При этом никто не мог расслабиться, актеры на заднем фоне тоже должны были отыгрывать роль мимикой лица и жестами, показывать переживания. И даже если бы сама дуэль между графом и корнетом Семушкиным прошла бы безупречно, но кто-то из актеров на втором плане зевнул бы или почесался невовремя, досадуя на впившийся в тело шов от реквизитного костюма — Савельев наверняка заставил бы переснимать этот дубль.

С этими мыслями Холмогоров занял свое место и поднял бутафорскую саблю.

— Сцена номер сто семьдесят четыре, дуэль графа Воронцова с корнетом Семушкиным! Дубль двадцать один! — щебечет в камеру Людочка и щелкает кинохлопушкой: — Мотор!

— Вашим действиям нет прощения, граф! Я отказываюсь от примирения! — вскидывает голову Дмитрий Усачев, находясь в образе «корнета Семушкина», безнадежно влюбленного в юную актрису областного театра, крепостную девушку Анастасию Мармеладову, которую играет французская звезда Мишель Делори. По сценарию актриса-крепостная Настя принадлежит графу Воронцову и постепенно, но неотвратимо — влюбляется в него. Несмотря на то, что она находится на положении крепостной, граф относится к ней хорошо и даже желает дать ей вольную, но ему в том противится его жена, Вероника Воронцова, которая видит непростые отношения между девушкой и ее мужем. В свою очередь корнет Семушкин посещает театральное представление в городе Н-ске и влюбляется в Настю, мгновенно и бесповоротно.

Поверив гнусным слухам о том, что граф Воронцов принуждает актрис своего театра к исполнению его низменных желаний, корнет неминуемо вызывает его на дуэль, которая становится поворотным моментом в непростых отношениях графа с его женой, с дочерью и сыном, с Настей Мармеладовой и наконец — с самим собой.

— Воля ваша, корнет! — мастерски дергает щекой Холмогоров, показывая суровую усталость бывалого дуэлянта и бойца: — если вы так спешите на встречу с…

Автомобильный гудок прервал его речь и он сбился, запнулся, проговаривая знакомые слова…

— Стоп! — звучит голос режиссера: — стоп!

Холмогоров с досадой оглядывается. У ворот «имения Воронцовых» остановился автобус, высокий «Икарус» с белой полосой на борту и надписью «Стальные Птицы. Колокамск». Из открытой двери высыпалась веселая гурьба девиц, все как на подбор высокие, статные и красивые. Сперва он даже подумал, что это на кастинг роли таинственной горничной графа Воронцова, которая в дальнейшем окажется карбонарием и наемной убийцей, та как раз должна была быть высокой, стройной, красивой и загадочной… но потом понял, что это не так. Кто это такие? И почему они съемки прерывают?

— Ура! — кричит одна из них, вскидывая кулак в воздух: — даешь днюху Железяки!

— Да здравствует «Гений Поколения!» — поддерживает ее вторая: — девчата — за мной!

— Что это за… — хмурится Холмогоров.

— Так со вчерашнего дня предупреждали же. — говорит «корнет Семушкин», опуская свою бутафорскую саблю: — у девушки что живет тут сегодня день рождения. Они сказали, что проведут его тихо, на той половине лужайки и в доме, чтобы нам не мешать. Вы, что не помните, Андрей Викторович?

— Тихо, да? — моргает Холмогоров, глядя на то, что творится у ворот.

— Mon Dieu, comme c’est amusant! — хлопает в ладоши французская звезда и подпрыгивает на месте: — какие веселые! Я тоже хочу!

— Извините! — машет рукой девушка из толпы: — мы не будем вам мешать! Постараемся потише! — звучит взрыв хохота.

— Давайте сосредоточимся на сцене. — вздыхает Холмогоров.

Глава 15

— Вы чего, курицы⁈ — шипит Маша Волокитина: — мы же обещали съемочной группе не мешать! Маркова! Вазелинчик! А ну назад!

— Разве ж их теперь остановишь… — говорит Валентина Федосеева, вставая рядом с Машей: — вон как упылили, только хвост трубой!

— Нам будет за это очень стыдно, но парочка дезертиров не повлияет на проведение праздника. — говорит Виктор, который спускается по ступенькам автобуса, вытаскивая картонную коробку: — вперед, навстречу новому дню. Будем надеяться что они не прервут процесс съемки.

