Марина. Дочь. Моя боль и источник тревоги.

Вечером звонит Егор, и мы долго разговариваем. Он спрашивает, как прошёл мой день. Я молчу о своих злоключениях, говорю, что всё нормально. Спрашиваю Егора о делах.

Баринов сам заводит речь о Столетове:

- Видел сегодня твоего бывшего. Как-то он неважно выглядит: похудел, осунулся. Спросил, не болеет ли. Сказал, что здоров.

- А Марина? Он ничего про неё не говорил?

- Нет, Лер, мы только работу обсуждали. Она так и не берёт трубку?

Егор поддерживает меня, как может. Я креплюсь, чтобы не орошать подушку слезами каждую ночь.

Наша семейная жизнь как-то не клеится из-за моей постоянной тревоги, напряжения, горьких улыбок, непреодолимой тоски.

Баринов терпелив. Я бы давно уже плюнула на его месте и отправила жену назад. Вот зачем ему такая унылая женщина рядом?

А вот Максиму всё нравится. Он подружился с охранниками, познакомился со своим ровесником из соседнего дома, и они теперь не разлей вода. То у одного зависают за компом, то у другого.

Никита – настоящий компьютерный гений, хоть и «ботан», как считает Макс. Вместе им интересно. «Никичь» учит Максам азам программирования.

Анна Тимофеевна без конца потчует моего сына пирожками, а Люся часто заправляет кровать и прибирает бардак в комнате, хотя я требую, чтобы Максим делал это сам.

Избалуют они мне парня…

После разговора с Егором, не надеясь на ответ, набираю Марину.

Трубку неожиданно поднимают:

- Доча, привет! Как ты там?

Я даже встаю с кресла, в котором сидела. Мне так хочется услышать родной голос.

- Здравствуй, мама. Нормально.

Односложные, отрывистые фразы. Равнодушный, бесцветный голос.

- Как тебе новая школа? Подружилась уже с кем-то из класса?

У меня ощущение, что я двигаюсь на ощупь по тонкому льду. Один неверный шаг, и провалюсь в полынью, из которой не смогу выбраться.

- Школа как школа. В классе одни дебилы, и классная – тупая овца, - зло выплёвывает дочь. Хорошо, что её прорвало на эмоции.

- Всё так плохо? Давай я приеду за тобой? - предлагаю быстро, пока она не бросила трубку.

- Нет. Переживу как-нибудь, - отвечает Марина.

А я между строк читаю: «Это ты во всём виновата! Я тут страдаю из-за тебя!»

- Марин, если тебе там не нравится, не надо терпеть. Вернёшься опять в свой класс, Максим будет рядом, - спокойно уговариваю бунтарку.

- В Москве мне не понравится ещё больше! И про этого предателя ничего не говори, слышать о нём не желаю! - почти кричит мой ребёнок.

Она не звонит и не пишет брату, и он тоже переживает из-за этого. Мы с Максом чувствуем себя какими-то отступниками, предавшими Марину и её веру в нас.

Ладно, что толку рвать на себе волосы. Она сама решила уехать. Если не соглашается вернуться, значит, ей там ещё недостаточно плохо.

Надо потерпеть, дать ей время.

Взяла трубку – это уже шаг к сближению. Мне просто надо быть спокойной и терпеливой…

- Ладно, доченька, ты хоть иногда пиши или звони. Максим тоже за тебя переживает.

- Пока, мам, - быстро прощается Марина, в трубке раздаются короткие гудки, и я облегчённо выдыхаю.

Похоже, что во время разговора не дышала вовсе. Ловила каждое её слово, интонацию, впитывала боль и баюкала своё чувство вины.

Да, я всё ещё чувствую себя виноватой в случившемся.

Скорее бы приехал Егор. Он умеет меня успокоить, расставить всё по полочкам, объяснить, почему я не права…

Кажется, мне не хватает мужа. Я уже скучаю по нему и жду возвращения.

Сильных рук, горячих поцелуев, страсти и нежности, которыми он напитываем меня каждую ночь…

Егора нет ещё два дня. Я вся на нервах. Марина опять сбрасывает мои звонки и на смс не отвечает.

Вот как быть с этой упрямицей? Стоит ли давить на её совесть?

Баринов прилетает в пятницу, и я немного успокаиваюсь. Егор замечает, что прихрамываю, и спрашивает тревожно:

- Что с ногой? Упала? Оступилась?

