Бывшая графиня, а ныне виконтесса Кэтрин де Грамон стояла на ступенях крыльца и молча наблюдала за погрузкой. На ее лице не было ни слез, ни отчаяния — только сухая, вымороженная усталость.

Все слезы она уже выплакала. Не было более сил на истерики и причитания. Но полностью всех чувств она не растеряла. В ее сердце еще осталась холодная злость, направленная на человека, который теперь сидел в карете, сгорбленный и почти безжизненный. На ее супруга.

Генрих де Грамон не спал всю ночь. Он, как обычно, бродил по дому с зажатой в руке свечой и бормотал что-то себе под нос, словно повторяя молитву. Иногда среди его невнятных слов проскальзывали имена. Чаще всего — Габриэля. Он останавливался у дверей покоев старшего сына, уставившись в пустоту, будто надеялся увидеть там фигуру погибшего. Его тень блуждала по коридорам, как тень самого дома, опустошенного и раздавленного.

Теперь ее супруг сидел в карете, привалившись головой к окну, с лицом человека, лишенного разума и воли. Взгляд пустой, рот то и дело повторял беззвучные слова. Он не замечал ни суеты вокруг, ни своей жены, ни собственной дочери.

Кэтрин смотрела на него и чувствовала только презрение. Когда-то он был полон высокомерия — слишком знатный, слишком гордый, слишком уверенный, что брак с «бедной ветвью» ее рода — его милость, его одолжение. Он никогда не упускал возможности напомнить Кэтрин о том, что их брак — это ошибка его родителей. И что они могли бы подобрать ему партию и получше.

И вот теперь он сам превратился в тень. В падшего графа, лишенного титула, дома, денег, уважения и разума. Его долги разорили их семью окончательно.

Слухи о позоре разлетелись по столице быстрее ветра. Раньше родня Кэтрин принимала их неохотно — Генрих за годы брака успел посмеяться и над ними, и над их положением. Теперь им не были рады даже старшие братья Кэтрин. Единственная, кто согласилась приютить их на время, — дальняя родственница Кэтрин, старая баронесса де Гроли, имение которой находилось где-то на юго-западе, в самой глуши Мэйнленда.

Кэтрин непроизвольно сжала кулаки. Внутри нее что-то всколыхнулось. Что-то темное и гадкое. Все потому, что она только что вспомнила истинного виновника всех их бед.

Этот проклятый бастард… Это он во всем виноват! Она ведь просила Генриха не вызывать его в столицу! Пусть бы оставался в той глуши, куда они его отправили. Тем более, что ублюдок Фердинанда уже практически был при смерти.

Эх, знай Кэтрин наперед, чем обернется приезд бастарда в столицу, она бы, не побоявшись гнева мужа, отправила в Абвиль кого-нибудь из доверенных людей, чтобы те придушили мерзавца по-тихому, пока тот был прикован к постели. И тогда ее сыновья были бы живы, а дочери, наверняка, уже вышли бы замуж.

На мгновение мечты о смерти врага ее семьи вытеснили мрачные мысли, и морщины на лице бывшей графини де Грамон разгладились. Но этот сладостный мираж длился недолго. Со стороны ворот послышался шум.

Кэтрин обернулась и увидела подъезжающую к ее бывшему дому огромную карету, запряженную шестеркой великолепных мистралов. Ту самую, о которой уже судачили все в столице.

На секунду Кэтрин даже перестала дышать, настолько ее поразил вид этого монстра на колесах. Покатые бока, плавный ход, дорогой лак, золотой герб на дверцах, кучер и лакеи в новеньких ливреях. А еще эскорт из шести вооруженных до зубов всадников.

На миг работа во дворе и в доме прекратилась. В окнах и дверях показались головы любопытных слуг.

Из ступора Кэтрин вывел шорох справа. Она сглотнула и повернула голову. Рядом с ней остановилась Мариэль, ее старшая дочь, единственная, кто остался при ней, и единственная, кого Кэтрин считала дочерью. Мерзавку Ивелин она прокляла в тот же час, когда узнала о смерти ее Франсуа.

Молодая виконтесса была бледна и взволнована. Сжав ладони так, будто пыталась удержать в них остатки своей прежней жизни, дочь, не отрывая восхищенного взгляда, смотрела на новую карету своей тетки, герцогини дю Белле. Очередной подарок этого ублюдка…

Кэтрин в это мгновение захотелось взвыть раненой кошкой. А ведь это чудовище на колесах прибыло, чтобы увезти ее дочь. На днях их посетила сестра брата и сделала предложение Кэтрин.

