Когда незваные гости расселись, Абай удивленно спросил у Азимбая:

- Куда едете? Что случилось?

Азимбай заговорил, непонятно усмехаясь в бороду.

- Едем разбираться по одному делу. К вам заехали, потому что ага велел оповестить вас.

- О чем? Какое дело?

- Апырай, разве вы не слышали? А ведь уже давно назревает вражда...

- Ладно, говори яснее! - нетерпеливо перебил Абай.

Он почти с отвращением смотрел на племянника, по лицу которого блуждала странная, невнятная, неприятная ухмылка. Глядя исподлобья на Абая, племянник ответил все с той же кривой улыбкой:

- Назревает вражда между родом Уак с Кокена и нашими сорока родами. Неужели не слышали? У них появился некий грамотей и плут по имени Серке, он привез с собой из города не то «жемтемира», не то «земтемира»⁶⁷, и отрезал кусок нашей земли в пользу рода Уак, как раз у Есболата, Тасболата, Кара-мырзы и Дузембета, что в Бугылы. А теперь, волоча свою полосатую деревяшку, появился аж возле Сак-Тогалака. Отмеривает земли вокруг колодцев наших родичей Олжай, что рядом с землями Кокен, собирается их тоже отрезать...

Абаю об этом уже было известно, - кроме того, что касалось колодцев Олжая. Решил уточнить, спросил:

- Какие колодцы, какие земли в Есболате собирается отрезать землемер?

- На Верхнем Жымба, Нижнем Жымба, Караган-Копсакау, также урочище Шолак-еспе до самого Бильде. Далее этот проклятый Серке и уездный земтемир, шагая от Обалы до Тореку-дука, намерены выйти к Шагану, к самому подножью Семейтау. Короче, собираются отрезать почти все тобыктинские пастбища Кокена в пользу Уака. Нападают не на отдельных старшин и их аулы, а на весь Тобыкты, считай.

- Ну, а тобыктинский честной народ что собирается делать? - усмехнувшись, спросил Абай.

- Оразеке возглавил тобыктинцев, народ будет слушать его, - сообщил Азимбай, хорошо зная, что это меньше всего понравится Абаю. - Главный враг - враг всего народа, самый главный спор - земельный спор, говорят. Оразеке обратился к Серке: «Ты скажи этому жемтемиру, чтобы он остановился! Сами будем разбираться между родами!» Три раза посылали своих людей. Но эти уаки отвечают одно: мол, достаточно натерпелись от тобыктинцев. Теперь пусть нас рассудит городской начальник! И после этого Оразбай бросил клич: «Тобыктинцы, на коней! Отомстим этим извозчикам, презренным жатакам, ковыряющим землю, всем голодранцам уакам!» Стал собирать джигитов. Прислал послание и нашему ага: «Пусть приведет коней, пригодных в набег. Пусть вооружит соилами достойных джигитов!» Вот и едем к Оразбаю в его стан. Буду биться с уаками, головы своей не пожалею!

Высказав все это, Азимбай принялся за кумыс, предложенный гостям хозяйкой. Была пора, когда доят только жеребых кобылиц. В небольшой сабе, из которой разлили кумыс для взбалтывания в серебряную чашу, выставленную Айгерим, напитка содержалось немного, но его хватило на всех.

Выслушав Азимбая, Абай коротко высказался, не скрывая усмешки:

- Слова - ветер, рот - ворота... Раскрылись, закрылись... Ну и разболтался ты, наш тобыктинский вояка!

Молча допивая кумыс, Азимбай ничего на это не ответил. Поручение, данное ему отцом, он считал выполненным.

- Теперь, Абай-ага, вы все слышали. Хотелось бы и мне услышать, что скажете сородичам, которые сейчас садятся на коней, что хотите передать Оразбаю?

Абай услышал, как голос племянника в этом месте лицемерно смягчился, стал вкрадчивым. Но он не дождался того, чего хотел: Абай и не думал открывать перед ним подлинных своих мыслей. Он готов был поддержать уаков, а не тобыктин-цев, причем не только в душе, но и конкретными действиями. Придет время, и он все выскажет самому Оразбаю, а не этому «тобыктинскому вояке». И Абай ответил ему в привычном по отношению к племяннику насмешливом тоне:

- Е, зачем Оразбаю вооружаться, садиться на коня и скакать куда-то в поисках врага? У таких, как он, враги всегда очень близко - это они сами. Пусть хватает себя самого за воротник.

