Прав был папа: со своими идолами лучше не встречаться.

— Все это, — заканчиваю я и обвожу руками кабинет, показывая масштаб проблемы. — Но завтра все будет по-другому, я обещаю. Мне просто нужно выспаться и забыть обо всем. Обо всех.

Роа, Вэйд — это сейчас не суть важно. Важна победа, остальное можно решить после. Но к такому жизнь меня не готовила, и это тоже нужно учитывать. Несколько дней назад лед под моими ногами хрустнул. Несколько раз подряд.

Измена Роа: хрусь!

Разочарование в парне, которого знала с детства: хрусь!

Встреча с Вэйдом: хрусь!

Его слова: хрусь!

Разочарование в кумире: хрусь!

— Я тебе верю, — Санна вздыхает. — Договоримся так: если завтра будут проблемы, я уведу тебя куда-нибудь на фудкорт и вытряхну из тебя все, что касается только тебя. Поговорим о твоей личной жизни.

Она знает, что я никогда не говорю о личной жизни и о семейных проблемах. Для меня это неприемлемо.

— Хорошенький стимул, — говорю я.

— А то. И запомни: с парнем ты либо помиришься, либо расстанешься, но это потом. Сейчас у тебя чемпионат, который никогда больше не повторится.

Она всегда знает, что сказать, а я понимаю, что она права. Если бы она только знала, насколько я это понимаю. И все должно было быть отлично, но, видимо, я правда устала. Этого больше не повторится. Я дала обещание и себе. Мысленно.

— Это больше не повторится, — говорю я. — То, как я каталась сегодня.

— Да уж надеюсь. Давай, дуй к себе в номер и отдыхай. Завтра увидимся.

Хорошо.

— Классного вечера, Санна.

— И тебе, Ятта.

В административном крыле длинный коридор и, к тому же, пустой. Мергхандары стоят за дверями на этаже, сюда никто не войдет и не выйдет без их ведома. Мне так хочется спать, что я прикрываю ладонью рот — несмотря на то, что я здесь одна, зеваю, и поэтому пропускаю момент, когда распахивается соседняя дверь. Меня втаскивают внутрь, и я оказываюсь лицом к лицу с Вэйдом Гранхарсеном.

Впрочем, времени на опомниться у меня не было, потому что его ладонь легла мне на шею. Властным, собственническим захватом, от которого потемнело перед глазами, а в кожу словно впрыснули какой-то токсин. Потому что иначе как объяснить, что я замерла? Мгновение, которое мы смотрели друг другу в глаза, могло в равной степени растянуться на час или посчитать доли секунды, и все это время мое сердце билось в груди на удивление спокойно и ровно. Отдаваясь в сжимающую мое горло ладонь через сосуды на шее. В ритме его растягивающихся и сужающихся зрачков, то становящихся вертикальными, то снова круглыми.

У него потрясающий цвет глаз: именно этот оттенок сиренево-фиолетового, глубокий и в то же время яркий, я тысячи раз рассматривала его в сети. Достаточно, чтобы изучить, как свое отражение, но при этом ни одно изображение не передавало этот цвет в реальности. Оно вообще его в реальности не передавало: ни изгиба жестких губ, ни резкой линии подбородка, ни хищных крыльев носа, ни жестких коротко стриженных волос. Я знала о нем столько, что, наверное, могла бы сдать экзамен по предмету Вэйдгрейн Гранхарсен. Знала все его романы (имена девочек, с которыми он появлялся на публике), знала, что он носил штангу в языке и что в начале карьеры у него был тоннель в мочке уха. Он избавился от него пару месяцев назад. Сейчас от него остался только точечный шрам, который не убрали даже современные методы пластики и регенерация иртхана. Но это пока. Через год, может раньше, от него ничего не останется. Я могла бы на память перечислить все эти факты и еще множество остальных, которыми он сам делился со своими подписчиками, но…

В одно мгновение они вдруг вылетели у меня из головы. Все разом.

Потому что не только мой пульс отдавался в его ладонь, но и его в мою шею. Потому что биение наших сердец перемешалось, и я уже смутно отдавала себе отчет, где его, а где мое. Так же, как и дыхание. Он точно чем-то меня парализовал, как пустынный дракон свою жертву. Этот его яд добрался до самого сердца и взорвался там тысячами огненных жал, которые разошлись по всему телу, когда его губы накрыли мои.