Она согласилась принять в свой дом Мариэль и взять опеку над ней. Кроме того, бастард пообещал дать за дочь богатое приданое, но при условии, что виконтесса выйдет замуж за того, кого выберет герцогиня дю Белле.

Естественно, о том, чтобы приютить еще и брата с женой, Жанна даже не заикнулась. Наоборот, настоятельно порекомендовала освободить дом и покинуть столицу. Оказалось, что проклятый бастард выкупил их особняк, и теперь эта земля принадлежала ему.

Кэтрин оставалось лишь бессильно скрипеть зубами. Но оказалось, что это было еще не все. Мариэль, присутствовавшая при этом разговоре, совершенно неожиданно для Кэтрин радостно дала согласие на то, чтобы поселиться в доме тетки и подчиниться всем условиям бастарда. Хотя Кэтрин была совершенно уверена, что дочь откажется от этого позорного предложения.

— Дочь! — кричала Кэтрин, когда герцогиня покинула дом. — Где твоя гордость⁈ Как ты можешь так поступить со мной и отцом⁈

— А как вы все поступили со мной⁈ — резко и совершенно неожиданно выпалила Мариэль. — Это вы опозорили меня! Отец, несколько раз становившийся посмешищем для всей столицы, брат, позорно погибший на дуэли из-за этой мерзавки Ивелин, раздвинувшей ноги перед тем безродным псом, словно портовая шлюха. И ты, мама, вечно потакавшая капризам Франсуа и позволившая отцу погрязнуть в этом позоре!

Мариэль кричала, сжав ладони в кулачки. Ее глаза пылали гневом и обидой. А еще решительностью и упрямством. Кэтрин от ее отповеди дернулась, словно от пощечины. Она никогда еще не видела дочь в таком состоянии.

— Но разве ты не понимаешь, что ты не будешь счастлива в доме своей тетки… — попыталась сделать еще одну попытку Кэтрин. — Думаешь, твои кузины не будут мстить тебе за те годы, что они провели у нас?

— Кузен — сильный и богатый! — с вызовом в голосе говорила Мариэль. — Он обещал мне защиту и покровительство. Кузины не посмеют вредить мне. Тетушка подтвердила его слова. Кузен позаботится о моем будущем!

— Кузен? — медленно проговорила Кэтрин, не верящими глазами глядя на Мариэль. Она только что осознала, что для ее дочери визит тетки и ее предложение не было сюрпризом. — Так значит, ты уже встречалась с этим ублюдком⁈ Ты уже знала обо всем!

— Да, мама, — дернув подбородком, ответила дочь. — Кузен был добр и обходителен со мной.

— Разве ты забыла, что этот монстр разрушил нашу жизнь⁈ — завопила Кэтрин, подавшись вперед и хватая дочь за руку.

— Вы сами разрушили свою жизнь, — резко ответила Мариэль и вырвала руку.

А потом, задрав подбородок, добавила ледяным тоном:

— И, мама, я говорю тебе это один единственный раз. Не смей больше при мне говорить о главе моего рода в таком тоне. Граф де Грамон был добр к нам, хотя после того, что сделал отец, он мог бы уничтожить и его, и тебя, и меня. Но его сиятельство сменил гнев на милость. И даже оказывает нам услугу, беря меня под свое покровительство. Очень скоро я выйду замуж за богатого и знатного дворянина. И этот брак усилит наш род. А тебе я рекомендую отправляться подальше от столицы. Пройдет время, и я постараюсь забрать тебя к себе.

Сказав это, Мариэль развернулась и с гордо вздернутой головой удалилась из зала…

…Из тяжелых воспоминаний Кэтрин вырвало появление герцогини дю Белле. Она слегка высунула голову в приоткрытое окошко своей кареты, мельком коротко кивнула Кэтрин и обратилась к Мариэль:

— Ты готова, дитя мое?

Эта мерзкая тварь даже не соизволила вылезти из кареты, чтобы ее поприветствовать. Кэтрин сжала зубы.

— Да, тетушка, — кивнула дочь и повернулась к матери.

Кэтрин почувствовала, как по ее щеке покатилась одинокая горячая слеза.

— Матушка, — Мариэль присела в книксене. — Пусть хранят вас боги. Не забывайте наш разговор. Как только появится такая возможность, я обязательно постараюсь забрать вас к себе. Надеюсь, мой будущий супруг, кем бы он ни был, пойдет мне навстречу.