О ней в Лунном доме знали давно: состоятельная, госпожа, которая ценит форму. Через её руки прошли многие мужчины.

«Она тебя дошлифует», — сказала Элира напоследок. И это прозвучало одновременно как обещание, и как приговор.

Нейт вдохнул глубже.

Светловолосый мужчина появился у ворот — в идеально сидящем костюме.

Серые радужки — метка служебной касты.

Один из таких же, как он. Но не совсем.

Лет тридцать с небольшим, лицо словно выточено для витрины: резкие скулы, тонкая линия губ. В нём чувствовалась собранность, что приходит через годы службы.

Но за выучкой пряталась тень усталости. Нейт почувствовал это сразу. В груди что-то откликнулось неприятной тягой, ему захотелось расправить плечи, но вместо этого он только сильнее втянул живот.

Мужчина остановился напротив и едва заметно кивнул.

— Добрый вечер, — произнёс он чётко, почти без интонаций. — Нейт из Лунного дома, не так ли?

— Да.

Мужчина выдержал паузу, и в этой тишине Нейт ощутил, будто его оценивают и взвешивают.

Через мгновение ворота раскрылись бесшумно.

— Проходи, — сказал мужчина, чуть отступив в сторону. — Меня зовут Эл. Мне поручили тебя встретить.

Он направился к дому — уверенно, без оглядки.

Нейт последовал за ним, чувствуя, как под ногами вспыхивают линии подсветки на мощеной дорожке. Свечение отзывалось в ступнях, будто дом анализировал его шаги.

Холл встретил их тишиной и запахом полироли. Высокие потолки, ковры, заглушающие шаги, тяжёлые картины в резных рамах. На первый взгляд — старинное поместье. Но сенсорные линии ловили каждое движение, двери открывались сами, словно дом был живым.

Нейт поймал себя на том, что нервничал и оттого шел быстрее, чем нужно. Эл двигался почти бесшумно. Его походка была безупречной — ровная, лишённая лишних жестов. И рядом с ним Нейт чувствовал себя неуклюжим. Собственные движения казались ему спонтанными и слишком резкими.

Эл был высоким и утонченным. Светлые волосы до плеч подчёркивали бледность кожи. Лицо холодное, сдержанное, без эмоций.

Нейт поймал себя на том, что смотрит слишком пристально, и смущенно отвёл взгляд.

— Госпожа Миррель обычно берёт тех, кто умеет держать форму, — произнёс Эл, не поворачивая головы. Его голос звучал спокойно, но в нём читалась тугая нота, как в струне, перетянутой сильнее, чем нужно. — А ты… первыйтакой.

Нейт сжал губы и хотел было обидеться, но почувствовал: за этими словами не только холод. Взгляд, брошенный вскользь, выдал больше — Эл и правда пытался понять, за что его выбрали. И от этого внутри дрогнуло. Нейт и сам хотел бы знать.

Они остановились у двери в конце коридора. Эл провёл ладонью по сенсору — створка разъехалась.

— Здесь живут арендные. — Нейта жестом пригласили внутрь.

Комната оказалась почти пустой.

После ковров, витражей и картин голые стены выглядели ярким контрастом. Дом сиял роскошью, а здесь только строгость, словно это дисциплинарная камера.

Из обстановки только шкаф, жёсткая кровать с тонким покрывалом и зеркало во всю стену.

Пространство, где нельзя спрятаться.

Нейт поставил у двери свой кейс. Металлический угол глухо ударился о пол. Внутри — пара сменных комплектов, уход. Минимум для существования.

Он огляделся и открыл встроенный шкаф.

На полках — аккуратные стопки одинаковой одежды: рубашки, брюки, белье. Всё сортированно по размерам.

— Базовый набор, — пояснил Эл. Его отражение в зеркале стояло прямо за плечом. — Можешь пользоваться. Насчёт остального госпожа решит.

Он задержал взгляд на кейсе Нейта.

— Свой можешь не распаковывать. Не понадобится.

Его голос был ровным, но в глазах мелькнуло что-то личное. Как будто он сам когда-то открывал подобный шкаф — и с тех пор жил только по его содержимому.

За другой дверцей шкафа Нейт обнаружил другой порядок.

Металл и кожа.

Ошейники, браслеты для фиксации. Маски — гладкие, безликие. Кляпы, ремни, стальные кольца для подвесов.

