— Есть шанс сподвигнуть их на выступление против австрияков? — спросил я в лоб, коль пошел такой откровенный разговор.

— Можно, если объявить, что их поведет сам освободитель Болгарии, — кивнул Иван, но тут же неуверенно добавил: — Вопрос только в их семьях.

— Не будет же князь мстить за их уход? — воскликнул Куропаткин.

— Нет-нет, я о другом. Семьи кормить нужно.

Я довольно рассмеялся.

— Скоро в Бар прибудет целый корабль с продовольствием. Дар одного московского мецената.

— Это меняет дело, — обрадовался Дреч.

Алексей Петрович и я переглянулись. Первоначальный план сводился к совместным действиям с турками и привлечению христиан к борьбе с оккупантами. Теперь направление можно и поменять, сконцентрировавшись на Герцеговине. Пришла пора конкретной штабной работы — разработка маршрута, транспорт, система связи с Баром, пока есть возможность пользоваться его портом, штатное расписание начальственного состава будущей дивизии в Никшиче, благо русских офицеров у нас с собой в достатке.

— Если мы действуем в Герцеговине, то необходимо связаться с Кундуховым и определить ему районом операций всю Боснию, — подсказал мистер Икс. — Также установить контакты с боснийскими сербами, пусть силы копят, партизанят помалу и ждут, когда мы появимся под Сараево.

Идея с Мусой Алхасовичем — более чем дельная. Черкесы сейчас должны быть в Новопазарском санджаке, миновав на конях Македонию. Так и планировалось, что на первом этапе Кундухов возьмет на себя командование турецкими силами в Боснии. В его распоряжении окажется дополнительно 13 тысяч солдат и немного орудий. Как действовать против оккупантов, решать ему. Что же касается боснийских сербов, тут все сложно — их главнокомандующий, полковник сербской армии, сбежал, Временное правительство большей частью арестовано. Похоже, там предстоит начинать все с нуля.

Когда воодушевленный Дреч ушел, а Куропаткин засел за карты, мы с чертовщиной обменялись рядом соображений о характере предстоящей войны. Я прежде всего обратил его внимание на то, что серьезно пересмотрел современный взгляд на действия кавалерии. По-моему мнению, ее использовали совершенно неправильно, ограничивая роль конницы разведкой и преследованием отступающего противника. Наш с казаками рейд на Шипку показал, что куда важнее высокая скорость маневра, возможность быстро перемещать крупные массы войск на большое расстояние.

— Пехота на конях, способная выполнять самостоятельные задачи — это куда лучше, чем сабли подвысь и марш-марш под звуки трубы, — хмыкнул мистер Икс.

Да, но кавалерии не хватает огневой мощи.

— А картечницы? Добавь кавалерии пулеметов, и будет тебе огневая мощь.

Вы уже не первый раз называете картечницы пулеметами. За ними будущее? Угадал? В любом случае, картечницы Гатлинга слишком массивны, чтобы усиливать ими эскадроны. Разве что использовать таковые на десантных лафетах, как у моряков, или возить во вьюках, как горные пушки. Кроме того, характер местности в Боснии и Герцеговине крайне затрудняет действия больших конных соединений.

— Чушь!

— Да как вы…

— Не кипятись, придет время — сам поймешь. Вот скажи, как будет действовать противник, столкнувшись с организованным сопротивлением в горах?

Опираясь на свой опыт антипартизанской войны в Туркестане, я предположил, что австрияки, если они не дураки, постараются первым делом поразить воображение повстанцев. Именно так я делал, чтобы внести в ряды туземцев смятение.

— Жестокая показательная акция? — предположил мистер Икс. — Вполне в духе фрицев. Только предотвратить мы ее не сможем.

Почему?

— Смотри: пойдут они с трех сторон: от Савы, из Хорватии и с Далматинского побережья. Где ждать акции устрашения? Разорваться мы пока не можем. Но в Герцеговине в состоянии сделать так, чтобы у австрияков хорошенько подгорело.

