— Да они просто сами мелкие! Школота!

— Ага, ага, на себя в зеркало посмотри. И вообще, Железнова, ты у себя дома хоть раз убиралась? — спросила Маша.

— Ну… у меня есть кому убираться, — призналась Арина. — чего зря эти проводники за мной по всей стране катаются что ли?

— Вить, смотри, — Лиля открыла холодильник. — Они ещё и продукты разложили. У меня обычно всё как попало валяется, а тут… — она показала на полки: колбаса в контейнере, сыр — тоже, овощи в отдельном ящике, молоко, кефир, масло — всё на своих местах. — Даже срок годности проверили, просроченное выкинули.

— Сколько выкинули? — поинтересовался Виктор.

— Не хочу знать, — вздохнула Лиля. — Наверное, половину содержимого.

— Где они? — спросил Виктор, оглядываясь.

— Наверное, в спальне, — Лиля кивнула на дверь в дальнем конце коридора.

— Девочки? Это я. Можно войти? — Виктор постучал согнутым пальцем в дверь.

Из-за двери донеслось шуршание, приглушённые голоса, потом — неуверенное:

— Да…

Лиля открыла дверь и вошла первой. Виктор и Маша последовали за ней, Арина попыталась протиснуться следом, но Маша решительно загородила ей путь рукой.

— Стой здесь, — тихо сказала она. — Не лезь.

Арина обиженно надула губы, но осталась в коридоре, вытягивая шею, чтобы хоть что-то разглядеть.

Спальня Лили была огромной и как всегда больше напоминала склад чем жилую комнату, однако на этот раз это был склад, где царил порядок — многочисленные ящики не были убраны или расставлены, все же это было бы довольно тяжело для четверых девочек, но в остальном в комнате было чисто. Была заправлена кровать, убраны и сложены в шкаф залежи одежды, которые обычно громоздились на тумбочках и стульях у кровати, даже окна были вымыты.

А на кровати, тесно прижавшись друг к другу, сидели четыре девочки.

— Ну здравствуйте, гвардейцы кардинала. — сказал Виктор, подтащил за собой стул, перевернул его спинкой от себя и уселся на него, оседлав словно ковбой жеребца: — давно вас не видел. Как всегда, цветете и пахнете. С вами тремя все понятно… Лиза, там Янина мама волнуется, вы ей позвоните, успокойте, а то ей уже мерещится что ее похитили капиталисты и везут на чайные плантации или на рисовые поля или куда там везут капиталисты молодых девушек? Маме Инны тоже позвоните. Хорошо?

— Позвоним. — кивает Лиза: — здравствуйте, Виктор Борисович. Вы же теперь не наш учитель больше, да? Я могу… могу же…

— Можно и без отчества. — кивает Виктор: — в конце концов ты права, вы у меня больше не учитесь. Да и вообще взрослые все уже. Почти.

— Они взрослые уже, а я все еще соплячка. — бормочет Арина Железнова из коридора: — несправедливо!

— А как вы съездили в Ташкент, Виктор Борисович? — вежливо спрашивает Яна Баринова: — хорошо? Поздравляю вас всех с победой.

— Спасибо! — сияет Лиля и подталкивает вперед Арину Железнову: — это она у нас звезда! Видели бы вы как она — БАЦ! И потом…

— Думаю, что Витя хочет наедине с ними поговорить. — говорит Маша Волокитина, мягко но настойчиво выталкивая девушек за дверь, в коридор: — Вить, я с ними на кухне посижу пока, ладно? — дверь за ними закрывается.

— Думал я что больше не буду дел с вашими проблемами иметь. — говорит Виктор, проследив взглядом как закрывается дверь за Машей: — но как говорится зарекался кувшин по воду ходить…

— Это неправильная пословица, Виктор Борисович. — робко поправляет его Яна: — если кувшин, то не зарекался, а повадился. А если зарекалась, то это свинья.

— Вот как. Значит я повадился. Как там дальше?

— Ээ… повадился кувшин по воду ходить, там ему и голову сломить. А про свинью это когда зарекалась свинья в грязь лезть, грязь лежит, свинья бежит. — объясняет Яна.

— Народная мудрость. — вздыхает Виктор и разводит руками: — вся народная мудрость говорит мне не лезть во… все это. В конце концов есть же у нас РОНО, есть комиссия по надзору за несовершеннолетними, есть органы опек и куча всякого бюрократического хлама. А я к вам отныне никакого отношения не имею, а если поважусь по воду ходить, то тут и с головой всякое приключиться может.

