В голове творилось огненное представление похлеще выступлений Теарин Ильеррской, и, как только я успевала собраться, Гранхарсен снова выбивал почву у меня из-под ног.

— Наш поцелуй записан на камеру, — он ткнул себе за плечо, и я поняла, что да. Записан. В таком ракурсе меня и мое лицо было идеально видно. И его профиль… тоже. Видно, как его пальцы сжимали мое горло, как его губы…

Горло снова сдавило, на этот раз от жуткого, панического чувства.

Компромат. На меня. На меня. Папа говорил об этом. Он предупреждал…

— Давай поступим так. Я уничтожу запись, а ты подаришь мне еще один приватный разговор о твоем парне. И если я не смогу убедить тебя в том, что вы с ним будете просто идеальной парой, — на словах «идеальной» Гранхарсен почему-то скривился, — мы просто все забудем.

Что? Что⁈

— Я не стану говорить с тобой о Роа, — металлическим тоном отчеканила я, наконец-то возвращая себе самообладание. — Никогда. Ни за что.

— Окей, тогда я сделаю эту запись достоянием общественности. Посмотрим, как отреагирует твой отец. Мой скорее откусит себе член, чем представит меня целующимся с тобой, твой… подозреваю, захочет откусить член мне, но перед этим заберет тебя с соревнований. Готова попрощаться с платиной, Ятта Хеллирия Ландерстерг?

От осознания того, что я наделала, сначала захотелось надавать пощечин себе. Потом ему. Потом…

— Готовься попрощаться с членом, Вэйд, — выплюнула я ему в лицом.

— Ты даже не представляешь, как сочно звучат разговоры о моем члене твоими устами, Льдинка.

От того, что он сказал, от того, как он это сказал, от его хриплого «Льдинка», произнесенного тем самым голосом, которым я заслушивалась, внутри все вспыхнуло. Подозреваю, что и снаружи тоже: моя кожа — первый маркер того, что со мной происходит. Красные пятна, алые щеки, алая я вся — это то, с чем мне еще работать и работать. В смысле, не позволять никому. Никогда. Доводить себя до такого состояния. И я не позволяла, до него.

— Всего хорошего, Вэйд, — жестко сказала я, рывком открывая дверь.

— До завтра, Льдинка.

— Никаких завтра не будет.

— У тебя есть время до завтрашнего вечера, — он посмотрел на часы, продемонстрировал мне запястье, — ровно до этой самой минуты. После чего начнется членовредительство.

Я быстро захлопнула дверь. Быстро, но недостаточно: из кабинета генерального менеджера донесся его низкий, хриплый, сводящий меня с ума смех. Смех, снова превративший меня в костер и заставивший ускорить шаг.

Ятта

После такого разговора весь сон как рукой сняло. Я кипела, пока шла по коридорам с мергхандарами, кипела, пока мы летели в отель. В лифте, в номере, в душе… Хотя Вэйд Гранхарсен — последний, о ком стоит думать в душе! О ком вообще стоит думать! Когда я узнала о Нисе, я злилась, сейчас же я даже не могла подобрать слов, которыми можно описать мои чувства!

Совершенно беспринципный, совершенно невыносимый… наблохрен! До дракона он не дотягивал. Набл-пещерник — самое то, отличная характеристика для таких как он! Разговор ему подавай! Р-р-р-р-р!

Никогда раньше никто не вызывал во мне таких чувств, никогда и никто! Я всегда справлялась со своими чувствами достойно, я умела погасить любую вспышку в течении минуты, максимум двух (измена Роа не в счет), но… сейчас я не могла успокоиться даже спустя час, два, три. Понимая, что заснуть не удастся, я поднялась и подошла к панорамным окнам. Глубоко вздохнула. Еще раз. И еще.

Мне надо было позвонить отцу прямо из флайса, по дороге в отель! Рассказать все как есть, и… Гранхарсен был тысячу раз прав. Во-первых, отец уволил бы моих сопровождающих. Во-вторых, я бы уже через час была в здании телепорта Мэйстона, а еще через час — стояла перед ним и до хрипоты объясняла, что мне жизненно важен этот чемпионат. Ничуть не меньше, чем моя репутация!

