- Его слова - истинная правда...

- Да пошлет Кудай ему удачи!..

Все эти высказывания, доносящиеся из толпы, мучительным эхом отзывались в голове каждого из вероучителей - слепого кари и муэдзина Самурата, халфе Шарифжана и остальных. Едва Сармолла сошел с минбера, как двое мулл решительно взяли его под локти и подвели к хазрету. Заметив такое дело, прихожане, уже покидавшие двор, задержались, и вокруг Сар-моллы собралось немало людей из числа городских торговцев, несколько человек из степи, а также казахи-горожане.

Были среди них и люди, которые обычно не имели обыкновения хаживать в мечеть, однако на сегодняшний пятничный намаз они пришли с большим интересом. Уже пополудни до всех горожан, караванов, прибывших со степи, завсегдатаев базара дошла прелюбопытная весть о том, что вчера ночью возле мечети бодались меж собой муллы.

Эти люди были в основном городские обыватели, базарные торговцы, приезжие аткаминеры - публика, обычно не проводившая много времени в мечетях. Но в различных раздорах и стычках, горячих словесных схватках на пустом месте, в порожнем словоблудии - они были как рыба в воде. Неудивительно, что они бросили всяческие дела, отложили важные поездки, чтобы в свое удовольствие пронаблюдать назревающий скандал. Именно потому не расходились, что пришли в мечеть не по велению души, а за зрелищем, но зрелища как такового и не было: лишь произнесенные с минбера слова... Первые, сказанные имамом в хутпе, лишь угнетали, наводили на безнадежные размышления. Но то, к чему призывал Сармолла, все же порождало какую-то надежду.

Невдалеке от входа в мечеть сидели, поджав ноги, люди степи - двое в тымаках на манер тобыктинцев и еще один с русой бородой. Разговор меж ними шел хоть и вполголоса, но довольно-таки разгоряченный.

- Сейчас послушаем, что скажет Сармолле их главный.

- При народе-то они не злословят, однако наедине друг на друга орут - будь здоров, еще как!

- То-то же, покажут сейчас свое неприкрытое лицо!

- Как я понял, Сармолла заехал местным мулам промеж ног.

- Муэдзин Самурат, слепой кари, коих я знаю, как облупленных, готовы драться с Сармоллой до смерти.

- Наверное! Как же им не горевать, если добыча ускользает из рук?

Тем временем к Сармолле, стоящему напротив хазрета, разом подошли трое - халфе Шарифжан, слепой кари, муэдзин Самурат. Они заговорили с тихим укором, их слова казались вполне приличными, однако сообразительному человеку было ясно, что Сармоллу они сейчас выставляли как закоренелого грешника.

- Сармолла, разве можно так говорить с людьми, столь свободно толковать древние заветы?

- Бедный, необразованный народ и так блуждает в темноте, а ты еще дальше загоняешь его в пучину невежества!

- Неужто жалко прочитать лишний раз молитву хадис аята, посвященную жертвам напасти, молитву, которая звучит в эти дни на устах многих мулл?

Сармолла, казалось, не слышал этих слов, лишь чуть дернул плечом. Под его рыжими усами скрывалась едва заметная улыбка: если он и сердился на мулл, то хорошо это скрывал. Глядя только на хазрета, который также уставился на него снизу вверх, Сармолла повторил лично ему, в сущности, уже раз произнесенные слова:

- То, что я сказал с минбера, это не только мои соображения. Каждый, кто в эти тяжелые дни проникнется людским горем, поймет и одобрит меня. Вот и всем известный Абай-ага придерживается того же самого мнения, а это, согласитесь, личность мудрая, глубоко уважаемая нашим степным и городским народом, теми видными людьми, которые почитают и вас как имама.

Так как Сармолла говорил громко, специально для глуховатого старика, его услышали в толпе. Тут один из аткаминеров, прибывших со степи, вдруг подал свой сердитый голос:

- Ой, молдеке!¹⁷ Что ты все долдонишь Абай да Абай? Где ты видел этого Абая?

