Абаю также хотелось поговорить об этом с Павловым. Но найти его оказалось не так-то легко, он в эти дни был постоянно занят с рабочими. Абай встретился с ним, подождав его у самого дома, вечером. Но разговаривали они наедине в доме Кумаша, куда Абай привез Павлова.
Разговор, происходивший в эту ночь, принес немало нового для обоих. И на самом деле - до сих пор в беседах своих они почти не затрагивали тему религии. Когда-то, услышав от Абая: «Я мусульманин, преклоняющийся пред Аллахом», - Павлов деликатно обходил все разговоры на религиозную тему. Сейчас Абай советовался с Павловым, требуя от друга полной откровенности, и сам Павлов ждал от него того же. Павлов хорошо был осведомлен насчет того, как православные миссии действуют во вред мусульманам, казахам и татарам. Хорошо знал, как имперская власть подло и грубо попирает достоинство кочевого народа. Но со стороны тех русских, которых представляет сам Павлов, никаких насильственных, дурных дел не приходится ожидать степному народу, уверял он. Другое дело - отношение собратьев по духу Павлова к мусульманской религии.
- Так же, как и наши попы, ваши имамы сбивают с толку народ. И у вас, и у нас - посмотрите, что они делают. Вот, стоит белая церковь на левобережье, в слободе, недалеко от почты, рядом с пожарной каланчой. Вы знаете, что там находится? Эту церковь называют еще «миссией», и занимают ее высокие церковные чины. Сам архиепископ Акмолинский и Семипалатинский Адриан, имеющий чин, под стать по уровню с генерал-губернаторским, живет в этой миссии. А почему он поселился в бедной казахской слободке? А потому, что вознамерился «крестить казахов и татар», «переманить их с веры мусульманской в веру христианскую, православную». - Так говорил Павлов, и Абай еще немало узнал от него о тайных действиях миссии.
Возле белой церкви имеется школа. Рядом - длинное невзрачное здание сиротского приюта. Туда берут малолетних сирот, оказавшихся в городе без родительской крыши над головой. Нынче там воспитываются около тридцати казахских и татарских детишек, все они крещены.
Павлов рассказал историю одного из этих тридцати сирот. В свою очередь, ему рассказал ее почтовый чиновник Ивашкин.
Как-то поехал этот Ивашкин по почтовым делам в городишко Знаменка, Семейтауской волости, и на обратном пути увидел на безлюдной дороге плачущего мальчика-казаха лет восьмидевяти. Он был оборван, немыт, в неимоверно изношенном одеянии. Остановившись, Ивашкин расспросил мальчика и узнал, что родители его умерли, а родичи выгнали, что сироту зовут Мекеш. Он сказал, размазывая кулаком слезы на лице, что идет в город, который, он слышал, находится в этой стороне, и там можно попрошайничать и не помереть с голоду. Ивашкин привез мальчика в город и сдал в сиротский приют при миссии. Оказывается, мальчик шел от дальней волости Акбота.
Ивашкин далее рассказал, что мальчика крестили и нарекли Михаилом, а фамилию дали новую - Бутин. Итак, Мекеш-Михаил, в обиходе - Мишка, одет был во все русское, и стали его учить говорить по-русски. Он был крещен восьми лет - и крестил его архиепископ Адриан. Крестника своего обещал воспитывать сам. «Теперь ты, чадо, будешь называться православный русский человек», - торжественно возвестил он после крещения.
- Мне как-то приходилось видеть его, - говорил Павлов. -Мальчишка очень хваткий, сообразительный. Приятный такой ребенок, с черными, как смоль, глазенками, курносенький. По-русски говорит сносно, хотя и не много знает слов. Старается говорить только по-русски. Ругает казахов. Кто-то научил его материть казахских мулл! - это особенно подчеркнул Павлов. -Кто бы это мог? Так что, дорогой мой, для сироты и русский поп плох, и казахский мулла не лучше! Они только и думают, чтобы посеять вражду к инаковерующему, сделать людей разной веры врагами!.. Что ты поделаешь? Однако посмотрите, что я принес для вас, - и Павлов передал Абаю газету. Это была революционная газета, и распространялась она тайно среди рабочего люда. - Вам будет что почитать!
Газета была датирована 1 декабря 1900 года. Павлов прочитал Абаю вслух одну статью из нее.
