Альбина Николаевна вздохнула. И как после этого порядок в классе навести?

Глава 6

Виктор зашел в прихожую и остановился, удивленно осматриваясь вокруг. В прихожей царил идеальный порядок, вся многочисленная Лилькина обувь была выстроена по ранжиру и почищена, раньше она лежала кучей, и он серьезно предполагал, что такое количество обуви может носить только сороконожка.

Теперь же кроссовки стояли парами у стены, столько кроссовок, что аж голова кругом шла, босоножки — чуть поодаль. Даже зимние сапоги были аккуратно расставлены в углу и вычищены. На вешалке висели куртки — не свалкой, как обычно, а каждая на своём крючке. Зеркало было протёрто до блеска, половик — выбит и расстелен ровно посередине.

За его спиной вошла Лиля, следом — Маша Волокитина, а замыкала процессию Арина Железнова, которая увязалась за ними, несмотря на все попытки её отговорить.

— Вить, ты чего встал? — Лиля протиснулась мимо него, сбрасывая куртку. — Проходи давай, чего в дверях… — она осеклась, оглядываясь. — Ой.

— «Ой» — это мягко сказано, — заметил Виктор, пропуская вперёд Машу. — Лиль, у тебя тут что случилось? На твою квартиру напала банда Чистой Кошки и выдраила ее?

— Не знаю такой банды, — вздохнула Лиля. — Девочки, наверное. Я же говорила, что они тут…

— Погоди, погоди, — Маша Волокитина остановилась рядом с Виктором, внимательно разглядывая прихожую. — Это те самые девочки навели порядок? Школьницы?

— Ага, — кивнула Лиля: — наверное. Больше некому. Я когда уходила, все было, как всегда. — Какая у тебя квартирка тесная! — встрепенулась Арина Железнова, заглядывая через плечо Маши: — ко мне в гости приходи, у меня два этажа!

— Железнова, заткнись, — не оборачиваясь, сказала Маша: — с толку сбиваешь.

— Вот странно у вас в команде. — сказала «гений поколения»: — вроде и ругают все время, а в то же время и не обидно. Мне бы так в прошлой команде сказали я бы на говно извелась, а от тебя Маш как-то нормально такое выслушивать. Наверное, это у вас привычка. А я решила, что буду лучшим человеком и перестану на людей злится, так что я на тебя зла не держу, Маш.

— Вот уж спасибо, — ворчит Маша Волокитина: — а теперь заткнись наконец.

Арина надула губы, но промолчала. Виктор торопливо скинул с ног обувь и прошёл дальше, в комнату, снова замер на пороге.

Лилькина квартира всегда напоминала поле боя после особо ожесточённой оккупации вероятным противником с последующими боями за освобождение родной земли: книги валялись стопками на полу, спортивная форма сохла на батарее, на столе теснились кружки с недопитым чаем, тарелки, учебники, тетради, какие-то записки. В углу обычно высилась гора немытой посуды, (Лилька могла есть прямо перед теликом, а потом ленилась относить на кухню), на диване — гора одежды, которую Лиля вечно собиралась разобрать, но так и не разбирала.

Сейчас в комнате было чисто. Книги стояли на полке — не просто стояли, а выстроены по размеру. На столе — ни одной лишней вещи, только аккуратная стопка тетрадей и учебников. Пол был подметён, ковёр — пропылесосен. Диван застелен покрывалом, подушки взбиты. Даже шторы выглядели так, будто их недавно встряхнули.

На подоконнике стоял хомяк в клетке — тот самый, который обычно жил на холодильнике. Клетка была чистой, внутри свежие опилки, мисочка с водой и кормом.

— Боже мой, — выдохнула Маша Волокитина, оглядываясь. — Лиль, это правда твоя квартира? И… у тебя было два хомяка?

— Вроде моя, — почесала затылок девушка. — Номер на двери мой, да и ключ подошел. Хомяк мой точно… может он размножился?

— Хомяки делением не размножаются.

— Вон на стенке фотка ее в голом виде, значит точно ее хата. — кивает Арина: — ух ты! Я тоже так хочу — голой сняться! Лиля, а у тебя номер фотографа сохранился?

— Железяка, ты-то куда лезешь, ты еще несовершеннолетняя, тебе и смотреть на такое нельзя…

— Мне уже через три дня восемнадцать будет! А Лильку без трусов постоянно в раздевалке вижу!

