Может быть, он и правда создан, чтобы существовать под светом и чужим взглядом. И потому в тишине комнаты одному ему становилось особенно не по себе.

Эл сказал, что он может осмотреться. Предположив, что имелся в виду весь дом, он поднялся и вышел.

Коридор встретил его тишиной, в которой каждый шаг звучал громче, чем хотелось бы. Линии подсветки под подошвами реагировали мягким светом. Его передвижения по дому наверняка фиксируются, и это только усиливало ощущение наблюдающего за ним чужого пространства.

В дальнем конце коридора мелькнула фигура горничной. Та скользнула по нему взглядом, но не остановилась — от этого ощущение дома стало ещё строже.

Нейт прошёл мимо высокого окна с витражом. Присмотрелся к узору. Ровные линии и цветное стекло — всё оказалось без шероховатостей и трещин. И от этого возникло чувство, что этот дом как идеальная декорация. Сенсоры, которые мелькали тут и там, реагируя на движение, усиливали ощущение сцены — будто он под прожектором.

Вдруг сквозняк донёс до него сладкий запах выпечки — как дыхание чего-то тёплого. Нейт пошёл на этот аромат корицы, спустился на цокольный этаж и вскоре нашёл источник.

Кухня встретила его жаром и запахом теста. Медные кастрюли блестели в солнечном свете, пробивающемся из окна под потолком. Огонь шипел под чугуном, в котором что-то булькало.

У плиты стояла полная пожилая женщина с круглым лицом и красными от жара руками. Повариха бросила на него взгляд поверх кастрюли.

— Ну и кого это к нам принесло?

— Новенький? — предположила она, помешивая варево в кастрюле.

— Нейт, — представился он.

— Ишь, какой красавец, аж тесто подниматься быстрее стало.

Он невольно улыбнулся. Женщина напомнила ему экономку в доме первой хозяйки, куда он попал сразу после выпуска. Та хоть и была ворчливой, всегда угощала его чем-нибудь сладким.

— Все вы красивые… пока не закапризничаете, — беззлобно заметила старуха, не отвлекаясь от процесса.

— За всех не скажу, но я не капризный, — возразил он, осматриваясь вокруг.

На столе лежали ещё тёплые булки, воздух был густой от пряных трав и пара.

— Все так говорят поначалу, — отрезала она. — А потом начинают нос воротить от стряпни.

Старуха вытерла руки о полотенце и подошла ближе, осматривая Нейта.

— Никогда не видел, чтобы готовили на огне, — заметил он, чуть смутившись от столь пристального внимания.

— У нас всё по-старинке. Режем, месим, жарим сами. Пасту из автоматов пусть простолюдины жуют — им и порошок за еду сойдёт. А у нас — хлеб настоящий.

Она кивнула на табурет у стола. Как только Нейт сел, перед ним оказалась кружка, в которую повариха плеснула из чайника тёмный настой, и шлёпнула рядом тарелку с горячими булочками.

— Ешь уж, пока горячие.

— Спасибо. — Нейт с благодарностью взял булку.

Сдоба мягко пружинила в пальцах, корочка чуть обожгла кожу. Когда он откусил, сладкий пар ударил в нос, и рот наполнился тягучим теплом.

Чай оказался терпким, с горечью трав, обжёг язык и горло, заставив сделать резкий вдох. Тепло расходилось по груди, и на миг стало так тихо, что слышно было только, как потрескивают дрова в печи и сердце бьётся в висках.

Слишком простое, но сейчас странно нужное ощущение.

— А сколько в этом доме людей? — спросил он, прожевал угощение.

— Из простых, окромя меня, две горничные: убираются по дому и помогают на кухне. Ну а из ваших — Эл, он тихий. А Марлена сразу узнаешь, — она хмыкнула, будто усмехнувшись сама себе. — Правая рука госпожи.

— Его ни с кем не спутаешь.

Повариха рассказывала, не отрываясь от процесса: посыпав стол мукой, она принялась за тесто.

Слова ложились твёрдо, будто она месила обитателей дома вместе с тестом.

— А хозяйка? — осторожно поинтересовался Нейт.

— Хозяйка у нас одна, мальчик. С ней спорить не станешь.

Пауза.

— Я тебе так скажу: делай, что велят, и ешь, что дают. Тогда, может, и задержишься подольше остальных.