Я тысячу раз представляла, как это может быть. Хотя знала, что мне такое не светит, все равно представляла, но реальность отличалась от моих фантазий столь же остро, как его изображения в сети и он сам. Поцелуй не был ни нежным, ни страстным, он был жестким, властным, порочным и опьяняющим. Подчиняющим. И штанга в его языке определенно добавляла ощущений, потому что сейчас Гранхарсен словно трахал меня языком.

От его тела исходил такой жар, что мне казалось, я сейчас расплавлюсь и превращусь в горстку пепла. Если сдвинусь хотя бы на миллиметр — умру. Во мне не было пламени, но как-то так я его себе представляла. Этот черный раскаленный поток, пронизывающий все мое тело от макушки до кончиков пальцев ног. То, что сейчас пламя было не мое, а его — четыре вида, за исключением одного, совершенно не мешало мне в этом сгорать.

Кожа напоминала тонкую пленку, а его прикосновения: одна ладонь на шее, другая — у самого моего лица, упирается в дверь и легко касается моей скулы — изощренную пытку, которую… хотелось продлить. Продлить поцелуй, продлить это электризующее тело чувство, этот взгляд — мы целовались, не закрывая глаза, и это было совершенно дико, по-звериному, остро.

Я целуюсь с Вэйдгрейном Гранхарсеном.

Я целуюсь с…

Осознание происходящего вдруг обрушилось на меня всей своей проясняющей тяжестью. Я рыкнула и укусила его, в фиолетовых глазах полыхнуло пламя, а потом он меня отпустил. Облизал прокушенную губу так, что у меня повторно потемнело перед глазами. Да что там, я до сих пор чувствовала его вкус — кофе, кровь, горьковатые дымные нотки. Вкус, от которого кружилась голова.

— А ты не такая уж и отмороженка, Ятта Хеллирия Ландерстерг.

Собственное имя ударило по взвинченному до предела сознанию и по телу, которое все еще было в шоке. Со мной творилось что-то непостижимое, каждая клеточка дрожала от напряжения и от окутавшего меня жара, стянувшегося между бедер.

— Ты… — прошипела я. — Ты… ты даже не представляешь…

— Тихо, — сказал он и положил ладонь мне на голову. Таким властным собственническим жестом, что меня на мгновение снова прикрыло. Как будто он нарушил мою связь с космосом и собственным разумом. К счастью, в этот раз на мгновение, я стряхнула его руку и сжала кулаки:

— С ума сошел⁈ — это большее, на что меня хватило.

— Может быть. Но тебе понравилось.

Нет. Нет. Нет! Хуже всего было то, что мне в самом деле понравилось. Нет, понравилось не то слово, я чувствовала, что умираю без его дыхания во мне и его грубой, толкающейся ласки языка.

— Еще больше мне понравится, если ты сейчас уберешься отсюда!

— Отсюда? — Гранхарсен обвел ладонями пространство, и я только сейчас поняла, что нахожусь в приемной. За следующей открытой дверью виднелся просторный кабинет с панорамными окнами и потрясающим видом на Мэйстон. Таковы наши города, все на огромной высоте. Все с самыми потрясающими видами, но трясло меня сейчас не от видов. От осознания того, что только что произошло.

— Где мы?

— Кабинет генерального менеджера ледовой арены. — Он поиграл пропуском, который вытащил из кармана джинсов, между пальцев. — Ты даже не представляешь, сколько всего решают связи, Ледышка.

— Льдинка, — на автопилоте выдала я и тут же прикусила язык. Откусить бы его себе за такое… Хотя нет. Откусить его стоило за то, что я позволяла себе с ним целоваться. — Про связи я отлично все знаю.

— Вот и ладненько. Тогда тебя не шокирует тот факт, что генеральный менеджер — моя хорошая знакомая, с давних пор.

Я заморгала. Понятия не имела, зачем мне эта информация, но… Ютте Фрэй, генеральному менеджеру ледовой арены, суровой женщине с аристократической проседью в волосах, прилично за пятьдесят. Это я тоже знала.

— Поэтому мне не составило труда здесь оказаться, — хмыкнул Гранхарсен. — Когда я узнал, что твоя тренер вызывает тебя на административный этаж, понял, что просто не могу упустить такую возможность.