Нейт кивнул — быстро, почти болезненно.

Понимая. И принимая.

Он вдруг осознал: это ядро разговора. Не эмоции. Не вина.

Контроль.

Пальцы госпожи коснулись его груди — ровно там, где всё внутри горело.

— Ты горячий, честный, сильный. Но пока твой огонь живёт вне структуры.

Она подошла вплотную.

— Я не хочу гасить тебя, Нейт. Мне нужно, чтобы твой огонь стал управляемой силой.

Она убрала руку.

— Наказание будет позже. Чтобы ты запомнил: в моём доме импульс не сильнее власти.

Глубина её голоса прошла по его позвоночнику волной — не страх, а ожидание.

Он выдохнул — впервые ровнее.

Потому что теперь знал: наказание — это не конец.

Это путь обратно. К ней.

Так она выстраивает его. И видит. И у него есть шанс остаться.

Айвена уже почти отвернулась, но Нейт не выдержал.

— Госпожа… — голос дрогнул.

Айвена остановилась — и этого было достаточно, чтобы дыхание Нейта совсем сбилось.

— Говори, — сказала она спокойно.

— Эл… он ведь встал между нами.— Марлен теперь… может… отыграться на нём.

Слова дались тяжело — но он сказал всё.

Айвена посмотрела ровно. Не мягко — уверенно.

— Марлен не коснётся его.

Нейт едва выдохнул — будто воздух стал возвращаться.

Облегчение было почти оглушающим.

— Эл совершил то, чего никто не ожидал от него, — продолжила Айвена. — Он нарушил форму. Встал. Вмешался. Защитил.

Слова были ровные, но давали дрожь по спине — будто признание поступка как подвига.

— И именно потому, что он сохранил баланс дома, — сказала она мягко, но твёрдо, — Марлену уже поставлена рамка.

— Я запретила воздействовать на тебя напрямую, — сказала она. — Он обошёл мой приказ через Эла.

В голосе появилась сталь, та самая, от которой у всех в доме дрожит позвоночник:

— Это значит, что рамки должны быть перестроены. И я их перестроила.

— Эл не под ударом. И ты — тоже. Пока ты управляем. И пока держишь отклик под моей рукой.

Нейт кивнул — с такой благодарностью, что ему самому стало жарко.

У двери она обернулась — ненадолго, но этого хватило, чтобы он почувствовал удар точного, прямого взгляда.

— И ещё, Нейт. Эл вышел из формы не потому, что слаб. А потому что живой. Это я тоже вижу.

— И… чтобы ты понял правильно. У Марлена нет жестокости как цели, — сказала Айвена. — Он проверяет не чтобы сломать, а чтобы понять, на что человек способен под давлением.

Но я дала ему рамку, и теперь он не будет пересекать её ни с тобой, ни с Элoм.

Она ушла. А он остался в тишине, где наконец-то расправились плечи.

Потому что он понял: Эл — в безопасности. И наказание — это не конец. Это то, что возможность остаться.

Госпожа вызвала его вечером — он догадывался, зачем.

Айвена сидела в кресле — в её взгляде не было ни гнева, ни милости, только холодная ровность.

— Ты перешёл черту, — сказала она тихо, обозначая границу, которую он нарушил.

Нейт стоял перед ней, горло пересохло.

Айвена чуть наклонила бокал, играя отражениями света на его гранях.

— И за это понесёшь наказание.

— Десять ударов тростью.

Дыхание Нейта сорвалось. Даже её ладонь была для него чем-то новым — а трость… он никогда не испытывал ничего подобного.

— Ты можешь уйти, — её голос оставался ровным. — Но если хочешь остаться — принимаешь.

«Уйти» значило вернуться в Лунный дом. А значит, потерять всё: Айвену, её рамку, её взгляд.

— Я… готов, госпожа.

Она повела его вниз по коридору. Дверь, которую он раньше не замечал, открылась мягко.

Комната была не похожа ни на один знакомый ему угол дома.

Полумрак. Стены, обитые чёрной матовой кожей, поглощающей свет. Вдоль стен — панели с крючьями, ремнями, инструментами, названия которых он не знал. Ничего грубого — наоборот, всё выглядело почти эстетично.

