— Нет. — подумав говорит Наташа: — слушай, а тогда получается, что я — тоже ненормальная, да? Я в тот раз… с Холодковым…

— А вот как раз ты нормальная. — улыбается Виктор: — раз в жизни у нее выдалось приключение под лестницей и всем разболтала сразу же. Норма жизни. Представь на своем месте Лильку — она даже не поняла бы чего стыдиться нужно.

— Значит поэтому ты меня из состава команды вывел на должность помощника тренера…

— А что? Обидно? — Виктор поворачивает голову к ней: — считаешь не нужно было?

— Да нет. Обидного нет. Но и радости что я оказывается «нормальная» почему-то тоже нет. Надо бы радоваться, что я нормальная, а остальные все психи, но не получается. — вздыхает Наташа: — но ты мне на вопрос так и не ответил, хитрый лис.

— Может тебе станет легче если я скажу, что «норма» вообще понятие плавающее и неопределенное, а психологи как правило говорят, что психически здоровых людей вообще не бывает, бывают недостаточно обследованные. — радует ее Виктор: — так что и у тебя парочка тараканов наверняка найдется. Например, вот твое стремление карьеру делать и желание власть свою употребить и везде порядок навести — чем не отклонение? Хотя… — он задумывается: — наверное это уже скорее здоровые амбиции. Хм… ну может тебе нравится когда тебя связывают? Или…

— Тема, конечно, интересная. Но я же вижу, что ты разговор в сторону пытаешься увести. Заманиваешь меня блестящими штучками как сороку. Не выйдет, товарищ Полищук! Отвечай на вопрос заинтересованных граждан!

— Что за вопрос, Маркова?

— Говорю Арине восемнадцать сегодня, вся твоя защита на ее несовершеннолетии строилась, теперь что? Она ж не отстанет. У нее два заскока в нашем городе — Лилька и ты. Подозреваю что ты — только потому что она думает, что у вас с Лилькой любовь. Хотела она силки расставить, да сама в них и попалась. А она у нас — центровой игрок, мы половину стратегий вокруг ее игры строим, она же и обидеться может, психика у нее не самая стабильная, она не Лилька с железобетонной уверенностью в себе и собственной правоте. Что делать-то будешь? И не надо про личную жизнь, права Маслова, у тебя эта жизнь теперь общественная… как вы умудрились еще и Вальку Федосееву в ваши языческие игрища втянуть?

— Да разве ей откажешь? — бурчит себе под нос Виктор: — сама пришла. Как ее из Лилькиной хаты выгонять? Да и не хотелось в общем… Валя мне нравится. Лиле нравится. Были там возражения из народа, но большинством голосов…

— Как интересно. Постельная демократия. — прищуривается Наташа: — а с Ариной чего делать будете? Какой план?

— Ээ… ну какой еще план? Я как Бонапарт — главное ввязаться в битву, а там посмотрим…

— Ой, попадешь ты Витька…

— Отстань, Маркова. Давай на тренировке сосредоточимся…

Глава 14

Лужайка перед «купеческой усадьбой XIX века», как это было обозначено в туристических проспектах города — преобразилась до неузнаваемости.

Там, где ещё неделю назад было пусто — теперь раскинулся целый городок из палаток, фургонов и временных навесов. Кабели змеились по земле чёрными лентами, сходясь к урчащему дизельному генератору, спрятанному за кустами сирени. Осветительные приборы на высоких штативах напоминали диковинных металлических цапель или футуристические марсианские треножники из романов Уэллса.

Сам особняк — двухэтажный, с облупившейся местами штукатуркой и потемневшими от времени колоннами — выглядел теперь как новенький. Реставраторы и художники-постановщики поработали на славу: подновили фасад ровно настолько, чтобы он выглядел благородно обветшавшим, а не просто запущенным. На балконе второго этажа появились кованые перила с вензелями, а над парадным входом — герб с белой цаплей на фоне синего щита, вырезанный из фанеры и покрытый сусальным золотом по краю.

Перед домом, на расчищенной площадке, стояла камера на рельсах — массивная, похожая на какое-то осадное орудие. Рядом суетились люди в одинаковых серых жилетках с надписью «Мосфильм» на спине. Кто-то тащил реквизит, кто-то разматывал очередной моток кабеля, кто-то орал в рупор, чтобы посторонние убрались из кадра.

Чуть поодаль, под полосатым тентом, расположился обеденный уголок — несколько складных столов, накрытых клеёнкой, и ряд стульев, на которых отдыхали актёры в костюмах девятнадцатого века. Странное зрелище: гусары и дамы в кринолинах пили компот из гранёных стаканов и ели перловую кашу алюминиевыми ложками.

Местные жители, которых оттеснили за импровизированное ограждение из красно-белой ленты, глазели на всё это как на цирковое представление. Мальчишки висели на заборе, люди постарше проходили мимо, делая вид что им все этот вовсе не интересно, а кучка молодых девушек, учениц местного железнодорожного техникума шептались между собой, указывая пальцами на статного мужчину с благородной сединой на висках.

Именно этот мужчина — в расстёгнутом сюртуке, с залихватски закрученными усами — откинулся в своем раскладном стуле с парусиновой спинкой и пожал плечами.

— Воля ваша, Паша, но как по мне так вся эта затея отдает авантюрой. — сказал Андрей Викторович Холмогоров, народный артист СССР, заслуженный артист Архангельской области и лауреат государственной премии имени Ленина. Он отставил от себя стакан со сладким компотом и аккуратно промокнул усы салфеткой. Еще раз огляделся по сторонам.

Обед привезли в судках, в больших, зеленых термосах, напоминающих Андрею об службе в армии, да и сама еда была такой же — перловая каша с мясом на второе, красный борщ с мазком белой сметаны на первое и компот. Времени на то, чтобы отпускать всех на обеденный перерыв, а потом собирать по новой — не было. Сегодня снимали сцену дуэли между графом Воронцовым и молодым выскочкой корнетом Семеновского полка, вся сцена должна была быть снята одним дублем на пролете камеры, задача не из легких.

С утра работали не покладая рук, чтобы успеть все заснять до заката солнца, и чтобы не пришлось выкатывать на улицу осветительные приборы, снять сцену можно будет и так, но в кадре это будет выглядеть неестественно. Георгий Александрович был очень требователен к качеству кадра и гонял всех в три шеи, невзирая на чины, звания и возраст.

— Что именно? — откликается Паша. Или вернее — Павел Игнатьевич Зубов, который играл роль управляющего родовым имением Воронцовых: — вы про особняк? Вполне нормальный особняк, у графьев конечно и побогаче были, но Воронцов у нас из разорившихся дворян, вот и не может поддерживать усадьбу в надлежащем состоянии.

— Вот вы Паша все о материальном. — отзывается Андрей Викторович: — а я о насущном. Вот какого архангела Савельев поперся в эту Тмутаракань? Как будто в Москве или Ленинграде нет вот таких усадьб. Да там усадьб разорившихся дворян можно найти сотнями. Выбирай на вкус, какое захочешь.

— Творческий процесс, голубчик. — Павел Игнатьевич в свою очередь прикончил свой стакан компота и покачал головой: — Георгий Александрович считает, что если у нас по сценарию Воронцов в Сибирской губернии проживает, то и снимать нужно там же. Потому что на современном большом экране все мелочи видны. Он говорит что на этой широте солнечные лучи как-то по особенному ложатся…

— Да слышал я эту его теорию. — морщится Андрей Викторович: — а что будем делать когда сцены про Африканские приключения пойдут? В Зимбабве поедем?

— Андрей Викторович! Павел Игнатьевич! Готовность двадцать минут! — рядом появилась миловидная феечка и тут же склонилась над Холмогоровым: — давайте я вам грим подправлю…

— У него ус отклеился. — усмехается собеседник народного артиста СССР.

— А у вас, Павел Игнатьевич часы на руке. Фабрики «Слава». Опять. — замечает феечка: — снимите пожалуйста. И когда вы их надевать успеваете и самое главное зачем? Опять дубль запорем…

— Ну не могу я без часов, Людочка. — жалуется Павел, снимая часы и убирая их в карман: — потребность следить за временем — насущная и постоянная. Откуда я буду знать сколько времени до конца съемочного дня? Или до того невероятного момента когда вы, Людочка наконец смените гнев на милость и все же соизволите обратить свое внимание на вашего страстного поклонника!