— Я умею слушаться, — Нейт спокойно встретил её взгляд.

— Посмотрим. Красота быстро приедается. А слушаться долго никто не умеет, — хмыкнула она коротко, жёстко, словно отрезала ножом. И отвернулась обратно к кастрюле, будто разговор был окончен.

Когда Нейт вернулся в свою комнату, запах булки ещё держался на пальцах.

Зеркало снова отражало его слишком открыто, но теперь он видел в отражении лёгкий след тепла — будто кухня оставила на нём отпечаток. И странным образом это добавило этому месту смысл — не витринный, не сценический, а живой.

Нейт принял душ, переоделся в базовый комплект из шкафа — рубашка пришлась ему впору, подчёркивала фигуру.

Время тянулось вязко, пока не раздался тихий стук.

Эл вошёл бесшумно.

— Идём, — сказал он, скользнул по Нейту взглядом, словно проверяя, готов ли. — Провожу тебя к госпоже.

Слова прозвучали спокойно, но в груди у Нейта что-то дрогнуло. Он выдохнул, провёл ладонью по вороту — ткань казалась слишком плотной, чужой. Мысль о встрече с Айвеной притягивала и тревожила одновременно, как свет, к которому тянутся, зная, что он обжигает.

И вот они уже ждали вдвоём у дверей ее кабинета.

В коридоре стояла такая тишина, что слышно было, как линии света под полом медленно перетекают одна в другую, реагируя на дыхание.

Где-то далеко щёлкнул замок — не здесь, но звук прошёл по пространству, как напоминание о порядке.

Эл держался по форме: плечи собраны, голова чуть склонена.

Нейт стоял рядом, разглядывая резные узоры на двери. Взгляд то и дело останавливался на линии света под порогом — он ждал, когда та откроется, и его позовут.

Нейт сжал пальцы, разжал их снова. Время будто остановилось в ожидании.

В какой-то момент из-за поворота коридора появился мужчина. Он шёл неторопливо, так, будто сам воздух уступал ему дорогу. Высокий. Тёмные волосы зачесаны назад, подчёркивая резкие черты лица. Серебристый ободок радужки блеснул в свете — маркировка элитного сопровождающего.

При его приближении Эл склонил голову слишком поспешно, будто это не решение, а рефлекс. Нейт уловил в этом движении уступку, которая рождается из привычки быть ниже.

Мужчина замедлил шаг, остановился перед ними; коридор будто сузился.

— Марлен, — произнес Эл негромко, без тени эмоции.

Однако тот не обратил на него внимания — как на часть интерьера, правильно стоящую на своём месте.

Взгляд Марлена скользнул к Нейту:

— М-да… и это вот — новый приватник? — он прищурился: оценка, насмешка.

Нейт молчал. Спина ровная, подбородок приподнят. Он просто стоял — как учили, без жестов и слов.

Эл чуть заметно дёрнулся, будто хотел толкнуть его локтем, призывая к ответу.

Марлен присмотрелся к Нейту внимательнее, задержавшись на плечах и руках — слишком простая, живая пластика, без тени элитной выучки.

— Ты, может, ещё не понял, куда попал? Здесь мне кланяются. — Он сказал это почти лениво, как правило, которому не нужно объяснений.

Нейт знал — это не правило. Это прихоть, произнесённая уверенным тоном. В груди поднялось упрямое тепло — не дерзость, а простая уверенность: приватники не склонялись перед другими служебными.

— Если ты настолько неотёсан, повторяй за старшим, — он кивнул на Эла.

Эл чуть заметно дрогнул, словно уже знал цену этому взгляду.

— Упрямый, значит? Что ж, придётся тебя вразумить, — уголки губ Марлена дрогнули в усмешке.

В этот момент створки двери за их спинами мягко разошлись.

— Оставь его, — голос Айвены прорезал тишину — ровный, спокойный, как движение клинка в воздухе.

Марлен медленно отступил и приосанился.

— Как прикажете, госпожа, — глаза хищно блеснули в сторону Нейта, но губы сложились в вежливую улыбку.

Перед тем, как уйти, он всё же бросил через плечо негромко, с тенью усмешки:

— Щенок со смазливой мордашкой забавен — пока не надоест.