- Да, подвернула ногу, - опять вру мужу, лишь бы не затевать разборки с его гадюшником. У меня на всё это просто нет сил.

Как представлю, что начнётся, расскажи я Баринову про стёкла и машину, так мороз по коже и тошнота: не хо-чу! Не сей-час!

Верну дочь, вот тогда и разверну военные действия. А пока слишком много стресса: замужество, новый дом, избегающая контакта Марина с безответственным отцом у чёрта на куличках…

Надо как-то это всё пережить. Пройти эту чёрную полосу. Взять волю в кулак не рассыпаться на части.

Но жизнь не даёт мне самоустраниться от выяснения отношений с кобрами.

В один из дней перед выплатой премии к Баринову приходит «Доска». Главный бухгалтер бросает на меня уничижительный взгляд и, не спрашивая разрешения, просачивается в кабинет генерального директора.

Чувствую себя пустым местом.

«Лера, даже не думай расстраиваться! Главное – не заразиться спесью и гордыней от этой тощей змеюки».

Общение с шефом занимает у Зориной минут десять. Затем она выходит с победной улыбкой на губах и походкой королевы покидает приёмную.

Муж просит меня зайти.

- Лера, это ты печатала приказ на премию? - спрашивает, не поднимая глаз от документа и хмуря брови.

- Я, а что не так? - предчувствие беды поднимается от слабеющих коленок и сводит спазмом внутренности. Диафрагма каменеет, лёгкие перестают впускать воздух, грудная клетка застывает в неподвижности.

Сердце срывается в галоп, пульс учащается, разгоняя кровь по сосудам. Я невольно краснею, хотя руки остаются холодные.

- Видишь ли, Эльвира Сергеевна утверждает, что цифре напротив твоей фамилии кто-то приписал два лишних нуля. Бухгалтер начислила деньги, но кассир при переводе на карту через банк усомнилась в правильности суммы и забила тревогу.

Егору неловко. Он говорит, а у самого по виску стекает капля пота.

Я понимаю, что ему стыдно, но и оставить без внимания сей инцидент он не может.

Наверняка уже весь офис гудит о том, что жена генерального сама себе премии назначает, пользуясь положением.

- Егор, я ничего не исправляла. Ты сам проставлял суммы напротив фамилий в распечатанном документе и ставил подпись. Я лишь отнесла бумагу в бухгалтерию.

Мой голос дрожит. Тело трясётся как в лихорадке. Щёки горят огнём от стыда за себя и за него.

В подлоге и воровстве меня ещё никто не обвинял.

Одно то, что Баринов может меня подозревать в подобном, напрочь рушит мою веру в этого мужчину.

Как он только подобную мысль допустил?!

Сегодня же соберу вещи и вернусь к себе в квартиру.

- Лера, я не говорю, что это сделала ты. Может, я сам случайно написал такую сумму. Вот, взгляни на бумагу: цвет ручки не отличается и подпись моя.

Он передвигает лист по столу в мою сторону, а я даже смотреть на этот приказ не хочу.

- Егор Борисович, подобрать цвет чернил нетрудно. Вы не думали, что это ваши воздыхательницы пытаются меня подставить? Хотя уже не важно. Мне осточертели подковёрные игры вашего «дружного женского коллектива».

Разворачиваюсь и покидаю кабинет. Баринов меня не останавливает.

Слёзы стоят полупрозрачной завесой, мир расплывается размытым пятном.

Я верила, что судьба подарила мне шанс на новую жизнь. Но теперь понимаю: это не шанс, а ещё одно испытание на прочность.

Урок, показывающий, что нельзя искать опору вовне, надо наращивать железный стержень внутри, чтобы выдерживать жизненные перипетии.

Смахиваю слёзы в попытке вернуть чёткость зрению. Надо успокоиться. Взять себя в руки.

Я дура, что не рассказала Егору про машину, про стёкла в туфлях. Так он бы даже не усомнился, что это очередная подстава.

Но позно пить Борджоми…

Переодеваюсь, беру сумку и выхожу из приёмной.

Три часа до конца рабочего дня? Неважно.

Ни минуты не хочу оставаться в этом серпентарии.

Раньше...

Надо было уволиться раньше...

Но и сейчас ещё не поздно.