— Вот через три дня и спросишь!

— Тиранша… — буркает Арина себе под нос, но негромко, чтобы не вызвать огонь перекрестных репрессий от Виктора и Маши одновременно.

— У тебя тут можно есть с пола, — продолжила Маша, проходя к окну. — Я серьёзно. Лиль, может, ты этих девочек оставишь? Навсегда? Теперь как честный человек ты просто обязана на них жениться.

— Они мне нравятся. — пожимает плечами Лиля: — а Лиза моя соседка по лестничной клетке. Ей Витька нравится, она сказала, что, когда я стану старой, сморщенной и у меня сиськи отвиснут — она его у меня заберет, а пока вручает на ответственное хранение — временно.

— Ты ее не поощряй. — говорит Виктор: — девочке пятнадцать, а ты ее фантазии поощряешь. Что еще за «ответственное хранение»?

— Джульетте, между прочим, было тринадцать! Жанна Д’Арк в тринадцать первое виденье получила и пошла на войну! Набоковской Лолите тоже где-то тринадцать! И в «Молодой Гвардии» тоже. — замечает Арина Железнова: — вообще, что за дискриминация по возрасту! Получается, что «нас кидала молодость в сабельный поход, нас бросала молодость на Кронштадтский лед», как воевать или там гибнуть за родину — так пожалуйста! А как личную жизнь построить — так рановато еще. Вы там не охренели, старичье?

— Вот, полезла наконец из Железяки столичная избалованная девчонка. — кивает Маша Волокитина: — но ты не переживай. Юный возраст — это единственный твой недостаток, который гарантированно со временем пройдет.

— А? — зависает Железнова: — такое ощущение будто ты меня сейчас оскорбила, но где именно… но неважно! Лиль, что еще за история с какой-то школьницей, которая Витьку хочет на «ответственное хранение» взять⁈ Почему я в первый раз об этом слышу⁈

— Нет никакого ответственного хранения. — отзывается Виктор: — не выдумывай тут.

— Хорошо. — покладисто соглашается Лиля: — пусть будет безответственное.

— Это точно. — вмешивается Маша: — чтобы у Лили да ответственное что-то…

Виктор медленно обвёл взглядом комнату, прошёл на кухню и остановился в дверях, не веря своим глазам.

Лилькина кухня напоминала место, где проводились химические эксперименты группой сумасшедших ученых гномов: кастрюли с остатками пищи громоздились в раковине, на плите красовались пригоревшие следы от чего-то, что когда-то было едой, столешница была завалена пакетами, банками, крошками. Холодильник был украшен магнитиками вперемешку с какими-то записками, а на его верхушке традиционно восседала клетка с хомяком, окружённая пакетами с кормом и прочей мелочью.

Сейчас же кухня сияла чистотой.

Плита была отдраена до блеска, все конфорки протёрты, ни единого пятна. Раковина пустая, начищенная, кран блестел. Столешница расчищена — на ней только разделочная доска, аккуратно сложенные полотенца и ваза с какими-то полевыми цветами. Полы вымыты, линолеум просто сиял. Холодильник тоже протёрт, магнитики выстроены в ровную линию, записки исчезли. Клетка с хомяком переехала на подоконник, и зверёк сидел в свежих опилках, что-то деловито жуя.

На столе, накрытом свежей скатертью с вышитыми по краям цветочками (Виктор даже не знал, что у Лили такая есть), стояли: заварочный чайник, прикрытый вязаной грелкой, четыре чистых стакана в подстаканниках, сахарница, блюдце с лимоном, аккуратно нарезанным дольками, и та самая тарелка с бутербродами под полотенцем.

— Лиль, — позвал Виктор, не отрывая взгляда от этого чуда, — у тебя когда-нибудь было настолько чисто на кухне?

— Когда въезжала, — призналась Лиля, заглядывая через его плечо: — но ненадолго.

— А тут ничего — заметила Арина: — и мне никто не ответил за школьницу. Что за школьница?

— То-то. — усмехается Волокитина: — почувствовала конкуренцию? Думаешь если ты молодая, то тебе достаточно чуть подождать чтобы динозавры вымерли? Следующее поколение будет ждать, когда ты вымрешь. Давай вот у них спросим сейчас, уверена, что они на тебя как на старуху посмотрят.