Фигурное катание с детства было для меня не поводом для достижений, а отдушиной. Я приходила на тренировки и словно парила надо льдом, освобождаясь ото всего и ото всех, от того, что я должна, ото всех «мне следует», и так далее, и тому подобное. Потом уже на мои танцы на льду наложились не меньшие обязанности, чем на всю мою жизнь. Дочь Торнгера Ландерстерга не может быть второй. Дочь Лауры Ландерстерг, создательницы аэрошоу на льду, не может показывать меньший шик, чем ее мать. Иногда мне кажется, если бы не Эрвер, я бы сошла с ума. Просто поехала крышей, как по только что залитому льду. Поэтому сейчас я посмотрела на смартфон и написала брату сообщение:

«Поговорим?»

Он не стал отвечать сообщением, меньше чем через минуту смартфон уже вспыхнул вызовом от него.

— Ты же знаешь, Ятта, для тебя я всегда свободен.

Правда. Это правда. Эрвер никогда не был занят, когда я его о чем-то просила. И даже когда не просила, он мог сорваться с любого занятия, бросить всех и вся, если я просто написала ему. Иногда меня это пугало, потому что в отличие от меня, у Эрвера в жизни было гораздо меньше родительского контроля и гораздо больше возможностей. Которыми он совершенно не пользовался:

«Если Ятта не идет, я тоже не иду».

«Мне это не важно, я хочу посмотреть визор с Яттой».

«Риа подождет, Ятте нужна моя помощь по древней литературе».

— Знаю, — тихо сказала я. — Как ты?

— Скучаю по тебе, злюсь на отца.

Эрвер был немногим выше меня ростом, всегда одевался в черное и выглядел настолько мрачно, насколько мог. Его склонность к черному цвету пытался высмеивать Роа, говоря, что черное пламя не обязывает быть черным во всех местах, но… я любила и принимала брата таким, какой он есть. Эрвер обожал зачесывать волосы назад, а широкие надбровные дуги и тяжелый взгляд добавляли ему возраста. Когда мы стояли рядом, никто бы не сказал, что он даже младше меня. Ерунда, месяцы, но…

— Почему злишься?

— Потому что он не отпускает меня к тебе. Говорит, я не должен тебя отвлекать. Ничто не должно тебя отвлекать.

Ой да. Знал бы он, как меня сейчас отвлекли… Даже при одной мысли об этом к лицу прилила краска. Я целовалась с Вэйдом Гранхарсеном, как одержимая. Как помешанная! Я должна была его оттолкнуть сразу, но я… растерялась? То, как он взял меня за шею — собственнически, властно, никто никогда меня так не хватал! А если бы попытался, его рука торчала бы у него из задницы уже через полминуты.

Я глубоко вздохнула, отгоняя непрошенные воспоминания и мысли о рукастой заднице. Обо всех задницах в принципе! Я старалась не выражаться так даже в мыслях (что у нас в голове, то и на языке), но присутствие Гранхарсена в моей жизни сдвинуло орбиту моего мира, и теперь она летала по открытому космосу без какого-либо намека на траекторию. Пора это прекращать!

— Совсем чуть-чуть, и вы приедете. Все вместе.

Эрвер фыркнул.

— Ладно, как есть. Как ты?

— Я? Тренируюсь. — Не уверена, что ему стоит рассказывать про Роа, у них и так достаточно натянутые отношения. В детстве они постоянно соревновались за мое внимание, поэтому я предпочту промолчать. Тем более что Ниса как-то отодвинулась на второй план после сегодняшнего. — Готовлюсь к выступлениям. Как ты?

— Готовлюсь стать нейрохирургом, — отвечает Эрвер. — Ты же меня знаешь, в моей жизни есть семья и нейрохирургия.

Это первый наш разговор, который не клеится. Возможно, потому что я не договариваю. Мне дико хочется обо всем рассказать, но обо всем не получится точно. Если с Роа они подерутся, то с Вэйдом… я даже не представляю, что он сделает с Вэйдом. Мне сейчас так нужен чей-то совет.

Пауза начинает затягиваться, Эрвер смотрит на меня вопросительно, я молчу. Первым все-таки нарушает тишину он:

— Так о чем ты хотела поговорить, Ятта?

— Хотела просто поговорить. С тобой.

Он смеется:

— Ты не хотела просто поговорить со мной уже лет пять.

— Что⁈ — возмущаюсь я. — Нет! Это неправда!

— Это правда, и ты прекрасно это знаешь. Но все в порядке, мальчики и девочки взрослеют в разных плоскостях. — Он пожимает плечами, но в этом жесте я вижу сожаление. Тоску?