Запах воска, кожи и масла был густым, чужим.

Свет падал только сверху, узким лучом, выхватывая из тени центральный объект — невысокий снаряд с тёмной обивкой. На глянцевой поверхности не было ни царапины. Как будто им пользовались… умело.

Нейт сглотнул. Он не знал, что это место существует.

Тишина здесь казалась плотной, почти ощутимой. Он понял: всё здесь предназначено для того, чтобы тело слушалось.

Айвена закрыла дверь, и щелчок замка прозвучал непривычно громко.

— Подойди.

Он шагнул вперёд. Незнакомое пространство давило — не грубо, а тем, что он здесь чужой.

— Раздевайся и ложись. Грудь — вниз. Спину — ровно.

Он подчинился: снял рубашку, брюки и улёгся. Но лёг слишком напряжённо — плечи подняты, дыхание рваное.

Айвена чуть коснулась его лопатки кончиком трости:

— Ниже.

Он опустил плечи.

— Руки шире.

Он раздвинул ладони по краю обивки.

— Так.

Теперь он лежал правильно. Поза делала его беззащитным, открытым, слишком доступным. И от этого становилось только страшнее: тело понимало, что будет дальше.

Айвена встала позади. Прохладный кончик трости скользнул по его коже — лёгкое прикосновение, от которого мурашки прошли по всему телу.

Нейта никогда не били. Его тело было открытым, чувствительным, честно отзывающимся на каждое касание. И потому ожидание было страшнее боли.

Трость легко скользнула по его спине, плечам. Задержалась на ягодицах, обозначая место.

Она не спрашивала, готов ли он. Она смотрела, правильно ли он лёг.

Нейт вздрогнул ещё до удара.

1-й удар

Свист — и жгучая боль прорезала тело. Он выгнулся, едва не соскользнув вперёд. Крик сорвался сразу — открытый, яркий.

Айвена провела тростью по пылающей полосе.

— Слишком громко, — сказала она с лёгкой усмешкой. — Но искренне.

Он сжал руки крепче, дыхание дрожало.

2-й удар

Боль прожгла глубже. Он вскрикнул, дыхание оборвалось. Инстинкт толкнул его вперёд — он съехал с позиции, пытаясь уйти.

— Нейт.

Голос госпожи — ровный, ледяной.

Он замер.

— На позицию.

Слова ударили сильнее трости. Он дрожащими руками подтянулся обратно, расправил спину.

Айвена коснулась его волос — чуть-чуть, будто проверяя.

Она не торопилась. Ждала, пока он сам выровняет дыхание.

— Так.

Тень одобрения. Холод дерева снова лег на кожу.

Она наклонилась к его лицу, провела пальцем по губам:

— Ещё восемь, — прошептала она, и в её голосе не было угрозы — только обещание.

Он кивнул слишком быстро. Айвена мягко потрепала по его затылку — не утешая, а возвращая в нужный ритм.

— Дыши.

Он попытался выровнять дыхание, но оно всё равно сбивалось.

Она выждала ровно столько, чтобы он понял: ожидание — тоже часть наказания.

Только когда он сам расслабил живот и сделал глубокий вдох, трость снова скользнула по коже.

3-й удар

Горло сжалось, дыхание сорвалось в стоне. Ресницы влажные от слёз. Он уже не думал о том, чтобы держаться — он просто не мог перестать дышать слишком часто.

Ягодицы горели. Казалось, что боль не накладывается поверх старой, а заново вспыхивает.

— Слышишь себя? — её шёпот коснулся уха. — Так сладко стонешь.

Он хотел спрятаться, но она подняла его голову за подбородок и стёрла слезу большим пальцем.

— Подними голову. Я хочу видеть глаза.

Он послушался. Она поймала его взгляд и провела ладонью по его плечам — власть и утешение в одном касании.

4-й удар

Он дёрнулся всем телом, пальцы побелели от напряжения. Дыхание сбилось, он всхлипнул ещё до удара.

Айвена провела пальцем по уголку его рта:

— Тише, мальчик.

— Это всего лишь боль.

— Дыши.

— Так… хорошо.