Мы с Юмэ побежали по коридорам, а после я открыл проход за счёт восстановленного резерва сперва во двор японского посольства, а после — и наружу, где нас уже ждал крылогрив.

Оседлав его, мы вместе рванули обратно в особняк. И, если честно, я плохо представлял, каким образом можно было вырвать Юмэ из лап старого извращенца. Ведь, как он и говорил, она — кровь от крови его и, видимо, ещё и плоть от плоти.

Для того чтобы разобраться с этой коллизией, мне нужна была помощь бабушки.

Я надеялся, что бабушка придумает какой-нибудь быстрый, удобоваримый вариант по изъятию Юмэ из лап старого извращенца, но меня ждало некоторое разочарование. Стоило нам переступить порог кабинета Елизаветы Ольгердовны и вкратце рассказать всю ситуацию, как та ни разу не порадовала нас новостями.

— Во-первых, хорошо, что сразу ко мне пришли. Я вас прикрою. Во-вторых, поскольку Юмэ по всем документам является членом клана Кагэро, ещё и внучкой, изъять её из рода ты не сможешь, даже если она сама изъявит на то желание. Либо ей придётся выплатить такие отступные, которые ни она, ни мы не потянем. В-третьих, даже если я объявлю о том, о чём вы сейчас мне заявили, и мы подадим прошение о выходе из рода и переходе в наш род, это может не помочь. По той простой причине, что подобные отношения, естественно, не приветствуются ни в одной стране — уж больно они близкородственные. Однако же у японцев слегка помешались на выведении чистокровных магов, поэтому я отчасти не удивлена подобному поведению Кагэро. Насколько я знаю, есть несколько кланов, где практикуются браки между дядями и племянницами. А несколько императоров имели подобное родство со своими жёнами, как у Кагэро с Юмэ. Но для того, чтобы избежать скандала, они назвали это «волей неба» и «необходимостью сохранения чистоты крови». Поэтому я не удивлюсь, если Кагэро использует ту же формулировку — и ему как одному из архимагов всё сойдёт с рук.

Юмэ при этом сидела, вжав голову в плечи. Она ничего не говорила и боялась поднять глаза на бабушку.

— Дитя, с тобой всё в порядке? — обратилась Елизавета Ольгердовна к иллюзионистке.

Та лишь несмело кивнула.

— Бабушка, неужто совсем нет никаких вариантов? — не желал я смиряться с подобным положением вещей.

Княгиня невесело хмыкнула:

— Есть, вообще-то, но, боюсь, ни тебе, ни Юмэ такой вариант особо не понравится.

— Какой? — задал я вопрос, и мы с Юмэ разом устремили взгляды на княгиню.

— Ты можешь взять Юмэ в жёны.

На сей раз мы даже опешили от такого предположения.

— Для Юмэ это будет означать окончание службы в храме, поскольку, если мне не изменяет память, мико должны быть невинны для службы. А для тебя это будет означать распрощаться со свободой. Что-то мне подсказывает, что ты пока не готов к подобному шагу.

Для нас с Юмэ действительно это был неприемлемый вариант. Жениться в восемнадцать лет только ради того, чтобы спасти кицунэ от притязаний её старого похотливого деда? Я, конечно, благороден, но не настолько, чтобы полностью укладывать свою жизнь на алтарь этого самого благородства. Однако же определённые понятия чести у меня имелись, потому я предложил альтернативный вариант:

— Можно ли добиться того же эффекта, но заключив пока соглашение о помолвке? — предположил я. — Оно накладывает определённые обязательства, однако же может иметь несколько отложенный срок, в том числе и в дальнейшем может быть разорвано. Почему нет? Мы уже возьмём на себя ответственность за мою невесту, но в то же время уже вырвем её из лап Кагэро. Служению в храме это никак не помешает.

— Вариант хороший, если бы не одно «но», — возразила Елизавета Ольгердовна. — Я сейчас собираюсь отправиться в японское посольство на встречу с архимагом Кагэро и убедить его, что Юмэ у него из-под носа украл… сам знаешь кто, использовав тот самый приём, о котором ты рассказал. Так что давайте-ка мы пока поступим следующим образом: вы спускаетесь в лабораторию — поскольку она экранирует самые разные виды магии, в том числе и магию Юмэ, — а я отправлюсь на встречу с её дедом. После будем решать, что делать дальше по результатам.

