— А если уж с такой стороны подходить, то ты, друг мой, безусловно, прав. Тот же Морозов может поднатаскать кого-то из своих и подтянуть до нужного уровня, едва ли не на пальцах рассказывая секреты собственного могущества.

— Неужто Морозов выжил? — удивился я.

— О, ты не поверишь, там от него едва ли не скелет остался, но выжил. Это уже как тебя обнаружили, остальных тоже вывезли и в больнице уже перепроверяли по очереди лекари и некроманты.

— И сколько в итоге выживших оказалось? — уточнил я.

— Из двадцати двух семнадцать.

— Да ладно⁈ А почему из двадцати двух? Их же, кажется, больше было…

— Чего не знаю, того не знаю, не смогу подсказать. Двадцать два тела — живых и мёртвых. Ты двадцать третьим был.

Я задумался, вспоминая Эсрай, но задавать вопросы напрямую не стал. А ещё появился животрепещущий вопрос, а куда делось тело пустотника? Голову я ему отгрыз вполне реальную. Но и этот вопрос я придержал при себе. Мне бы с кем-то из оборотней пообщаться, меня нашедших, но вслух сказал совсем иное:

— Мне бы вас поблагодарить за оборотней, направленных на мои поиски. Так бы я там и пал смертью храбрых рядышком с архимагами.

— Да уж, видок у тебя ещё тот был, когда тебя вытащили, — признал принц.

По глазам я видел, что он хотел бы расспросить, что там произошло, но сдерживал себя. Поэтому я задал вопрос, возвращаясь к первоначальной теме разговора.

— Ваше Императорское Высочество, что за третья дрянная новость, о которой вы говорили?

— А вот, ты знаешь, до момента, пока я не прибыл в больницу, она была хорошей, а когда я встретил княжну Эльзу, и она поведала мне о твоём диагнозе, новость резко переквалифицировалась в плохую.

— Ваше высочество, не томите, а уж очень интересно, что это за новость-перевёртыш такой.

— Я, честно говоря, надеялся, что ты взял порог архимага…

— Это как? — удивился я.

— Не знаю как, в шоковом состоянии, может, перенапрягся или ещё что… — принц пытливо вглядывался мне чуть ли не в душу, надеясь, что я как волшебник вдруг выужу ему ранг архимага из шляпы вместо кролика.

— А с чего такие выводы-то произошли? — я был искренне удивлён.

— Да с того, что с полигона звонили: три купола погасло. А один старый, древний, растрескавшийся круг, к которому уже сотни, а то и тысячу лет никто не прикасался, вдруг вспух новым куполом с чистым сиянием. Я вот надеялся, что это ты.

— Увы и ах, Ваше Императорское Высочество, увы и ах, — честно ответил я принцу. — Сами видите моё состояние.

— Вижу, и оттого хорошая новость превратилась не в очень хорошую, а в откровенно дрянную.

Наш разговор с принцем бесцеремонно прервали. Отворилась дверь в больничную палату и с громким стуком ударилась о стену; при этом мы с Андреем Алексеевичем отреагировали с аристократической невозмутимостью, лишь приподняв в удивлении брови.

В палату вошёл некто высокий, худой и излишне длинноухий. Я, признаться, к своему стыду даже пол его угадать не смог. Женственный мужик или мужественная барышня? Похер. А вот насыщенность его ауры уже сбрасывать со счетов не стоило. Там в магическом зрении мага за аурой видно не было, такая она была плотная.

Судя по тому, что лицо его мне было не знакомо, а за ним следом семенила пара медиков его императорского высочества с подобострастными выражениями лиц, это и был один из иностранных лекарей-архимагов, прибывших по мою душу не то с желанием добить, не то с желанием проследить, что я сам скоро сдохну.

На лице у архимага царило настолько брезгливое выражение, будто бы он зашёл не в одну из столичных императорских лечебниц, а в неубранный хлев к скотине, где навоз прилип к кончикам его бархатных туфель с серебряной вышивкой. Он действительно был в туфлях на платформе с серебряной вышивкой. Выглядело это, честно говоря, совершенно по-женски, как и общий его внешний вид: длиннющие косы, спускавшиеся чуть ли не до пола, а то и совсем чуть-чуть не подметавшие пол в лечебнице, и не то кафтан, не то кимоно, не то халат. Больше всего его верхнее платье была похоже на русский деревенский сарафан; кокошник ещё напялить — и красна девица получится.

