– Павел! Ты мой брат и я не хочу от тебя скрывать истину. Он мне сказал об этом сам.
– Ах да, совсем забыл, что ты его соборовал.
– Когда-то ты спорил с отцом о правде. Давненько это было.
– Я помню тот спор.
– И говорил, что правда не может построиться на крови и смерти.
– Так считаю до сих пор.
– И, наверное, ты в этом прав. Они тоже знали об этом. Да и до них многие мечтали о том же. Только для того, чтобы правда была чистой, надо работать. Её надо страховать.
– Зачем ты мне об этом говоришь?
– Помнишь у Высоцкого есть песня: "Легковерная правда по белому свету ходила",- напел Сашка.
– Да.
– Страховка правды – информация. Если ты ею располагаешь, то обладаешь возможностью предотвратить кровь и смерть, обойти острые углы. Информацию получают разными путями, да только её обладатели всё равно люди. Человек существо слабое. Чтобы не случилось ошибок в пользовании информацией, его надо обучать работой.
– Это любой знает.
– Так вот он поставил на тебя. Готовили для тебя легенду за границей. В США ты должен был пойти на внедрение и отработать там пару десятков лет. Роль координатора тебе была им предназначена, а ты бросил всё и помчался изучать историю мрака и маразма. Никуда бы она от тебя не делась.
– Не такая уж наша история бука.
– Дедушка Ло мне сказал: "Сердцу не прикажешь", но грусть в его сердце вошла, потому что не сбылись надежды. Он учился в закрытом учебном заведении под названием императорская школа юнкеров. Учили их хорошие преподаватели. Учили собирать информацию и правильному её использованию. Не учили только одному: великому русскому языку. Им он овладел в лагере, где соседом по нарам был прекрасный филолог. Но писать по-русски он мог плохо. Поэтому и оставил тебе свои записи. Ведь ты сторонний и не оскоплен участием в сборе информации.
– Участием в убийстве,- определяет Павел.
– При сборе информации случается и такое. Бывает.
– И ты всю свою жизнь посвятил этому?
– Да. И ни капли о том не жалею,- Сашка разливает чай по стаканам, из которых пили коньяк.
– Мне с тобой спорить сложно. Опыт у тебя, конечно, огромный. Вон как дело раскрутил и официальное, и подпольное. Но без смерти не обошёлся. Ведь так?
– Я этого и не скрываю. Не удалось без неё.
– Вопрос в том, стремился ли ты обойтись без убийств.
– Нет, не стремился,- признаётся Сашка.- И сейчас в эту минуту, где-то в мире, наши люди убивают. У нас нет запрета на убийство.
– Значит, ты пересмотрел прошлое, переоценил его.
– И греха в убийстве не нашёл. Если ты это хотел знать, то говорю тебе о том открытым текстом.
– А как же принципы?
– Никак. Они придуманы людьми и для людей. Я же тебе не сказал, что они ложны, вовсе нет. Они, в общем, правильны и справедливы. Но в том случае, когда ты стоишь в стороне в качестве наблюдателя. А когда ты участник, то рано или поздно, вопрос: убить или нет, перед тобой встаёт и, как правило, ребром. Или – или. Ты упомянул размах дела и верно хочешь знать, скольким это стоило жизни, да?
– Не совсем, но примерно так.
– Многим. Убивали, убиваем и будем убивать. И не из-за жесткой конкуренции. Другой повод.
– Какой?
– Мешают. Не мне лично, а делу, которое кормит сотни тысяч простых людей. Мне этот концерн – головная боль. Они его готовы забросать ядерными бомбами, чтобы стереть с лица земли. Меня тоже, естественно.
– Для чего?
– А ты не догадываешься?
– Нет.
– Потому что человек, научившийся производить товар и получающий за это деньги, им не подвластен. Он от их козлиных законов независим.
– Но зависит от тебя!
