Они окружили жилище покойного, сидели у ворот двора, у двери маленького домика, заглядывали даже в загон, где стоял худющий сивый конь Сармоллы. Им непременно хотелось заглушить голоса плачущих женщин, и они намеренно громко повторяли:

- Сармолла - настоящий шахид, душа его уже в раю.

- Не плачьте, бедные создания! Подобная смерть требует особой сдержанности в плачах, спокойствия. Не противьтесь воле Аллаха.

- Только любимый Аллахом раб удостаивается такой чести.

- Нет более почетной смерти, чем эта.

- А вот если будете плакать, стенать и печалиться, то наш герой примет в загробном мире самые страшные мучения.

Порой муллы замолкали ненадолго, но стоило плачущей жене Сармоллы или его дочерям, Бибисаре, Асме, выйти за чем-то из дома, как они поднимались на ноги и то по-книжному, то по-казахски продолжали талдычить свои речи. Прибыл сюда, с самыми благими намерениями, и старый хазрет. Он прошел, стуча своим посохом, в дом и высказал домочадцам свои утешения, не забыв и о некоторых наставлениях.

Так, жаназа надо провести как можно скорее, покойного не нужно обмывать, не следует даже менять его одежду, да и саван, к счастью, не потребуется...

Муллы стремились как можно скорее проводить покойного, для чего не жалели сил, были готовы по-всякому угодить и пособить предстоящим похоронам.

Веская причина столь скорых похорон нашлась в самих законах ислама. Слепой кари первым провозгласил эту истину:

- Сегодня пятница. Покойника следует предать земле именно в пятничный день.

Эти слова подхватили и остальные служители мечети, повторяя их и в доме, и во дворе, и на улице, не переставая твердить:

- По законам ислама надо похоронить быстро.

Меж тем разговоры мулл продолжались, уже чаще с поправкой на особенный день смерти Сармоллы:

- Смерть посетила его в ночь с четверга на пятницу, что есть доказательство праведности этого шахида.

- Умереть так и в такое время пожелал бы любой правоверный.

- Наш благочестивый дамулла предстанет перед судом Аллаха безгрешным праведником, как сказано в «Лаухаль-Махфуз».

- Молитесь, мусульмане, о том, чтобы на всех нас пала милость нашего уважаемого Сармоллы, погибшего как шахид.

- О смерти в пятницу мечтает каждый истинный мусульманин.

Муллы собрались у дома Сармоллы, словно грифы-падальщики, слетевшиеся на мертвечину, они и похожи были на этих белоголовых грифов - в своих белых чалмах.

У такой спешки были, конечно, свои причины.

Первыми о смерти Сармоллы узнали его ученики, придя к нему в дом на ежедневные занятия. Это были дети и подростки не старше пятнадцати лет, в основном из самых простых семей, дети таких бедняков, как лодочник Есбай, рыбак Ермек, ремесленник Токбай. Двое младших сыновей Дамежан также учились у Сармоллы нынешней зимой, а теперь на их месте сидели дети ее соседей. Они-то и принесли домой весть о смерти учителя, рассказали родителям, не прекращая плакать:

- Убили сегодня Сармоллу, перерезали горло.

Весть разнеслась по всем окрестным домам на берегу реки, где жили главным образом лодочники-перевозчики, работающие и на отдыхе, уже весьма пожилые. Все сразу вспомнили слова, сказанными покойным на недавней хутпе...

Произнеся проповедь один раз, Сармолла больше не выступал ни с какими речами, да и вообще не показывался на людях, никуда не ходил - лишь занимался с учениками у себя дома. Все, однако, хорошо понимали, что его поступок многого стоит: он будто бы раскрыл глаза на колдовские чары вероучителей, на глубокие тайны всех их древних книг, написанных на чужом языке. Его речь была словно молния, обрушенная с небес на мулл, будто в наказание за все их мелкие грешки.

И Сармолла победил! Городской люд поверил ему, тотчас отвернувшись от имама, мулл, перестав приглашать их на жа-наза и хатым. Сейчас, после гибели Сармоллы, обо всем этом говорили не какие-то отдельные люди, семьи, но и жители целых улиц, в конечном итоге - вся махалла. Простой народ ни на йоту не сомневался в истинных причинах убийства.

