Кого это затронет, кроме нашей семьи? Для начала нашу семью, после того, как скандал уляжется, пятьдесят на пятьдесят, что отцу придется уйти в отставку. Если он останется, его авторитет в любом случае будет трещать по швам, если не останется — это ударит еще и по Ферверну, когда на смену ему придет его главный оппонент, занимающий гораздо более жесткую позицию по поводу драконов и людей. Мы запросто можем откатиться к Аронгаре из прошлого века, когда иртханы смотрели на людей как на вспомогательный инструмент, чтобы оттенить собственное величие. Подвижки там начались после Рэйнара и Леоны Халлоран, но даже после их влияния перемены заняли время. Сейчас же может рухнуть все, что строил отец. Да, хайповые истории хороши для блогеров и деятелей шоу-бизнеса, например, не исключено, что у Вэйда повысятся продажи альбомов из прошлого, и его начнут еще охотнее приглашать во все шоу.

Но для меня это будет означать конец дипломатической карьеры еще до ее начала. И это я еще не думала о Вайдхэнах и последствиях для них, не говоря уже об отношениях между нашими семьями.

Я прокрутила весь этот массив в голове, как на быстрой перемотке видео. Поставила на одну чашу весов секс с Роа, на другую — все вышеперечисленное.

— Если у тебя встанет на девушку, которая соглашается трахнуться с тобой исключительно ради того, чтобы ты не устроил международный скандал, не вопрос, — сказала я, глядя ему в глаза. И добавила: — Истеричка.

— У меня нет проблем со стояком, Ятта, — проигнорировав мой выпад, Роа вернулся в кресло. — Но вообще я передумал.

Да ты что? Мозги на место встали?

— Замечательно. Тогда я пойду.

— Я хочу, чтобы ты мне отсосала.

— А через две минуты ты захочешь трахнуть меня на люстре? — вырвалось у меня с нервным смешком.

— Ты знаешь… может быть, и захочу. Но главное, что ты сделаешь все, что я захочу.

Я показала ему средний палец.

— Да. Обязательно. Отправляй свое интервью, Вайдхэн.

Он прищурился и кивнул.

Я вышла.

Прошла несколько метров и остановилась. Передо мной разворачивались ветки реальности, которые я видела, училась видеть за все годы обучения в университете. Конечно, алгоритмы, которые я изучала, были гораздо сложнее, и некоторые данные нужно было загружать для аналитики в специальные программы, и работать с ними, и с ИИ, так было проще. Но нас учили анализировать на месте, если нет возможности обработки с помощью вспомогательных инструментов. Собственно, наши мозги настраивали как эти самые алгоритмы, и наши с отцом дипломатические поединки в последние годы помогали оттачивать мое мастерство.

И сейчас я понимала, что простейший выход, чтобы подвести под этим самым черту — это дать ему то, что он хочет.

Да пошло оно к наблам.

Развернувшись, я широкими шагами преодолела расстояние до его двери и толкнула ее. Застав Роа там же, где он остался.

— Не боишься, что я его тебе откушу? — хмыкнула я.

— Единственное, чего я боюсь, Ятта — так это того, что ты не сможешь говорить после того, как я оттрахаю тебя в рот.

Вэйд

Последний раз так паршиво он чувствовал себя пять лет назад. В Мэйстоне. Когда даже разговор с Гертой не помог, разве что все усугубил. Она говорила, что с этим надо было разобраться сразу, но он не послушал. Подумал, что сможет справиться с тем, что в его жизни не будет Ятты Ландерстерг. Одной девчонкой больше, одной меньше, она не первая, она не последняя. И все-таки она оказалась первой и последней из тех, кто не выходил из его мыслей даже спустя столько лет. Сначала казалось, что это просто его личные заморочки, наваждение, его привязанность к Ятте. Точнее, мысли о ней. Он считал, что думает о ней, потому что она была девушкой Роа, и покоя не дает именно мерзкое саднящее чувство вины.

Потом он понял, что срать он хотел на Роа. В смысле… хорошим его поступок не становился ни разу, но в тот момент, когда они с Яттой переспали, они с Роа не были парой. Это потом тот говорил, что она его простила, что у них все налаживается. И чем больше он об этом говорил, тем больше Вэйду хотелось уронить его мордой в ковер и основательно по нему повозить. Он понимал, что это ненормально, что ревновать девчонку, от которой сам отказался — бессмысленно. Но с каким-то мазохистским упоением продолжал его слушать.

