В этот момент я почувствовала себя последней ларркой, потому что причина была совершенно не та, которая должна была быть. Но она была и, как я сказала Роа, можно было лгать себе, отказываясь от этого смысла, а можно было принять его как одну из причин.

Решающую.

Неважно.

— Ты прав, — ответила я. — Нам это нужно.

Нам действительно это нужно, и дело не только в Вэйде.

— Ты не пожалеешь, Ятта, — сказал Роа. — Клянусь.

Он подался вперед, взял мою руку в свои и поцеловал. Я улыбнулась в ответ, хотя по этому поводу я тоже не чувствовала ровным счетом ничего.

Вэйд

— Знаешь что, Гранхарсен? Я могу сейчас намалевать у тебя на лбу «конченый придурок», и ты меня не догонишь! — Герта показала огромный черный маркер, который вращала между пальцами.

На доске, который стоял у подруги в гостиной, был намалеван классический бизнес-план. Они с парнем начинали какой-то очередной стартап в сфере информационных технологий, сейчас у них было уже пять или шесть направлений общего бизнеса, и останавливаться они не собирались.

— Я всегда могу кинуть тебе что-нибудь в спину, — фыркнул Вэйд, облокотившись о поручень коляски.

Когда он впервые пришел в себя после того погружения, было сложно. Он был в шоке. Родители были в шоке. Особенно мама. Отец ругался так, что у докторов вяли уши, но увы: иногда даже прогресс и все технологии не способны помочь, если что-то внутри тебя поломалось. Про него говорили, что ему повезло. Что он может вообще двигаться и говорить, и мыслить здраво. Потому что на такую глубину не заходит ни один нормальный дракон.

Эпитет «гребаные Ландерстерги» стали неотъемлемой частью каждой встречи с родителями, поэтому не было ничего удивительного в том, что Вэйд не выдержал и сбежал. Впрочем, если бы это спасло его от популярности… кажется, ни один сингл не дарил ему такого внимания, как случившееся. Девчонки со всего мира забрасывали его письмами, цветами, не проходило, кажется, ни одного дня, чтобы ему не писали, что к нему готовы приехать и заботиться о нем до конца его дней.

«Он ее спас, ах, это так романтично…»

«Броситься на глубину за женщиной, которая даже тебе не принадлежит…»

Иногда ему хотелось разбить все девайсы и уехать в пустошь отшельником. Но желание наталкивалось на суровую реальность: сейчас ему требовалось гораздо больше технологических примочек и благ современности чем раньше, чтобы просто обеспечить себе нормальную жизнедеятельность.

К счастью, Ятта была жива. К несчастью, это было все, что он о ней знал.

Ландерстерги не проводили пресс-конференций и не давали интервью. Поэтому… поэтому, наверное, надо было радоваться тому, что есть. Потому что все могло закончиться гораздо, гораздо хуже.

— То есть ты готов кинуть в спину лучшей подруге что-то тяжелое?

— Если подруга собирается размалевать мне лоб нелестной характеристикой, она должна быть готова к ответным мерам.

— Какой ты стал зануда!

— Это возраст.

— Я, между прочим, не сильно от тебя отличаюсь по этому параметру, но у меня с чувством юмора все окей.

— Я бы поспорил, но…

Герта неожиданно перестала улыбаться, а потом порывисто его обняла.

— Знаешь, мне сейчас невероятно хочется утопить эту Ятту-Драконий-Хрен-Хеллирию вместе со всем ее тупорылым семейством.

— Ятта тут ни при чем, — сказал Вэйд. — Точно так же, как и ее семья. Это был мой собственный выбор.

Он раз десять повторил это отцу, прежде чем тот наконец-то его послушал и перестал говорить о том, что затаскает Ландерстергов по судам. Но Ландерстерги точно были ни при чем, Торнгер вообще запрещал ему участвовать в поисках. Точнее, пытался.

— Если мне можно что-нибудь запретить. Как будто вы не были моими родителями.

Мама зло посмотрела на него.

— Если бы тебя сейчас можно было выпороть, Вэйд Гранхарсен…

— Только зря потратишь время и силы. Я все равно ничего не почувствую.

