— Он не токмо цветы знает, в лекарстве разумеет, — похвастался дед.　

— Ишь ты. А ну, проэкзаменуем лекаря.　

Барин позвал своего домашнего врача, что был приглашен на службу из самого Петербурга. Врач стал расспрашивать Матюшку, что и как лечить. Выслушав внимательно, признал:　

— Не знахарство это. Почти наука. Грамоту бы ему.　

— А я грамоту знаю.　

— Ну? На-ко прочитай.　

Матюшка почти без запинки прочитал заглавный лист:　

«Сочинения Гаврилы Романовича Державина. На победы Суворова в Италии и на переходы Альпийских гор».　

— Молодец, пострел! Кто учил-то?　

— Дьячок, — отвечал дед. — От кого ж у нас боле науку перенимать?　

Гагарин потрепал Матюшку по волосам.　

— А что? Михайло Ломоносов тоже простолюдин был. Дьячку учить парня и впредь. Пока все свои знания не передаст. А там опять его проэкзаменуем и посмотрим, что с ним дальше делать. Дозволяю мальчонке ходить по всей усадьбе… и играть всюду. Но только без дурных шалостей чтобы.　

— Он в строгости воспитан. Ну, кланяйся барину, Матюшка, в ножки.　

Этого Матюшка на радостях в толк не взял. Но барин был в добром расположении.　

— Идите с миром без поклонов.　

Дьячок, учивший грамоте крепостного мальчишку украдкой (не приветствовалось такое), получив на учительство княжеское благословение, обрадовался: Матюшка был учеником понятливым и прилежным.　

Как велик и разнообразен оказался окружающий мир! В иных странах полгода был день, а полгода — ночь. Были такие страны, где лед и снег, а были и такие, где снега и не видели. Все это Матюшка не только запоминал, но и записывал в тетрадки. На каждый предмет своя: «География империи Российской», «История империи Российской»… Дедовы науки теперь Матюшка тоже не просто в голове держал. Нарисовал в тетрадку растения, описал их свойства и способы приготовления лекарств. В коробках, на картонках, в пучках и банках собралась у него целая коллекция трав, цветов и листьев.　

Об очередной причуде Гагарина — обучать мужичьего отпрыска — услыхал сосед помещик. Приехал молву проверить. Призвал князь дьячка и его ученика. Дед, прослышав об очередном экзамене внуку, сам прибежал в барский дом. Гагарин был в благодушии и оставил дедово вторжение без внимания.　

Экзамены начались:　

— Кто есть и откуда пришед Рюрик?　

— Как Дмитрий Донской Мамая побил?　

— О жизни и делах Александра Васильевича Суворова расскажи.　

Отвечал Матюшка смело, бойко, будто с книжки читал. Иному барчуку его ответы были бы на зависть.　

Задумался сосед помещик. Потом подмигнул Гагарину:　

— А нет ли твоей кровинушки в сем отроке? Ты же ведь шалун, князюшка!　

Гагарин ответил серьезно:　

— Чисто мужичий сын он. — Усмехнувшись, пояснил: — Уж с кем шалил, тех помню.　

Не больно-то стеснялись господа мужиков. Вот и рассуждали на полную откровенность. Думали, если и поймут они, так не запомнят, но мужики откровение запомнили…　

А господа в тот раз задумались, нахмурились. О чем? Почему? Наверное, трудно им было поверить в светлый народный ум, в возможность постижения мужиком господских наук и знаний. Что ж было взять с господ? Так они были воспитаны. Потом тряхнул князь головой, объявил свою волю:　

— Поедешь в Москву. К столичным лекарям в настоящее обучение.　

Отписал барин нужную бумагу, назначил Матюшке сопровождающего, снарядили возок, и проводил дед внука на учебу в Москву.

Пока Матвей учился, дед умер. Умер и князь. Молодой Гагарин приехал из-за границы хоронить отца да наследство принимать. Среди иных дел узнал он и о посылке на учебу в Москву дворового Матвея. Когда тот вернулся, новый барин к себе лекаря не приблизил, но и чинить ему препятствий в лекарской работе не стал. Разрешил пользовать от болезней крепостной и дворовый люд. Изгонял хворь молодой лекарь умело, и слава о нем пошла по всей округе. Содержали лекаря всем миром, и потому зажил он безбедно. Вскоре приглянулась ему девушка Катя. За красоту, смышленность и любознательность. По тем же причинам и Матвей полюбился Кате. Попросил Матвей у барина благословения на женитьбу. Тот, видать, из уважения к памяти о родителе своем без лишней волокиты благословил. Так произошел редкий случай: обвенчались крестьянские дети по любви.　