Потому что, по сути, о ней он мог узнать только через Вайдхэна. Несмотря на то, что Ятта была дочерью дракона номер один, к известности она не стремилась, о ней писали только то, что она учится в ХГУ, писали о завершении ее спортивной карьеры и о том, скоро ли ждать помолвки с Роарханом Вайдхэном. Но, познакомившись с ней в Мэйстоне, Вэйд сразу же уловил, что Ятта Хеллирия Ландерстерг — это гораздо большее, чем весь этот благопристойный фасад, за которым скрывался взрывной темперамент, яркие чувства. Она столько всего любила и стольким горела, но он, к наблам, просрал все, когда от нее отказался. Хотя мог бы разделить все это с ней.

Вайдхэн рассказывал о том, что она в восторге и от виара, которого он ей подарил — и Вэйд представлял, как горят ее глаза, когда она играет с виаренком. Почему-то ему было очень легко представить, как Ятта валяется с ним на ковре, позволяя на себя прыгать, или бросает ему игрушку, за которой тот взмывает в воздух.

Он представлял, как она кружится на катке Ферверна, хотя сейчас это было больше из разряда фантастики — Роа говорил, что она отдала все коньки тем, кто не мог их себе позволить и выставила все наряды на благотворительный аукцион. Известные фигуристки по всему миру с радостью их скупили, а средства пошли в Мировой фонд, заботящийся о драконятах, осиротевших по вине браконьеров, и в фервернские детские дома.

— Она все время учится, — говорил Вайдхэн.

И такой Вэйд тоже легко мог ее представить. Как она сидит за столом в своей комнате, подвернув под себя ногу, и готовится к занятиям. Как закусив губу, постукивает стилусом по экрану, и волосы у нее собраны в такой небрежный пучок, из-за чего видна стройная шея. Он представлял ее в уютных свитерах и пижамах, в легких платьях и в тех платьях, в которых она выходила на интервью. Без платьев тоже представлял, если уж быть честным, и это выходило настолько возбуждающе, что девицы, которые в этот момент были рядом, выползали из его постели затраханными.

Да, трахать он мог кого угодно, но кто угодно никогда не станет Яттой. Это он понял в тот момент, когда чудом не швырнул Роа в бассейн. Они встречались в Зингсприде, и тот решил поделиться, что у них с Яттой было буквально на неделе. Ятта уже вернулась, а Роа решил задержаться, и Вэйд согласился с ним пересечься. Лучше бы не соглашался, честное слово, потому что представлять, что ее касается Вайдхэн, было сродни пытке.

Пытке, которую он заслужил.

Когда Вайдхэн позвонил и попросил спеть на их помолвке, Вэйд отказался. Отказался, потому что знал, что ничего хорошего из этого не выйдет, потому что мысли о ней до сих пор сводили с ума. А потом передумал, потому что понял, что не сможет жить, если не узнает, что это значило для нее. Если она выйдет за Вайдхэна, если она станет его по-настоящему (тот факт, что за все это время так и не стала, тоже был своеобразным вызовом самому себе), все будет кончено. Навсегда. Каждый раз, когда он «небрежно» интересовался, как у них дела с Яттой, он старался не думать, что Роа может рассказать про их «первый раз». Но первого раза не было, такое Вайдхэн точно не стал бы скрывать, а он чувствовал себя набловым сталкером, подглядывающим за лучшим другом и желанной женщиной в замочную скважину.

Но Ятта совершенно точно не была к нему равнодушна, и сейчас, несмотря на всю паршивость ситуации в целом, это придавало ему сил. Потому что даже сквозь мерзкое разрушающее чувство вины Вэйд понимал, что она его не забыла. А может быть, и не забывала ни на минуту. В точности так же, как он ее.

— Я хочу жениться на вашей дочери, — заявил он совершенно охреневшему Ландерстергу, который смотрел на него так, как будто не против был превратить в ледяную глыбу на месте. Судя по выражению его лица, отца Ятты сдерживали только дипломатические последствия.