Численно мы сильно уступаем противнику. И артиллерия отсутствует. Полагаться на сложный рельеф местности? В австрийской армии много горных бригад и, соответственно, горных орудий. В открытом противостоянии потерпим поражение.

— Вот только ваших психических атак под барабаны с развернутыми знаменами и не хватало. Засады, уничтожение обозов, перерезание коммуникаций, блокирование гарнизонов в городах, мгновенные уколы повсюду. Ударил — отошел, ударил — отошел! Не давать отсечь себя от гор!

Вы хотите повторить опыт Кавказской войны, лишь сменив сторону? Пример неплох: черкесы, чеченцы долго давали нам прикурить, но я склонен считать, что виною тому стратегические просчеты верховного командования. Австрийцы могут воспользоваться нашим же наработками противостояния с горцами.

— А мы его, этот опыт, как говорил один фантазер во власти, углУбим и расширим.

А если… Я выдал фантастическую идею, генерал дополнил, мы немного поспорили, и в результате родился План. И видит Бог, его масштабность и непредсказуемость вызвала у меня такой восторг, такой прилив энтузиазма, что я немедленно приступил к разработке весенней кампании, хотя имел в данную минуту лишь полторы сотни штыков под своим началом и весьма туманные перспективы исчезнуть из Цетинье.

Черногорцы

Города и веси Черногории праздновали обретение независимости. Гром салютов, ружейно-пистолетная пальба в воздух — пороху сожгли столько, что на еще одну войну с турком могло хватить. А уж сколько выпили в кафанах вина, я посчитать не брался. Если княжеские воеводы, эти воины до мозга костей, еле на ногах держались, то что говорить о простых юнаках? Лишь женщин не было видно: их удел — публичный плач по мертвым, а не зачашная бодрая песня. В доме же князя между гостями носились три или четыре маленькие очаровательные принцессы, а от нас ни на шаг не отходили люди Николы, приставленные, со слов князя, «для нашего удобства».

Удобство это ограничивалось исключительно бытовыми вещами — где еда, где вино, где спальня, где, миль пардон, отхожее место. Тоже полезно, но как только мы пытались отдалиться от дворца-конака или переговорить с кем-либо, не одобренным князем — нам чинили препятствия. Мягко, но непреклонно. Объятия плюшевые, будь они неладны!

— Да накачать их! — в сердцах бросил Дукмасов, улучив момент, когда наши сопровождающие отвлеклись.

— Собирай гвардейцев, Петя!

Среди наших добровольцев таковых сыскалось человек десять, что по обычному счету равнялось двадцати-тридцати офицерам — пили в гвардии безбожно, соревнуясь, кто может выдержать дольше. Аршин или два водки, то есть выставленных в ряд на длинной деревянной линейке рюмок с беленькой, никого не пугали.

Приказ гвардейцы восприняли с энтузиазмом (тем более, за мой счет), и празднование черногорской победы и независимости вспыхнуло с новой силой в ближайшей от дворца корчме. Уже через два часа черногорцы уверенно выводили «Помнят турки нас и шведы» или «Есть на Руси полки лихие», а наши тянули «Црна Гора земле моя» и «Ой девойко Мильяна». Еще через час превосходство гвардейской подготовки стало очевидно: в строю осталось меньше половины наших соглядатаев.

Все чуть было не испортил Николенька, решивший доказать собственную удаль. Но пить на равных с гвардейцами даже я поостерегся бы, а нашему недорослю море по колено. Во хмелю люди ведут себя по-разному: одни засыпают, другие лезут с бесконечными разговорами, а Николенька сделался буен.

— Всех срублю, один останусь! — орал гимназист, размахивая тупым столовым ножом. — На Белград! На Вену!

На его крики подтянулись зеваки и прислуга, среди коих наверняка сновали дворцовые шепталы, и все усилия гвардии чуть было не пошли прахом.

— Николай, идите-ка спать! — я попытался отправить его с глаз долой, но тщетно.