Ладно у них пошло. Катя легко и быстро переняла знания и умения мужа. Теперь к ним потянулись хворые со всей губернии. Работы прибавилось, но и нужды не осталось. Все было в доме: и хлеб насущный, и одежда справная. Что ж, народ к своим ученым людям бывает щедр и уважителен. Стало можно молодым и детьми обзаводиться. Правда, одни девочки пошли у них. Да когда в доме достаток, растить невест не страшно.　

Между тем занедужил барин. Не прошли ему даром скитания по заграницам, кутежи и другие излишества. Вызвали трех врачей-немцев. Ох, и сильные они оказались поесть и выпить! Лилось вино, жарились гуси и поросята. Поднимались из погреба соленья и маринады, икра черная, икра красная. Между пиршествами, икая, совещались немцы у постели больного, пускали кровь, прикладывали пиявок, делали массажи. Задыхается барин пуще прежнего. Оставили его терпение и надежда на жизнь. Кое-как собрал силенки, сказал:　

— Убирайтесь вон. Дайте помереть спокойно.　

Подали карету. Уехали лекари. Тихо стало в доме, все ходили на цыпочках. Тогда и пришел мужичий лекарь Матвей. Его жена и помощница Екатерина наготове встала у дверей в покои. Матвей проговорил:　

— Дозволь, барин, облегчить страдания твои по разумению, кое я волей родителя твоего получил от московских учителей. Памятуя доброту родителя твоего, не можно мне не оказать помощь родному сыну его.　

Слова смиренные и тихие вселили в Гагарина новую надежду. Разрешил:　

— Валяй, мужик.　

Принял Матвей команду.　

Дворовые слуги поставили перед креслом ушат с водой. Над креслом соорудили полог из полотняных простыней. Поверх накидали одеял. Перенесли барина в кресло, под полог. Принесли раскаленные камни, положили их в воду. В первый миг и вовсе перехватило у барина дыханье. Потом словно вата ушла из легких, и в горле прорвалось, прочистилось. Задышал он часто, и в пот его ударило. А горничные грели у печи сухие простыни, одеяла пуховые. И вот по команде лекаря сдернули мокрый от пара полог, разом обтерли князя, запеленали во все сухое и горячее, перенесли его с кресла на кровать. А Матвей заговорил ласково и убаюкивающе:　

— Лежи, барин, лежи добрый. При тебе мы. Что понадобится, попроси тихо-тихо. Услышим тебя…　

Барин дышал и дышал, словно наслаждался, что может это делать свободно. Потом уснул.　

Проспал до следующего полудня. Открыл глаза. Смотрел в потолок. Наверное, вспоминал, что и как было. Потом блаженно улыбнулся. Позвал:　

— Матвей…　

— Я здесь, барин.　

— Спасибо. Исцелил. А я уж думал, все. Курносая мне у изголовья привиделась.　

— Уставший ты был весь, с заграницами этими. Вот простуда в тебя и вцепилась крепко.　

— Будь теперь при мне, — приказал князь.　

Матвей и Катя получили каморку при барском дворе. Там они и жили. Мужики и бабы по-прежнему ходили к ним и несли хворых детей по-прежнему. Попреков за это княжескому исцелителю не было.

У Гагариных росла дочка — погодочка одной из дочек лекаря. Господа разрешили девочкам водиться. Тем паче Катя вести присмотр за детьми умела. Девочки сдружились. Они не понимали еще, какая пропасть разделяет их.　

Во многом не разбирались и Матвей с Катей. Объявил князь, что сам царь будет проезжать поблизости, — приняли эту весть с благоговением.　

На царском пути соорудили арку. Украсили ее цветами. Помещики со всей округи съехались к ней. Допустили и крестьян поглазеть на царя-батюшку и царицу-матушку. Распорядились, конечно, чтобы тех в толпу поставили, кто обличием поприятней, статью не урод. Царь-батюшка должен видеть народ свой в благоденствии, здравии и в счастье процветающим.