— Степка, ты когда свои стихи учить будешь? — спросил я.

— Я сейчас занят, — нетерпеливо сказал Степка и дернул за ниточку так, что бумажка подпрыгнула высоко вверх, а Валера, который как раз прыгнул на нее, пролетел мимо и возмущенно мяукнул, обнаружив, что ничего не поймал. — Отрабатываю свой обед, сам же видишь!

— Ты его уже отработал, — сказал я. — Так что давай садись учить уроки, а? А потом, если останется время, еще поиграешь с Валерой.

— Мы не закончили, — бросил мне Степка категорическим голосом.

Мальчик опять дернул за бумажку, но Валера уже раскусил его манипуляции и, вместо того чтобы прыгать, проследил, куда Степка дернет бумажку, и прыгнул как раз на нужное место. Но тот в последний миг как-то исхитрился опять рвануть ее в сторону, и Валера не попал. Комнату огласил возмущенный кошачий вопль. Валера явно психанул, и нужно было спасать ситуацию.

Но ничего сделать я не успел, потому что раздался звонок входной двери. Я пошел открывать и обнаружил изрядно растерянную и взволнованную Танюху.

— Серега! — крикнула она, заламывая руки. — Ты представляешь, мой ребенок пропал! Господи, где же его черти носят⁈ Я ему звоню, звоню, а он не отвечает! Что делать? Милицию вызывать или типа морги обзванивать?

Руки у нее тряслись. Она вся была красная, потная.

— Я уже все дворы обежала. Не знаю, че делать… — Тут она запнулась, увидев за порогом Степкины ботинки.

— Проходи, — сказал я.

Потому что дальше скрывать от матери местоположение ребенка было аморально. А, кроме того, уже и неактуально.

За моей спиной, в комнате, где до этого носились два безобразия в виде Степана и Валеры, вдруг наступила абсолютная тишина. Когда мы с Танюхой вошли, там никого не было.

— А где это он? — удивленно спросила Танюха, оглядываясь по сторонам.

— Да был здесь, — сказал я. — Только что.

Заглянули под стол, но и там никого не оказалось. В лежанке сидел Валера, который вылизывал лапку и делал вид, что вообще ни при чем.

Ну, под диван мальчик явно залезть не мог, под кровать — тем более: там тоже все пространство забито всякой рухлядью и коробками.

— Может, в шкафу? — неуверенно сказала Танюха.

Не дожидаясь моего ответа, она открыла шкаф, но и там Степана не обнаружила.

Странно, только что тут был, бегал с Валерой, вот и на полу игрушка валяется. Куда он делся, не понимаю…

— Если бы не увидела его куртку и ботинки у тебя в прихожке, в жизни бы не поверила, что он здесь, — сказала Танюха, у которой мысли крутились в том же направлении. — Тут у тебя и спрятаться негде.

И тут же она метнулась в угол, торжествующе сунула куда-то руку и за ухо вытащила Степана. Оказалось, у меня между шкафом и стенкой была узкая щель, где стояло всякое барахло. И Степан как-то умудрился туда втиснуться.

— Ай! — заверещал пацан возмущенно.

— Ты откуда такой фингал взял, гад такой? Опять подрался⁈ Ты, двоечник, давай дневник покажи! — заверещала Татьяна.

В лежанке несчастному Степану вторил Валера, который прекратил умываться и, вероятно, слишком близко к сердцу воспринял тот факт, что его соратника по играм так несправедливо тянут за ухо.

Вышеупомянутое ухо прямо на глазах активно наливалось краснотой. Делать замечание Татьяне при ребенке было непедагогично, чтобы не ронять материнский авторитет, но и смотреть на то, как она издевается над парнем, было выше моих сил.

— Татьяна, Степан сейчас пусть соберет свои вещи, а мы с тобой давай чайку попьем и перекинемся парой слов, — решил разрулить ситуацию миролюбивый я.

Она бросила таскать за ухо хнычущего Степана и раздраженно отправилась за мной на кухню. Я сделал чай и разлил по чашкам.

— Вот скажи мне, Танюх, как толстая толстому, — начал я издалека, — ты сегодня взвешивалась?

— Да, а че? — напряглась она.

— Ты когда взвешивалась, какая у тебя динамика была?

— Чего?

— Сколько сейчас ты весишь и как изменился твой вес со вчерашнего дня.

— А… — фыркнула Татьяна. — Теперь понятно, а то «динамика», «хренамика» какая-то…

Она помрачнела, посмотрела на стенку, потом на свои ногти, потом начала пить чай.