Мама засмеялась сквозь слезы. Или заплакала сквозь смех. Увидеть Танни Гранхарсен плачущей — это было примерно как увидеть глубоководного в костюме на улице. Она предпочитала выражать свои эмоции через злость или ярость (даже печаль), но сейчас, видимо, что-то дало сбой.

— Мам, — именно в этот момент Вэйд почувствовал себя ужасно. — Слушай, вы же с отцом сами поступили именно так. Когда спасали друг друга.

— Почему ты не сказал, что у тебя было с этой девчонкой?

— Я как бы не сторонник делиться подробностями своей интимной жизни с родителями.

— Но про нее ты должен был рассказать!

Проблема заключалась в том, что про нее говорить не получалось. Единственной, кто знал о Ятте, была Герта. Да и что говорить? Он запал на малышку Ландерстерг, трахнул ее, решил, что ей будет лучше с Роа, а ему будет лучше, если он не уведет девчонку у друга? Ну такой себе подвиг. Он и о погружении не стал рассказывать бы, если бы это все не грозило привести к международному скандалу.

Случись ему снова решать, как поступить, Вэйд сделал бы в точности такой же выбор. Даже если бы знал, к чему все приведет.

Он хорошо помнил, что Ятта собиралась уходить, и Вайдхэн ее остановить не мог. По какой-то причине, даже трахнувшись с ней, он не мог ее остановить, не мог вытащить ее с этой глубины. Так что по сути, этот выбор никогда перед ним не стоял. У него был один-единственный вариант — без вариантов.

— Что планируешь делать дальше? — спросила Герта, вроде как почесав глаз. Хотя Вэйд заметил, что на самом деле она вытерла слезинку.

— Мне посыпалась куча предложений о гастролях во всех уголках мира. Есть с десяток предложений сняться в кино. Про большую сцену тоже не забываем.

— Они поехавшие?

— Они хотят денег. На волне моей популярности можно сделать отличный пиар. Ты бы знала, какие мне предлагают гонорары.

Герта покачала головой.

— А ты что думаешь?

— Я думаю, что жизнь продолжается, а маркетинг есть маркетинг. Он всегда был, есть и будет. В конце концов, теперь у меня просто не ходят ноги.

— Просто… — с губ ее сорвался смешок. — Прости.

— Все в порядке, — Вэйд махнул рукой. — Хейтеры орут от счастья, мои поклонницы рыдают в три ручья. Я хочу поменять переменные в этом уравнении местами. А еще мне кажется, это отличный повод рассказать всему миру, что пока ты жив, все только начинается. Даже если оно начинается так.

Ятта

— Ятта, ты уверена? — спросила мама.

— Да, конечно. Никогда и ни в чем я так не была уверена.

Ложь. Да — ложь. Конечно — ложь. Никогда и ни в чем я так не была уверена — еще большая ложь. Но это был мой единственный шанс вырваться из-под контроля отца и пересечься с Вэйдом. Потому что в Ферверне на мою сторону не встанет никто. Что касается Роа… из Раграна мне будет гораздо проще уехать в Аронгару.

Наверное.

Очень сложно мыслить здраво, особенно когда ты не встречаешь поддержки в самых близких, но как уж есть.

— Хорошо.

— Хорошо.

Я посмотрела в окно: там танцевали снежинки. Они кружились, как когда-то я надо льдом. С тех самых пор, как я упала, я не только ушла из спорта, я ни разу больше не была даже на простом катке. Хотя я и простой каток… смешно. Так и вижу, как я танцую, а вокруг меня, ругаясь вполголоса, катаются мергхандары, стараясь не грохнуться поперек ближайшей скамейки и одновременно защитить меня ото всех потенциальных угроз. Вот только проблема в том, что сколько бы мы ни пытались защитить себя или близких от потенциальных угроз, ото всего защитить все равно не получится.

Даже если ты отлично держишься на льду и привыкла во всем быть первой, рано или поздно ты можешь упасть.

Даже если ты не умела чувствовать, подчиняя свою жизнь рациональному уму, однажды ты можешь влюбиться, и тогда…

Я снова повернулась к маме, которая в этот момент вздохнула: