Глава 18

— Да мы купель сделаем! У нас брезент есть, растянем в стороны, отгородим часть, воду там нагреем до нужной температуры… — горячится Семен Евстигнеев, по кличке «Левша» который одновременно является ответственным за весь реквизит, бутафорию и декорации, а еще он «на все руки мастер». Свою работу Семен любил, сам он не был особо «творческим человеком», скорее из тех, про кого говорят, что крепко на земле стоит. Родился, учился, потом техникум, потом слесарь пятого разряда, но каким-то образом занесла нелегкая в театр, туда где ходят воздушные феи в кринолинах, говорящие на выспренном языке Шекспира и Чехова, но за кулисами могущие и по матушке послать далеко-далеко… и затянула его сладкая атмосфера богемы и искусства.

Сам Семен честно признавался, что мало чего в искусстве понимает, человек он простой… но порой, глядя на съемочную площадку у него нет-нет, а екало в груди — не пойми от чего. Нет, с его разрядом он мог бы на заводе мастером быть, а то и начальником цеха, если курсы повышения квалификации пройти. Но он ни на что на свете не променял бы свой трейлер и скудные бытовые условия на ведомственную квартиру и премию в конце квартала, на устроенный быт, потому что тогда бы его жизнь стала бы скучной и серой. Сам себя он порой сравнивал с нелетающей птицей, которой боженька крыльев не дал, но даже просто посмотреть, как другие летают…

Ну и потом, быть старшим по реквизиту на площадке — это тоже своего рода творческая задача. Как с помощью досок, гвоздей и такой-то матери сделать из советского БТРа — немецкий танк к примеру? Или там космический корабль из дерьма и палок? Никто не будет на космический корабль космические деньги выделять, это если ты кино про шпионов снимаешь, то тебе машина хорошая нужна, заграничная, а если фантастику какую, то скажут «все равно никто не знает как это выглядит, сооруди что-то с разноцветными лампочками», а халтуру Семен терпеть не мог.

Так что едва узнав, что Савельев собирается сцену с купающимися крестьянками доснять, да еще и с этими спортивными девицами, что всю съемочную площадку наводнили — он целиком и полностью поддержал эту идею, к восторгу «гусар» и рабочих сцены. И не потому, что на полураздетых молодых да подтянутых девчонок поглазеть охота… нет, конечно. Человек он женатый, жене своей верен… а с другой стороны если просто посмотреть — это ж ничего такого. Искусство же.

— У нас через неделю выезд в Иваново, важный матч. — возражает ему вредный тренер команды: — а если простынет кто? С утра в холодную воду… на дворе октябрь!

— Начало октября! — возражает ему Семен: — у нас я помню случай был, когда в декабре пляжную сцену снимали, да в Сочи, но все равно холодно было! Все синие как Птица Удачи, между дублями у тепловых пушек грелись да разведенный спирт на грудь принимали, но никто не простыл! Сила искусства!

— Витя! Ну пожаааааалуйста! — тянет тренера за рукав девушка в гусарском кивере, доломане и ментике, с саблей в другой руке: — я никогда в кино не снималась!

— Все, что широкий зритель нашей страны увидит на экране, так это твою голую жопу, когда ты в воду побежишь. — говорит тренер, складывая руки на груди: — как по мне так риски слишком высокие. Простудитесь, заболеете, умрете в канаве.

— Какой резкий скачок логики, — моргает рядом другая девушка, широкоплечая, высокая, стоящая рядом с ними: — от «простудитесь» к «умрете в канаве». Ты думаешь, ты ее остановить сможешь?

— Виктор! — всплескивает руками Георгий Александрович: — вы не понимаете! Давайте я вам объясню! Все преходяще, даже женская красота увядает как цветок, даже эти великолепные ягодицы…

— Вить, можно я ему все-таки втащу, а?

— Варвара, поймите, голубушка, я же в образовательных целях! И потом… как называть эти божественные выпуклости?

— Я не Варвара! Меня Валей зовут!

— … неважно. В любом случае, Виктор — вся красота недолговечна, а искусство — навсегда. Кто была та девушка, что позировала для скульптора Венеры Милосской? Она давно умерла, но мы до сих пор любуемся ее изгибами! Я предлагаю вам вечность! Бессмертие в веках!