- Вот видите, как честные люди из русского общества, сознательные рабочие обвиняют царя и русскую церковь в том, что они натравливают народы друг на друга. А если задуматься, - что можно сказать про ваши обстоятельства? И разве не такие люди, как вы или Сеит, стоят на стороне обездоленных? Муллам, и татарским, и казахским, всем этим баям, волостным, хаджам нет дела до народа и его будущего!
Продолжая разговор, начатый Павловым, Абай поведал о предательских, постыдных, темных делах немалого числа поборников ислама. Их тайные мысли и устремления были направлены к тому, чтобы когда-нибудь привести своих мусульман к массовому поклонению Стамбулу, подчиниться духовной власти Шайхул-ислама, склонить к этому всех здешних имамов.
По этим вопросам и Павлов оказался осведомлен немало. Он рассказал Абаю много интересного о современной Турции. Примеров средневековой отсталости этого оплота нынешнего ислама было приведено достаточно. С иронической усмешкой сообщил, что по официальным сведениям у султана Абдулха-мита в гареме содержится тысяча наложниц...
Первая же беседа на эту тему выявила полное совпадение взглядов двух друзей, их мысли слились в едином русле. Поворачивать мусульманский мир казахов в сторону султанского Стамбула - нельзя. Они договорились и впредь держать совет друг с другом по этому вопросу. Павлов взялся донести до казахских и татарских рабочих Семипалатинска совет Абая - хорошенько подумать над тем, подписывать или не подписывать приговоры, составленные сторонниками Шайхул-ислама и призывающие к избранию верховного муфтия российских мусульман.
Абай же назавтра отправится в город, чтобы встречаться и говорить с простыми людьми. Вместе с этим, он вступит в открытую схватку с городскими хазретами, имамами.
Через три дня народ уже сам повалил к Абаю. В дом Кума-ша приходили со всех концов города. Среди них были люди, пользующиеся большим уважением, почитаемые в народе, -их Абай удерживал возле себя подольше. Говорил он со всеми коротко, но всегда ясно и убедительно. К нему приходили два представителя от головного и среднего жатаков. Это были лодочник Сеил и Бектогай Ботанаев, человек, давно известный Абаю, казах из Актобы, которого люди радушно привечали. Выходец из малочисленного рода Кипчак, он был, однако, вхож во многие сильные роды. Бектогай был небогатым человеком, но всюду пользовался уважением за свой ум и красноречие.
На любых торжествах или в невзгодах люди из жатаков шли за советом или помощью к Сеилу или к Бектогаю. После встречи с Павловым обоих пригласил к себе Абай, его русский друг тоже знал их очень хорошо. Им, как и другим ходокам, Абай внушал ясные, убедительные понятия, которые затем они разносили по всей округе:
- От кого бы ни исходило повеление, не составляйте сами и не подписывайте приговоры, ратующие за то, чтобы казахи шли под муфтия. Мы не хотим муфтия! Казахи никогда не были фанатичным народом, мы не воспитаны в покорном, богобоязненном духе! Нам хватает нашей природной сообразительности и рассудительности, мы всегда можем отличить черное от белого. У нас собственный путь, свои законы, обычаи и традиции. Нам незачем порывать со всем этим, стремясь зажить по-новому, согласно одним лишь законам шариата. Любой народ могут просветить только знания и искусства, а шариату не по пути с ними. Нам нужно стремиться к примеру просвещенных стран, а не обращаться к рутине шариата, идти под власть муфтия. Что это даст нам? Что значит - «объединиться в вере»? В целом наш народ не воспринимает этого. Нам такое не по душе. Это не та дорога, которая ведет к знаниям и искусству, наоборот - отдаляет от них. И в верховном муфтии мы не нуждаемся, вполне хватит нам своих доморощенных мулл!
Бектогай, способный привлекать внимание людей своим красноречием, - понял всю значительность идей и понятий Абая, внимательно выслушав его. Поздно вечером он еще раз пришел к Абаю, чтобы уже наедине поговорить с ним. Человек любознательный, стремившийся узнать еще больше, чем услышал, обладавший острым духовным зрением, чутьем и слухом, Бектогай ощутил великую значимость того, что услышал от Абая. Когда он пришел к акыну, то застал у него Павлова. Абай усадил рядом Бектогая и, время от времени прерывая разговор с Павловым, с кем беседовал на русском языке, что-то записывал на больших листах бумаги, - таким образом и заполнил страниц пять-шесть.