Оставлять Юмэ одну в лаборатории бабушки я не планировал, поэтому решил потратить время с пользой. Я собирался сделать для Елизаветы Ольгердовны защитную химеру, как и для Эльзы, но только за основу должны были взяться пауки. Пусть времени было и мало, но некоторые мысли на эту тему у меня имелись.

По поводу ядовитости достаточно было всего лишь взять подходящий вид пауков — они и так имели всё необходимое. Остальные «участники» эксперимента уже были известны ранее: каменные горгульи и клещи. Для бабушки удалось сделать экземпляры даже легче, чем для Эльзы. Ядовитых пауков мне Константин Платонович отыскал ещё в тот же день, когда я попросил его об этом. Клещи и горгулья у меня оставались. Нужно было только объединить всё это.

По итогу, спустя пару часов у меня имелось два паучка, которые смогли бы защищать бабушку в случае необходимости. Однако же, подумав, я добавил ещё одну паучью способность. И способность эту сделал несколько необычной: существовал такой вид пауков — кареострисы, с весьма и весьма прочным хитином и одной из плотнейших паутинных нитей, которая в процессе застывания могла быть похожа на тот же кевлар и практически могла резать что угодно не хуже ножа. Именно подобную способность я постарался привить бабушкиным защитным химерам. Я надеялся, что они смогут при необходимости ей помочь даже таким образом — мало ли: сплетут лестницу или же перережут кому-нибудь горло. Использовать их можно было по-разному.

Юмэ лишь молча наблюдала за моими действиями, не задавая лишних вопросов, а просто усевшись на одну из кушеток в стороне. Обняв руками поджатые к груди колени, она о чём-то крепко задумалась — при этом веки её были прикрыты, голова уложена подбородком на колени. Более закрытой позы придумать было сложно. Уж не знаю, как должна была себя чувствовать жертва насилия, однако же, судя по всему, поведение деда несколько подкосило иллюзионистку. О чём говорил весь её вид…

Лекарь из меня был так себе, однако же и оставлять её в таком состоянии явно не стоило. А потому я сходил на кухню и взял клюквенной наливочки, предложенной мне накануне Алевтиной. Заодно я, конечно, прихватил и кое-каких нарезок, но предполагал, что наша еда несколько непривычна для азиатов. Здесь уж выбирать особо не приходилось. Исходя из имеющихся запасов, я постарался выбрать рыбу всевозможную — солёную да прокопчённую, чтобы хоть как-то напомнить Юме о доме, о чём-то из привычной пищи. Разливая наливку, я в качестве тары для распития выбрал не рюмашечки, а кое-что побольше. Кажется, девушке требовалось как минимум забыться.

А потому, выставив всё это на подносе, я осторожно позвал Юмэ, опасаясь прикасаться к ней после всего произошедшего:

— Дорогая кицунэ, не хотите ли пообедать в компании собственного ученика?

Обратился я к Юмэ, после чего та приоткрыла глаза и посмотрела на меня с лёгким непониманием. Оценив натюрморт с двумя стаканами, штофом наливки и рыбой, она скривила свой носик:

— Фу… рыба совершенно не подходит для наливки.

— Ну уж извини, пытался подобрать для тебя хоть сколько-то привычную пищу, — хмыкнул я, радуясь, что она хотя бы заговорила.

— У вас, мужчины, всегда так: хотите как лучше, а получается как всегда, — улыбнулась Юмэ, но улыбка получилась несколько грустной.

— Что есть, то есть, — согласился я, не решаясь перечить.

— Только ты не учёл, что после сегодняшних событий… Меньше всего я хочу вспоминать о доме и обо всём, что с этим связано, — криво улыбнулась иллюзионистка. — А вот наливка… наливка да-а-а! Наливка как нельзя кстати, — с каким-то обречённым видом подытожила Юмэ и залпом выпила практически стакан разом.

Я, конечно, подозревал откуда-то, что азиаты достаточно плохо переносят алкоголь в сравнении с русскими. Но я не предполагал, что одного стакана хватит для того, чтобы Юмэ практически отключилась. Однако же… Даже не знаю, можно ли считать сеанс подобной психотерапии успешным. Как ни крути, я уложил девушку на кушетку и укрыл собственным пиджаком — пусть отдохнёт хотя бы так.