достал с подоконника стопку старых газет и прочего бумажного мусора: распечатанных квитанций за коммунальные услуги, рекламных проспектов, агиток для голосования за местных депутатов. Не выбрасывал все это, так как планировал делать ремонт, а значит, могло пригодиться. Вытащил оттуда одну из верхних бумажек, собираясь подстелить под мокрые лепестки.
И надо же было такому случиться, что вытащил я написанный Серегиным корявым лекарским почерком список фамилий.
Сперва даже не понял, что это за документ. Пригляделся, вчитался в размашистые закорючки и мысленно сказал Валере спасибо, почти простив ему растерзанный букет. Потому что это оказался список кредиторов — перечень всех, кому Серега задолжал и за что.
Вчитался подробнее и прокомментировал кратким емким словом, которое Роскомнадзор не рекомендует к использованию.
Стало понятно, почему Серегу в этом доме так не любят. Назанимал и в кусты. Никто такого не любит. И ведь не откажешься, не скажешь «это не я брал». Эти руки брали, этот рот обещал вернуть. А долги… Долги — это святое. Меня отец еще в детстве научил: занял — верни, даже если потом самому на хлеб не хватит. Иначе какой ты мужик? Так, недоразумение на двух ногах.