— Татьяна? — Я поднял бровь.

Она шмыгнула носом и возмущенно воскликнула:

— Это ерунда какая-то! Я сегодня утром, после нашей пробежки, взвесилась, и там девяносто три и восемь! Вчера же девяносто два и шесть было, помнишь? Кило двести за сутки набрала, прикинь! Это как вообще⁈

— Спокойно, это нормально, — сказал я, пододвигая ей чашку. — Вес в течение дня и даже недели может колебаться на полтора-два килограмма, и это не жир. Смотри: вчера ты взвешивалась после пробежки, обезвоженная, с пустым желудком.

— Ну так и сегодня так же!

— Значит, с вечера ты поела чего-то соленого, выпила воды на ночь, и организм задержал жидкость.

— Соленых огурчиков поела, да, — дерзко ответила она. — Там нет калорий, сам же говорил!

— Калорий нет, но есть соль. А соль связывает воду, ведь каждый грамм натрия удерживает примерно двести миллилитров. Плюс гликоген в мышцах тоже тянет на себя воду. Это не откат, не жир, повторяю, обычная физиология.

— Точно? — с надеждой спросила Танюха.

— Точно. Через пару дней все выровняется, если не будешь срываться. Ты же не срывалась?

Татьяна отвела глаза и нервно схватила кусочек сыра с тарелки.

— Ну, может, немножко… Там печеньки были, на работе угощали…

— Вот тебе и ответ, — вздохнул я. — Но это не катастрофа. Главное, не превращать разовый срыв в систему. Поняла?

— Поняла, — понуро кивнула Татьяна.

Я еще раз разлил чай и строго посмотрел на нее.

— Татьяна, а зачем ты со Степаном себя так ведешь?

— Как?

— Так, что он тебя боится?

— Нажаловался уже поди стервец! — Она грохнула кулаком по столу. — Ну я ему!

— Стой-стой, куда? — Я покачал головой. — Степка твой ничего не говорил, да это и не нужно. Все и так видно. Лупишь его небось, орешь.

— Ну, даю по жопе, чтоб…

— Да дослушай уже. Не кричи. Во-первых, ты роняешь свой авторитет — это раз, а если еще при мне, то есть прилюдно, наорешь, он вообще замкнется в себе. Во-вторых, ты же его уже до такой степени зашугала, что он боится тебе рассказать о своих проблемах. Потому что, как только у него появились трудности, первое, что он сделал — пришел к соседу посидеть и спрятаться от матери. Ты понимаешь это?

Татьяна вытаращилась на меня, затем не глядя нервно схватила еще кусочек сыра и принялась жевать.

— И не к тебе он пошел, не к своей родной матери, а к совершенно чужому человеку. А ведь это неправильно. Ты должна быть у него первым другом, главным человеком в жизни! — продолжал нагнетать я. — А еще представь такой вариант: он сейчас подрастет, а ведь он у тебя красивый будет…

Татьяна польщенно потупилась и пробормотала:

— Как и его пропавший без вести отец.

Я усмехнулся:

— И такого парня с руками-ногами быстренько отхватят и женят.

У Татьяны перекосило лицо, и она тяжко вздохнула — видимо, об этом думала не раз.

— И ты представь, Таня, если у тебя с ним не будет никакого внутреннего единения, он его найдет со своей женой. А вот ты пойдешь даже не на второй и не на третий план. Понимаешь ты это?

— Понимаю, — вздохнула Татьяна и посмотрела на меня умоляющим взглядом. — Что же мне делать?

— Как что? Менять свое отношение, уровень доверия и взаимодействия. Ребенок должен знать, что может прийти к тебе с любой проблемой и не получить за это по голове. Даже если он накосячил, даже если принес двойку или подрался. Сначала выслушай, потом разберись в ситуации, а уже потом, если надо, объясни, что он сделал не так. Но без воплей и без таскания за уши. Иначе он просто перестанет тебе что-либо рассказывать, и ты узнаешь о его проблемах последней, когда уже поздно будет что-то исправлять. А вообще, займись наконец парнем!

— Так я же деньги зарабатываю, — вздохнула Татьяна. — Постоянно занята. Ну правда, у нас же график такой, что там одних больше продвигают, и им дают больше заработка. А у меня уже что остается. Вот я и так рада, даже этим крошкам. И набираю все, что дают. Потому что мы убираем в домах богатых людей, там и чаевые часто хорошие бывают. А одна женщина мне вообще такие красивые ботинки отдала! Вот и пашу как лошадь…