— Как удивительно что мне уже восемнадцать… — рядом с ним откуда-то появляется Арина Железнова: — еще вчера я была просто девочкой, а сегодня уже взрослая женщина…

— Поверь мне это так не работает… для этого нужно усилия приложить… — бормочет Маша Волокитина, заглядывая в автобус: — эй, тут еще полно всего! А кто тащить будет⁈ Маслова! Маркова!

— Давай я. — говорит Валентина Федосеева: — оставь ты их. Увидели съемочную группу и унеслись, девочки на съемках кино никогда не были, вот и убежали.

Действительно, Алена Маслова и Наташа Маркова уже слились с людьми на съемочной площадке, Алена уже разговаривала с кем-то, кивая головой и указывая на статного мужчину с сединой на висках, в белой рубахе со свободными рукавами, залихватскими усами и кавалерийской саблей в руках.

— Холмогоров. — проследив его взгляд сказала Валя Федосеева: — Андрей Холмогоров. Играл в фильмах «Кошкин Дом для Дарьи» и «Бушующее Лето Сорок Первого». В первом камердинера, а во втором — командира партизанского отряда.

— Как ты много знаешь, Валь. — Виктор с уважением посмотрел на нее: — откуда?

— Я «Кинопанораму» выписываю! — гордо отвечает та: — давай сюда ящик, донесу.

— Не, он тяжелый… лучше там в автобусе Айгуле и ее папе помоги…

— Ха, тяжелый. Спорим на желание, что я не только ящик, но и тебя вместе с ящиком унесу? — прищуривается Валентина.

— Э… нет. — отвечает Виктор: — я тебе верю. Кроме того у меня после прошлого раза как я тебе желание проиграл в спине что-то хрустнуло.

— Мужчины в наше время пошли слабенькие. — качает головой Валентина: — все у них хрустит и ломается.

— В тот раз я просто неподготовленный был. Нужно было растянуться… согреть мышцы. Возможно стимуляторов выпить. Эластичными бинтами суставы укрепить, наколенники там налокотники и… шлем. Точно был нужен шлем. — кивает Виктор.

— Вы… вы чем таким занимались? — подозрительно смотрит на них Арина: — это… то о чем я думаю⁈

— Аринка, помолчи, тебе еще рано… — Маша смотрит на нее. Арина выразительно возвращает взгляд.

— Ай, ладно. — закатывает глаза девушка с капитанской повязкой на руке: — все, ты уже взрослая, я поняла. Да, все именно так как ты подумала. Вот придумай себе все что угодно и ты будешь права. Все, хватит с меня дуэнью играть, делай что хочешь, Железнова, но потом жаловаться не приходи!

— Чего это я жаловаться буду⁈ Тоже шлем надену и наколенники!

— Тебе-то они точно понадобятся. — из недр автобуса выходит Айгуля Салчакова: — с днюхой тебя, Железяка! Покажи, где можно казан установить… и мангал.

— Классно что у нас будет шеф-повар аж из «Плакучей Ивы». — говорит Виктор: — а где все остальные?

— За Масловой и Марковой убежали. Киношникам мешать. — пожимает плечами Валентина: — Лилька, кстати — в первых рядах.

— Все-таки сорвем мы им съемочный день… — бормочет Виктор и прикладывает ладонь ко лбу, защищаясь от осеннего, но все еще яркого солнца, и высматривая своих на площадке среди спецовок «Мосфильма», кринолинов барышень и гусарских мундиров.

Съёмочная площадка, ещё минуту назад представлявшая собой образец организованного хаоса, теперь напоминала муравейник, в который уронили кусок сахара.

Девушки из «Стальных Птиц» рассыпались по территории с энтузиазмом первооткрывателей, ступивших на неизведанный континент. Они возникали то тут, то там — высокие, спортивные, любопытные — и совершенно не вписывались в тщательно выстроенную и заботливо оберегаемую картину девятнадцатого века на съемочной площадке. Среди кринолинов и гусарских ментиков их спортивные костюмы и кроссовки смотрелись как пришельцы из будущего, случайно провалившиеся сквозь временной портал.

Лиля уже успела добраться до осветительных приборов и с научным интересом разглядывала «марсианские треножники», задавая вопросы опешившему осветителю, который явно не ожидал такого напора. Впрочем, его можно было понять, ведь либеро «Стальных Птиц» не стояла на месте даже задавая вопросы. Она подпрыгивала, крутилась вокруг приборов, едва ли не пробовала их на вкус.