Я не ответила. Только улыбнулась и подумала: вот он, взрослый мужчина без хаоса. Уверенный, предсказуемый, умеющий слушать и платить без дрожи в голосе. Всё как должно быть. Почему же не щёлкает? Почему внутри тишина, а не музыка?

Я вернула ему 250 тысяч рублей, которые Вера тратила сейчас на свою радость где то там далеко.

Мы вышли. Ночь окончательно легла на город. Он проводил меня до двери, дождался, пока я открою замок, и поцеловал в щёку. Вежливо, почти официально, как ставят печать на договор.

— Берегите себя, — сказал он. — И ключи от мудрости.

Я кивнула. Ключи звякнули в ладони тяжело, будто напоминая, что мудрость, как и взрослость, всегда весит больше, чем кажется.

Подъезд встретил тишиной и полосой света из-под двери. Она была не заперта. Я толкнула и всё стало слишком ясно.

Сначалачемодан Леры. Потом рука Кирилла на её плече. Они спали. Не страсть, а усталость. Не измена, а возвращение туда, где привычнее.

Я стояла босиком, в пальто, еще пахнущем рестораном, и понимала: снова оказалась в сцене без репетиции. Без скандала, без слёз. Просто момент, когда приходишь не вовремя в собственную жизнь.

Тихо закрыла дверь, прошла на кухню. Налила холодной воды, как необходимость принять факт. Телефон мигнул: Степан.

«Спасибо за вечер. С вами спокойно. Это редкость»

Я набрала: «Спасибо за взрослость. Без иронии»

На столе стояла кружка с трещиной, посуда Кирилла. Я провела пальцем по сколу, как по старому шраму. Иногда доброта путает карты хуже любви. А за стеной кто-то вздохнул и стало ясно: утро начнется раньше, чем я к нему готова.

Запись № 191

Не путай доброту с судьбой. Иногда человек просто оплатил счет, а ты уже придумала будущее. Если в кадре тишина, это тоже звук.

Если вам понравилось — добавьте книгу в библиотеку

Это очень помогает истории расти.

И пишите, что чувствуете — я читаю всё.

Утро выглядело очень даже прилично. Свет, тишина, даже чайник не спорил с розеткой. Всё шло к миру, пока Кирилл не сказал:

— Лер, погладь рубашку, пожалуйста.

Лера сидела за ноутбуком и даже не повернула голову.

— Нет. У меня работа, не прачечная.

Кирилл выдохнул и перевёл взгляд на меня, как на запасной вариант человечности.

— Вика, можешь? Только быстро. Я уже опаздываю.

— Конечно, — ответила я, и внутри щелкнул привычный тумблер. Это «конечно», вообще мой диагноз. Я соглашаюсь, даже когда понимаю, что история закончится ожогом.

Рубашка лежала на гладильной доске как знамя перемирия, на котором уже видны следы прежних войн. Я включила утюг, он зашипел, будто тоже не верил в мирное решение. Хотелось просто сделать всё правильно: провести ровную линию по чужой ткани и не оставить следов.

Телефон зазвонил. Степан. Голос у него спокойный, выверенный, как юридический документ, где даже запятые уверены в себе.

— Доброе утро. Я подумал… может, сегодня прогуляемся? Без повесток дня и протоколов. Просто воздух и разговор.

Я кивнула, хотя он этого не видел. В тот момент пар пошёл не туда. На рубашке проступило пятно, идеальное по форме, как печать: «дело закрыто».

— Что это?! — Лера вылетела из комнаты, как прокурор на допрос. — Это же новая рубашка!

Я стояла с утюгом в руках, как с уликой.

— Я перезвоню (и повесила трубку) Похоже, знак, — сказала я. — Судьба против идеальных складок.

— Или против невнимательных, — отрезала она.

Кирилл подошёл, молча взял испорченную рубашку и поставил передо мной чашку с чаем.

— Спасибо, — сказал он. — Я переоденусь.

Он ушёл, а я осталась у гладильной доски, держа утюг, как микрофон караоки. Хотелось что-то объяснить себе, не им. Почему я опять стала частью чужой логистики?

Лера хлопнула дверцей шкафа.

— В следующий раз пусть твой юрист гладит, — сказала она.

Я не ответила. Просто смотрела на рубашку. Белую, с пятном в форме неправильного сердца. И подумала: может, это и правда знак. Не путай теплое с чувством, если его источник розетка. Может, пора переключиться на того, кто звонит, а не на тех, кто просит погладить.

Гладильная доска смотрела на меня, как памятник женской эволюции, немного шатается, но всё ещё держит форму. Когда-то женщина хранила очаг, пока мужчина убивал мамонта.

Теперь мамонта тебе привезут в пакете из доставки, аккуратно нарезанного, подписанного и, если повезёт, ещё тёплого. Разве что теперь сила тратится не на охоту, а на бесконечное поддержание чистоты и приличия. Мы больше не убиваем зверей, только собственное время и нервы, чтобы доказать, что всё под контролем.

Почему в каждой квартире женщина становится добровольным министром быта? Никто не назначал, но должность пожизненная. Мужчины ведь умеют готовить, стирать, убирать, просто в детстве им никто не подарил игрушечный пылесос. Девочкам дарят кукол, мальчикам конструкторы, а потом удивляются, почему одни всю жизнь чинят, а другие моют.

Я представила первобытное сообщество с доставкой еды: мамонт по подписке, скидка по промокоду «ОЧАГ». Курьер приносит тушу прямо в пещеру, ставит у камня, просит поставить пять звезд. И всё, не нужно идти на охоту, рисковать жизнью, устраивать войны. Никаких подвигов, никаких героев, только логистика и возврат по гарантии.

Если бы доставка еды существовала десять тысяч лет назад, мир, возможно, был бы спокойнее. Не нужно было бы мириться копьями, не нужно было бы придумывать «мужскую силу». Все просто выбирали бы, кто оплачивает подписку, а не жизнь.

И, может быть, эволюция наконец позволила бы женщинам не быть многозадачными, а просто жить, не гладя чужие рубашки в надежде, что на них хоть раз не останется следа.

В магазине было тихо, как в библиотеке. Даже книги казались сонными, лежали на полках, будто выдохлись от человеческой драмы. Веры нет. Игоря нет. Только я, чайник, который так и не закипел, и один посетитель. Лет двадцати пяти, с аккуратной стрижкой, в рубашке без складок и с выражением лица «всё знаю, но уточняю».

— У вас есть Домострой? — спросил он, не мигая.

— Что? — ответила я. — Для чтения или для применения?

— Для жизни, — совершенно серьёзно сказал он. — Хочу понять, как воспитать жену.

Я моргнула. Хотелось проверить, не снимает ли кто-нибудь это на скрытую камеру.

— А зачем ее воспитывать?

— Чтобы слушалась, — ответил он, как будто это очевидно. — Чтобы порядок был.

Я оперлась о кассу, стараясь не улыбнуться.

— А если ты ошибаешься? Если окажется, что слушать нужно тебя?

Он нахмурился.

— Вот для этого и нужен Домострой. Чтобы не было вопросов.

Я достала с полки Рассказ служанки.

— Тогда, может, начнём с этого? Тут как раз про женщин, которые слишком долго слушались.

Он взял книгу, прочитал аннотацию.

— Хорошее название, — кивнул он. — Куплю.