Озадачив племянника таким ответом, Абай говорил дальше:

- Насильник сам погибнет от насилия. Набеги с черными шокпарами ушли в прошлое вместе со временем Кунанбая. Неужели Оразбай не почувствовал этого на себе? Если нет, то обязательно почувствует. А вместе с ним и вы тоже. Скачите, бейтесь мордой о камни, будет вам знатная наука!

Азимбай поднялся, подал знак рукой своим людям: уходим! -и, холодно попрощавшись, первым вышел из юрты.

После его ухода Абай обстоятельно поведал Айгерим обо всем происходящем. Распрю с пастбищными угодьями начали не уаки, проживающие в округе Кокен. С незапамятных времен тобыктинцы притесняли уаков. И все те колодцы и пастбища, которые «жемтемир-землемер» отбирал у тобыктинцев и передавал во владение Уаку, на самом деле искони принадлежали людям Кокена. Расторопный малый Серке, грамотный казах, раскопал в архивах губернского управления документы, свидетельствующие о подлинном владении уаками землями этого благодатного округа. Подав толково составленные заявления в управу, Серке добился решения губернских властей о возвращении насильно захваченных земель их настоящим хозяевам -оседлым казахам края Кокен. Это решение было объявлено на чрезвычайном сходе Семипалатинского уезда, состоявшемся в прошлом году в округе Жалпак. Там присутствовал уездный начальник, который лично привез все надлежащие бумаги, свидетельствующие о законном владении людьми Кокена землями, отнятыми у них тобыктинцами.

И тогда же, на этом «чрезвычайном», участники съезда стали свидетелями необычных событий. Вначале все узнали, что некий тобыктинец Таурбек, из рода Мукыр, вдруг однажды налетел на Серке с обвинениями, что тот много задолжал ему, и начал костерить его и материть. Вслед за ним нашелся еще один, кому Серке якобы также задолжал, - известный жалобщик и волостной сутяга Казбек, из рода Олжай.

Но не сумев всем этим запугать Серке, тобыктинцы подкараулили его, когда он шел в казенную юрту к начальству, и напустили на него, словно охотничьего пса, некоего Оспана, сына Аширбая, который мимоходом, будто бы споткнувшись и падая, ударил кулаком по затылку Серке, сбил с него шапку. Все это очень напоминало свару в стае свирепых волкодавов.

Или вражду и шалости маленьких детей, заметила Айгерим, и Абай отметил про себя снисходительность и мягкий юмор, свойственный жене. Но он пояснил ей, что эти «шалости» оказались сущей мелочью по сравнению с тем, на что пошли обозленные тобыктинские воротилы дальше, и рассказал, чем закончился тот чрезвычайный съезд.

Однажды глухой ночью запылала Большая юрта, в которой спал уездный начальник. Едва одетый, ояз успел выскочить из горящего дома, но все казенные бумаги сгорели. На том и завершился съезд, начальство спешно уехало, и земельный вопрос остался нерешенным.

Но через год появился этот «жемтемир-землемер» с полосатой палкой, и это для тобыктинских главарей явилось знаком, что сгоревшие бумаги каким-то образом восстановлены, и надежды людей Кокена продолжают жить. «Тогда и Оразбай решил вернуться к своим диким привычкам, - подумал Абай. - Видно, мне придется вмешаться, на этот раз выступить на стороне противников Тобыкты».

Оразбай прикочевал на просторное урочище Каракудук со всей ордой многочисленных своих аулов. Сам расположился возле колодцев, поставил свои три белые юрты и множество гостевых юрт, растянул между ними длинные веревочные коновязи, к которым были привязаны дойные кобылицы.. Сыновей своих, Хасеина, Касымжана, Елеу, расположил врассыпную вокруг себя, чуть далее от колодцев. И уже за ними, составляя второй круг заслона, по широкой долине расположились многочисленные аулы младших родственников, таких как Даспан.

С самого раннего утра сегодня в стан Оразбая стали прибывать, затем растекаться по окольцевавшим его аулам многочисленные верховые. Было это похоже на прибытие гостей по поводу богатой свадьбы или большой тризны. В стане Оразбая оставались только лишь аксакалы да карасакалы - аткаминеры из разных мест, считавшиеся главами схода. Они с утра шумно заседали во всех трех белых юртах хозяина. Остальной народ, составляющий их челядь и дружину, способную помахать сои-лами, скапливался в окружающих аулах.