Сармолла тотчас повернулся и отыскал глазами того, кто столь грубо к нему обратился. Это был коренастый человек с темной бородой и значительным носом, насупленными бровями, кривой на один глаз. На его голове красовался легкий борик из белой мерлушки. Сармолла заметил, что этот степной казах был не один: позади него, явно пришедшие с ним, стояли люди, хорошо знакомые Сармолле - войлочный заводчик Сейсеке, мясник Касен, владелец лавки Жакып, содержатель шерсто-битки Сарсен. Все эти городские баи, торговцы, перекупщики-алыпсатары были изысканно одеты и, в большинстве своем, жили в собственных деревянных домах с зеленой крышей.

Хазрет также заметил этих людей, называемых в махалле почтенными торговцами, понял, что они сопровождают одноглазого, и посмотрел на него с уважением. Шевеля тонкими губами, мелко тряся густой бородой, хазрет, как всегда, не переставал читать молитвы.

Сармолла же увидел, что одноглазый настоятельно ожидает от него ответа, и сказал, обращаясь к нему:

- Вы спрашиваете меня об Абае, мырза? Наверное, вы полагаете, что я просто так произнес это имя. Что ж, отвечу! Да будет вам известно, я хорошо знаком как с творениями Абая, так и лично с акыном. Многие его произведения, например, те, что написаны в форме слов назиданий казахам, я знаю наизусть. Отношусь к Абаю с большим уважением и считаю его одним из самых великих людей нашего времени.

Услышав такие слова, одноглазый почему-то переменился в лице и быстро, горячо заговорил, обращаясь не только к Сар-молле, но и ко всем присутствующим:

- Вот и мулла попал под дьявольские чары Абая. Не могу смолчать при виде этого несчастного! Да я живу в той самой среде, знаю Абая с пеленок. Спрашивайте о нем, что угодно, все могу рассказать. Этот Абай не кто иной, как возмутитель степного люда. Сбивает народ с пути предков, с пути ислама, а сам поклоняется русским, словно богам. Это самый что ни на есть смутьян и подстрекатель. Вот мы приехали в город, пришли сюда как правоверные мусульмане, стоим в Божьем храме. И что же? Здешний мулла, которому хотелось бы верить, и тот тоже - называет имя Абая! А ведь он даже крестится по-русскому! Хотя бы не оскверняли свой город, байтоллу -святое место, где мы преклоняемся перед Богом. Ты говоришь, молдеке, что даешь умные советы. Но прежде чем приниматься за назидания, не лучше ли тебе просветлить свою голову и прочистить свой рот?

Люди, пришедшие с этим бойким одноглазым стариком, одобрительно засмеялись, им вторили также и кари, муэдзины, стоявшие рядом с Сармоллой. Из толпы послышались возгласы:

- Молодец, Оразеке, аксакал!

- Верно говорит Оразбай. Барекельди!

Сармолла только теперь понял, кто перед ним. Это же кривой Оразбай, известный тем, что всюду, где только можно, порочит и чернит Абая! Такую хитрую тактику он выбрал, по-видимому, для того, чтобы наладить отношения с чиновниками и богачами, которым Абай был как кость в горле. В то же время те, о ком Сармолла был самого лучшего мнения, говорили об Оразбае следующие слова: он враг таких хороших людей, как Абай!

Стало ясно, что Оразбай не только клеветал тут на Абая, но и задел его, Сармоллу, а Сармолла был человеком вспыльчивым, его легко можно было вывести из себя. И если уж начнет словесную схватку, то его никак не остановить, - кто бы перед ним ни был!

- Е, мырза! Да ведь вы и есть тот самый Оразбай! - зловеще проговорил Сармолла, поднимая палец. - Я только что понял! Знаю, наслышан! И о том, чем промышляете, и насколько гнусными делами сколотили достояние. Послушайте-ка, что говорил хазрет Абуль-аль-Магри, великий арабский поэт, о таких, как вы:

По следу льва идут, объедками питаясь, Два хитрых прихвостня: незрячий и хромой -Ворона и стервятник¹⁸.

- Что могут дать людям такие Оразбаи, как вы? - продолжал Сармолла, тыча в сторону обидчика пальцем. - Хотите возвысить свое имя, пороча имя другого? И еще хотите при этом выглядеть достойно?

Сказав так, Сармолла побагровел, его желтая борода затряслась... Люди, стоявшие возле Оразбая, молча отступили от него.