— Вить, ну пожааааалуйста! Хочу быть бессмертной! Чтобы моими изгибами любовались!

— Тебе уже все равно будет.

— Поймите, голубчик, эти ягодицы…

— А можно уже перестать о моей жопе говорить, а⁈

— … это символ! Не просто плоть, мясо, кости и кожа, нет! Это символ несгибаемой жизненной силы русской женщины, которая даже под гнетом самодержавия, крепостного права и домостроя, — сохраняет волю к жизни, доброту и заботу! Словно росток деревца, который пробивается через асфальт! Наши женщины несут на себе тяжкое бремя, но не сдаются, они — побеждают, их сила пробивается через любые запреты и препоны! Наши матери, сестры, возлюбленные, дочери! В чем же заключается сила искусства⁈

— В Валькиной жопе? — осторожно предполагает девушка в гусарском кивере.

— В том, чтобы рассказать об этом! Чтобы донести до зрителя правду жизни без прикрас и цензуры! Чтобы вскрыть ему сердце, чтобы встряхнуть его душу и заставить переосмыслить свою жизнь! А вы… простудиться боитесь! — кипятится Георгий Александрович, размахивая руками: — это ваш шанс шагнуть в бессмертие! Кроме того, у вашей девушки будет роль! Настоящая роль! Крепостная Варвара, подруга главной героини, у нее целых три сцены…

— Георгий Александрович, да вы поймите, я не против съемок! — говорит тренер: — но у меня своя ответственность! Мы тут только-только в первую лигу вышли, один матч всего сыграли, у нас ответственный период, впереди командировка и встреча с «Текстильщиком» и их природным дарованием Евдокией, нам даже из режима выбиваться нельзя. Я уж сегодня разрешил сабантуй, потому что день рождения у Арины, но вообще-то с завтрашнего дня будем напрямую к соревнованиям готовиться, диета, режим…

— Оргии.

— Дура ты Бергштейн. На людях это «особыми тренировками» называем!

— Ах, да, точно. Особые тренировки…

— Так что никаких купаний в холодной воде! — строго говорит тренер девушек: — чтобы потом у меня соплей не было…

— Да что вы за… — начинает было Савельев, но тут вступает Семен, напоминая о себе.

— Я же говорю — никакой холодной воды и не будет! Мы можем купель соорудить, если камеру вот так поставить… — он показывает, как именно: — то кадры как девушки вбегают в воду выйдут отличными. Как будто в реку и бегут. А воду там можно согреть… пусть горячая будет. Не совсем горячая, потому что тогда парить будет, но тепленькая, чтобы не простыли.

— Да пусть их. — говорит подошедшая девушка с повязкой на рукаве: — мазью намажутся согревающей, чаю горячего попьют и все такое. Вить, ты ж сам их закаливал, под холодной водой держал в душе…

— Закаливание — там время контролируемо. Съемки такой процесс, что может затянуться… вот тут-то все и простынут. Лишняя минутка на холодном воздухе и в холодной воде и все, привет спортсменам.

— Ну вот и решено! — хлопает по столу ладонью режиссер: — Семен сделает купель, ваши девушки намажутся мазями, мы им теплые покрывала и горячий чай организуем, а вы, голубчик — сами и проследите чтобы по времени они не замерзли!

— Но…

— А теперь самое главное! — режиссер строго уставился на широкоплечую девушку: — Варвара! Пробы с тобой уже завтра начнем! Первая сцена — Варвара сидит в своей горнице, на кровати и грустит о своей подруге, на ней прозрачная белая исподняя рубашка…

— Вить! Я голой сниматься не буду!

— Это же искусство!

— Вон пускай Лилька и Юлька снимаются, им все равно!

— Мне не все равно. Мне любопытно. — говорит девушка в гусарском кивере.

Большой зал «купеческой усадьбы XIXвека» преобразился. Когда-то здесь, наверное, устраивали приемы, а может даже давали балы. Тут были высокие потолки с лепниной, огромные окна от пола почти до потолка, паркет ёлочкой, потемневший от времени, но всё ещё благородный. Хрустальная люстра размером с приличный диван, переделанная под электрический свет — висела под высоким потолком, освещая все тёплым, золотистым светом.