– Человек зависит не от меня. Да, я его эксплуатирую, плачу ему заработную плату, но не требую от него, чтобы он меня любил, уважал и за меня голосовал. Я не наступаю ему на горло. Я даю работу и спрашиваю о её выполнении. Во что он верит, кого он любит, какой маме идейной привержен – мне безразлично. Ну, разве я виноват, что трудяга в предложенных мной условиях становится свободным в выборе? А это их как раз и не устраивает. Они в тех, кто у меня работает, теряют электорат. Ко мне приходят и просят: "Дай указание своим рабочим голосовать за такого-то, и мы оставим тебя в покое ". А я им отвечаю: "Нет! И ещё раз нет!" И сразу начинают скалить пасти. Сразу. Ибо сами они организовать и наладить честное дело не способны, но воспользоваться плодами чужого готовы незамедлительно. Так было принято в нашей стране. Или ещё тебе пример. Приходят ко мне от православной церкви и просят на строительство храмов и открытия воскресных школ для детей, на создание домов призрения. И я отвечаю им, что не подаю и никогда не подам. Можете меня придать анафеме, но мозги свои я ещё не просрал. Мне ваши храмы до жопы, а нищим я могу помочь напрямую, минуя таких вот посредников.
– А особо настойчивых, так понимаю, в могилу?!
– Да, на кладбище. Я никому не позволю к своему делу прикасаться грязными и жадными руками. Никому. Ни власти, ни вере, ни идее. Когда они вмешиваются – льётся кровь. Я её сам лично пролил много, чтобы отвоевать у них право, только лишь право, спокойно работать. И любого, кто мне встанет на пути, убью не задумываясь.
– Интересная позиция!
– Простая позиция. Мне от них ничего не надо. Мне надо, чтобы дали возможность спокойно работать. Законов я не нарушаю, налоги плачу все и вовремя, ко всему не маленькие.
– Ты считаешь, что свободный труд, который ты организовал, лишает их права воздействовать на человека, и за это тебя ненавидят?
– Только за это. Ещё из зависти. Они же так работать и созидать не умеют, но претендуют, безосновательно, на право распоряжаться. Это не даёт им покоя.
– Хорошо. Я тебя понял. А пришёл по другой причине. Дедушка Ло описал всё тобой изложенное, и я это перевёл. Там есть и о праве на убийство. Хоть он об этом мне никогда не говорил. Теория красивая и стройная, но смерть бросает тень. Как мне кажется плохую тень. Я не могу взять на себя ответственность что-то изменить. Да и кто это вправе сделать теперь? Я принёс тебе его тетрадь, где речь идёт о смерти. Прочти. Пусть и ваши ознакомятся. Боюсь, что если так издать, то простые люди без дополнительного комментария не поймут.
– А он просил об издании этого?
– Прямо нет, но право мне такое дано. И я готов это сделать, но прежде хочу, чтобы ты прочёл. Мне пункт об убийстве не даёт покоя. Только этот злосчастный пункт.
– Прочту сегодня же,- обещает Сашка.
– И так чтобы сразу. Если я решу издать, ты мне поможешь? Технически и финансово.
– А у тебя на машинке печатной подготовлено?
– Да.
– Я пришлю тебе персональный компьютер, принтер и сканер, программное обеспечение, чтобы заново не набирать.
– Спасибо.
– А сам ты, о чём пишешь?
– Тебя интересует?!
– Мне всегда хотелось тебя понять, но не получалось. Да, мне интересно, что может написать человек, находящийся вне нормального потока информации, проживший всю свою жизнь в маленьком таежном посёлке. Только не обижайся на мои слова.
– Если хочешь, то я пришлю рукопись с дочкой. Ты быстро читаешь, и времени много не займёт. Там две книги. Они ни о чём, как говорят о художественной литературе. Ответь мне, ты же посвящённый. Что это даёт человеку?
– Так ты же в это не веришь?!!
– Ну, всё-таки.
– Для мирской жизни ничего и для загробной тоже.
– И в этом ответе ты весь. Умеешь обойти даже очевидные вещи.
– Так ведь звание посвященного – не сан и не религиозная принадлежность. Речи о вере там не идёт.
– А о чём тогда идёт?
– О единстве, в котором находятся посвящённые люди.
– И там нет никаких ограничений?
– Никаких. Ни внутренних, ни внешних. Внешние – это реальная жизнь в среде обитания.
– Конкретизируй. У Ло есть и про это. Я осмыслил, но точности формулировки не нашёл. Раньше посвященных у вас в клане было мало, а теперь все. Так?
– Это верно.
– И этот пункт объясни.