Всё разложено ровно, будто и это часть быта, как полотенца или белье.

Запах кожи и холод металла ударил в нос.

Горло пересохло, дыхание сбилось.

Нейт протянул руку, взял одну из масок, целиком покрывающих голову. Кожа была тяжёлая, с холодной пряжкой.

Он не сразу понял, какой стороной её надевают, и перевернул в ладонях — как чужое лицо, пытаясь угадать, где глаза.

Он никогда не пользовался амуницией. В его сценах всё решало тело — взгляд, дыхание, касание. А это выглядело иначе.

Маска выскользнула из рук, упала и глухо ударилась об пол. Нейту стало неловко, будто он уронил что-то живое.

Он поспешно поднял её, вернул на полку и захлопнул дверцу. Пальцы дрожали — не от страха, от незнания, куда их деть.

— Похоже, у тебя нет выучки к подобным сценам.

Нейт вздрогнул.

В отражении — Эл, всё так же безупречный: спина прямая, руки за спиной, взгляд спокойный.

Только на миг уголок рта дрогнул — не насмешка, не жалость, а будто лёгкое узнавание.

Как если бы он помнил, каково это — не знать, с какой стороны надевается форма.

Ладони Нейта скользнули по бёдрам — жест, чтобы удержать себя в теле. Он поймал в зеркале своё отражение: слишком открытый. Всё, что он чувствовал, отражалось на лице.

Эл посмотрел на него с лёгкой задержкой. В его взгляде было что-то большее, чем проверка: как будто он видел в Нейте собственное прошлое — ту неуверенность, которая когда-то дрожала в плечах.

— Значит выбрали не за это, — заметил Эл тихо. — Посмотрим, за что ещё...

Нейт нервно прошелся по комнате и сел на кровать. Сжал пальцы на покрывале.

— В этом доме есть код, который тебе предстоит выучить и неукоснительно следовать, — подытожил Эл.

— А если я… ошибусь? — выдохнул Нейт.

Мужчина долго смотрел на него. В этом взгляде читалось холодное требование, которое не оставляет выбора.

— Ошибки здесь — роскошь, — сказал Эл после паузы. — У меня их уже быть не может. У тебя пока есть шанс.

Он говорил, как будто он повторял заученный текст, но манера держаться выдавала больше. Нейт почувствовал как тяжесть в чужих плечах эхом отзывалась у него в груди.

— Госпожа прибудет вечером. Осмотрись пока. Уюта не ищи — приватники здесь, чтобы служить.

Сухие слова прозвучали как закон. Но, казалось, Эл произнёс их не только для него.

Дверь закрылась мягко, оставив Нейта в тишине. Только теперь он позволил себе вдохнуть глубже, словно впервые за весь день.

Прошелся по комнате. Вернулся к кровати, похлопал по жесткому матрасу, который не прогибался под рукой.

Пальцы непроизвольно сжались на ткани покрывала, будто Нейт пытался зацепиться хоть за что-то. Под рукой собрались складки — хоть какой-то след его присутствия в чужом месте.

Новый дом казался холодным, выверенным, строгим.

Нейт впервые ясно ощутил, что стоит не просто в новой комнате, а на пороге перемен.

Дрожь в груди переплеталась с упорством.

Он справится. Или сломается. Другого пути нет.

Нейт не смог долго оставаться в комнате — голые стены будто сдвигались, давили. Он походил из угла в угол, потом сел на жёсткую кровать и взглянул в зеркало.

Тёмные, чуть волнистые волосы спадали на лоб. Из-под чёлки смотрели серые глаза. Ниже — ровные плечи, тонкие линии ключиц, кожа светлая, почти прозрачная. В школе телесной линии говорили, что он рождён, чтобы притягивать взгляды. Мадам Морвен в Лунном доме любила повторять, что он создан для витрины.

Нейт знал, как пользоваться этим телом: как повернуть голову, чтобы свет лёг по линии шеи, как замедлить дыхание, чтобы кто-то задержал взгляд.

Здесь под ровным светом комнаты, он видел просто себя: слишком бледного, усталого, без защиты. Нейт невольно выпрямился, поправил волосы, потом опустил руки. В отражении не было привычного отблеска сцены — света, который делает тело живым, когда на него смотрят. И от этого становилось тревожно, будто его держат под прицелом, но никто не смотрит.