Будучи невольными свидетелями разговора взрослых, ученики Сармоллы ходили по слободке все вместе, оглашая улицы плачем по убиенному учителю. На перекрестке им встретились пожилые лодочники Сеил и Есбай, идущие с реки. Один нес на плече багор, другой - лопату.

- Бросьте этот пустой плач! - сказал Сеил, обернувшись на ходу. - В таких делах есть только одно средство. Найдите Ме-трея и Симона. Идите прямиком к ним и скажите: убили человека, нашего муллу, помогите найти убийц.

Метрей и Симон, о которых говорил Сеил, были глазами и ушами пристава, «охотниками», как их величали казахи, попросту говоря - полицейскими городского округа по эту сторону реки. С длинными желтыми саблями, висевшими на заплечных ремнях, молчаливые, с угрюмыми лицами, они изо дня в день обходили улицы головного жатака, и найти их было никак не трудно.

Так, вняв совету Сеила, пробежав несколько кварталов, ученики Сармоллы и наткнулись на них в одном переулке, обступили «охотников» и наперебой рассказали о том жутком событии, что произошло ночью с их учителем.

Услышав эту весть, полицейские пришли в дом Сармоллы, внимательно осмотрели труп, затем доложили о происшествии в конторе пристава.

Пристав Смирнов, «забедейши», служивший в чине подполковника, был человеком среднего роста, худощавым, носил остроконечную бородку и большие усы. На своем месте он прослыл деловым, расторопным служакой. Разумеется, он не мог оставить без последствий убийство и немедленно доложил начальству о том, что в слободке сегодня пролилась кровь... Это было редкое, особо тяжкое преступление для здешних мест. За семь лет службы на своем участке ему еще ни разу не приходилось заниматься убийством, а уж тем более о насильственной смерти магометанского священника он и вообще никогда не слыхивал.

Подполковник не очень-то разбирался в религиозной иерархии мусульман, понимая лишь то, что убитый мулла был служителем мечети. Считая по-православному, служителем может быть и дьякон, и поп, и протопоп. Убийство людей такого сана представлялось ему деянием, совершенно немыслимым. Быстро вызвав следователя и врача, он тотчас послал их в дом Сармоллы.

В этом-то и были истинные причины спешки, с которой вероучители намеревались похоронить Сармоллу. Вся их беготня и суета, этот гам, издали сливавшийся в сплошное воронье карканье, начались именно после того, как в доме появились полицейские, затем - следователь и врач.

Они попросили всех выйти из комнаты и тщательно осмотрели тело. Составив акт, снова натянули на труп одежды в пятнах засохшей крови.

Едва увидев служителей порядка, Шарифжан и Самат кинулись в мечеть и, поторопив хазрета, спешно возвели Сармоллу в шахиды. Слепой кари, присутствовавший при обряде, тут же вернулся в дом Сармоллы и возвестил о явлении нового мученика, а также о том, что его следует похоронить немедленно, в пятницу. Хоронить в пятницу - это требование религии. По решению мусульманского общества, нет наказания убийцам. Это была воля народа, его отдали в жертву за всех людей, поэтому никто не имеет права участвовать в обряде похорон, кроме мусульман, близких покойному шахиду.

На жаназа пригласили влиятельных баев, известных торговцев головной махаллы, таких как войлочник Сейсеке, мясник Касен, лавочники Жакып, Отарбай. Был приглашен также и Оразбай. Во имя шариата, вся эта толпа быстро снесла Сар-моллу на мусульманское кладбище...

Вскоре начались события, которых никто не мог ожидать. Какие-то люди подстерегли халфе Шарифжана, когда он вечером возвращался с намаза ястау. В сумерках с его головы сбили чалму, сломали два зуба, в кровь разбили лицо. Вскоре кто-то бросил несколько камней в окна халфе Самата, насмерть перепугав его домочадцев. На следующую ночь над махаллой поднялся к небу столб огня: это горела крыша дома муэдзина Са-мурата, та самая, что он построил недавно - и краска не успела засохнуть. Все знали, на какие деньги справлена эта зеленая крыша.