— Ясно. — говорит хмурая Оксана Терехова: — мне все ясно, Виктор Борисович. Извините что побеспокоили. Я тогда пойду. — она встает с места.

— Сиди ты! — шипит на нее Яна Баринова: — сиди, куда опять поперлась⁈ Опять на вокзале ночевать собралась⁈

— Надо будет — и на вокзале переночую. — вздергивает голову девушка: — извините что доставили проблем вашей подруге, Виктор Борисович, мы сейчас же уйдем.

— Ох. — качает головой Виктор: — да садись ты. — он обводит девочек взглядом и вздыхает: — ладно, неправильно я начал. Тут видимо вся история в том, что физиологически и ментально вы уже взрослые люди, а с точки зрения социальной пока еще дети. Извини, Оксана, я не хотел тебя ни в чем обвинять. Ты правильно сделала что пришла сюда. Более того, я скажу так — ты всегда можешь прийти ко мне или к Лиле если у тебя будут проблемы. Вы больше не мои ученики, но вы не перестали быть моими друзьями, хорошо?

— Правда⁈ — Лиза Нарышкина подскакивает на кровати: — значит мы друзья! И… мы уже взрослые! И… я могу теперь к вам на «ты» обращаться! И без отчества!

— Господи, да сядь ты уже, Боярыня! — одергивает ее Инна Коломиец: — мы про Ксюху говорим, а ты со своим энтузиазмом нездоровым…

— Я… я не хочу причинять никому никаких проблем. — заявила побледневшая Оксана, все еще стоя с выпрямленной спиной.

— Ты никому никаких проблем не доставляешь. — говорит Виктор, встает и делает к ней шаг. Обнимает ее. Гладит по спине.

— Извини, если неправильно выразился. Если дал тебе возможность подумать что я от тебя отрекаюсь. — сказал он: — это у меня старческое — ворчать. Ну знаешь там «эх молодежь пошла нынче» и все такое. Я с тобой, на твоей стороне. И не только я. Мы все. Мы обязательно справимся.

— Вы… вы его не знаете, Виктор Борисович… — тихо бормочет девочка: — он большой. И сильный. И работает в дурдоме…

— У меня иногда такое впечатление что я не только работаю, но и живу в дурдоме. — вздыхает Виктор еще раз и отпускает Оксану: — в перманентном состоянии дурдома, понимаешь. Ну что, стало легче? Сядешь уже? Садись. Сейчас Альбина Николаевна подойдет, и мы…

— Вы Альбину позвали⁈ — вспыхивает Оксана: — зачем⁈

— Да успокойся ты… — морщится Виктор: — я уже сказал, что с этого момента ты под моей личной защитой…

— И нашей! — дверь приоткрывается и туда просовывается Лилькина голова: — под личной защитой «Стальных Птиц»! Мы как летающие обезьяны Урфина Джюса, все нас боятся! Лорики-ерики, бамбара-чуфара, пикапу-трикапу, скорики-морики! Вить, тут твоя училка пришла, девочек выдать требует! Я ей сказала, что «с Дону выдачи нет» и кто вольный казак, тот им и останется…

— Вообще-то летающие обезьяны были вольным народом, подчиняющимся тому, кто наденет Золотую Шапку. А Золотую Шапку носила Бастинда. — машинально поправляет ее Яна.

— Какие школьники умные стали. — косится Лиля на Яну: — и в объемах тоже… — она опускает голову, смотрит на свою грудь и вздыхает: — ну не дал боженька… Так что с ней делать? Сказать Аринке чтобы выставила на лестничную клетку и придала ускорение пинком? Она пока несовершеннолетняя, ей срока за рукоприкладство не будет…

— Мне через три дня восемнадцать будет! — раздается крик из коридора.

— Вот и используем ее пока нет восемнадцати. — кивает Лиля.

— Отставить пинки под зад. — командует Виктор: — ведите Альбину сюда.

— Но… Виктор Борисович!

— Да знаю я про ваши проблемы. Знаю. Лиля рассказала уже. — говорит он. В комнату втискивается Альбина Николаевна, «англичанка» и классный руководитель. Она старается прижаться к стенке, обходя стоящую Лилю. Альбина Николаевна, как всегда, выглядит безупречно — одета в брючный костюм бордового цвета и в белой блузке, у нее высокая прическа и строгий макияж на лице.

— Виктор Борисович! — говорит она высоким, поставленным голосом: — это что такое⁈ Родители Бариновой и Коломиец места себе не находят!