Видимо, мои мысли были столь красноречивы при обмене взглядами с ним, что выражение его лица всё-таки изменилось: в нём считалось злое желание меня добить на месте. А мне-то что? Послушать сестру, так я уже одной ногой покойник, да и, судя по странным обстоятельствам осознания себя в этом мире, умирать мне уже приходилось. И что? Теперь прикажете лебезить перед каким-то архимагом, который должен соизволить подтвердить мою невиновность? Невиновность в чём?

Этот новоявленный и считающий себя явно чуть ли божком архимаг проблеял что-то на незнакомом языке — певучем, не спорю, но хрен понятном. А затем из-за его спины появился юноша-толмач, поклонился по очереди сперва Его Императорскому высочеству, а после мне, повернулся к медикам и перевёл блеянье архимага:

— Его магическое высочество Эльтрундаил просит покинуть всех палату, пока он произведёт осмотр.

Мы с принцем переглянулись.

— По-моему, этот Трандулет меня добить хочет, — хмыкнул я.

— Мне тоже так кажется, — согласился принц и ответил переводчику: — Передайте архимагу с Британских островов, что покуда я являюсь наследником престола Российского государства, ни один иностранец не сможет выдворить меня из любой пяди российской земли.

Сказано это было с такой улыбочкой, от которой невольно и у меня поселилась улыбка на все тридцать два. Уж не знаю, что перевёл ему толмач, но Трандуил или Трындуил… Будет Трындец! Так вот Трындец смерил недовольным взглядом принца и подошёл ко мне.

Я наблюдал, как архимаг творит некие пассы руками, и из-под его пальцев создаётся тончайшая серебристая паутинка плетения. Словно паук-ткач, он создавал кружево, которым полностью укрыл меня с ног до головы, словно покрывалом или саваном погребальным. Каждая паутинка звенела от напряжения и сдерживаемой силы. Длинноухий британский Трындец закрыл глаза и сосредоточенно шевелил пальцами, будто бы играя на клавишном инструменте.

Я же почувствовал, что мне резко стало не до него: где-то в груди, у самого сердца, мне воткнули раскалённый штырь и провернули. Будто бы я сам себя наградил пустотной иглой, разворотившей мне все внутренности. Пустота в груди ширилась, поглощая и без того пустой источник и заполняя всего меня. В глазах выцветали краски, а белые стены больничной палаты сливались с такого цвета лицом принца.

«Я что, умираю? — едва хватило сил сжать кулаки. — Или это архимаг меня добивает?»

Да только черта с два!

Я лишь вздёрнул вверх подбородок, взирая на того злым взглядом. Бисеринки пота выступили у меня на лбу и скатывались по вискам. А бритт всё продолжал с закрытыми глазами шевелить пальцами.

В один миг он сложил пальцы в щепотки, собирая с меня всю паутину, и развеял её, сбросив будто что-то омерзительно ужасное. Взглянув на меня с прищуром, но уже без прежней злобы, архимаг обернулся к принцу, сложил руки перед собой лодочкой и чуть склонил голову в уважительном поклоне, а потом с чудовищным акцентом произнёс:

— Мнье очьень жаль. Ми… ошьибаться. Он невьиновьен. Мнье жаль, не мочь спасти.

Только что сквозь бледный туман, заволакивающий сознание, я услышал, как британский архимаг подтвердил мою непричастность к так называемой выкачке двадцати двух источников из высшей касты архимагов, но только мне, откровенно говоря, на всё это было глубоко плевать. Кажется, я умирал.

Даже если тело моё пыталось умереть, мозг и сознание были с этим категорически не согласны. И вот почему. Я понимал, что уничтожение моих каналов и средоточия магии убивало меня, но при той же ситуации бабушка всё же осталась жива без собственного средоточия, как и ещё семнадцать потерявших силу архимагов. Так какого черта или демона я должен был подыхать? Нет, я не согласен. Ну, сожрёт он и без того пустое средоточие. Пусть попробует пустота сожрать то, чего и так нет. Перебесится, обломится, и я буду дальше жить.