Рашид сглотнул. Это была даже не угроза. Николай не повысил голос, не крикнул на него, его тон не изменился. Это-то и было самым страшным.

Рашид наклонился и продолжил втыкать лезвие лопаты в каменистую почву. Еще раз и еще. В голову ничего не приходило, руки начали трястись от усталости. Еще один удар и… он отворачивается в сторону от запаха гниения, его мутит и выворачивает. Смотрит вниз, под ноги. Падаль. Кошка… или собака? Но… почему так глубоко зарыта?

— Что там? — Николай глядит вниз и кивает головой: — как я и думал. Выкапывай эту падаль.

— Выкапывать? — Рашид поднимает глаза, не понимая.

— Выкатывай. — кивает Николай: — она мне не нужна. Мне нужно то, что под ней. Копай давай. Можешь ее в сторону просто убрать…

— … конечно. — Рашид наклоняется. От сладковатой вони разлагающегося тела его начинает мутить. Он вонзает штык лопатки в землю, выкапывая падаль и стараясь дышать ртом, в голову приходят мысли о медной игле, которую кочевники втыкали в разлагающееся тело, с тем чтобы потом этой иглой можно было убить человека одной царапиной. На острие иглы оседали токсины, медь и трупный яд становились смертельной комбинацией, а он сейчас прямо-таки дышит всем этим… его вырвало. Вырвало прямо в яму, прямо на падалину…

— Копай. — напоминает голос сверху и он — копает. Наконец отодвигает тело мертвой собаки в сторону, думает о том, что лежать в одной могиле с собакой — отвратительно. Вонзает штык лопаты в землю и слышит тонкий звон.

— Ага. — говорит Николай: — вот и он. Теперь выкапывай.

— Что это? — поднимает глаза Рашил, хотя все уже понял. Вот он — настоящий тайник Салимова. В безлюдной местности, так чтобы можно было приехать и выкопать даже если тебя разыскивают. Сверху — мертвая собака, для того чтобы если кто-то случайно начнет копать — наткнулся на падаль и прекратил. Кому охота с такой гадостью возиться? И он — наконец нашел этот тайник. Вот только сейчас ему не до золота, не до валюты и драгоценностей. Все, чего он хотел прямо сейчас это жить. Просто жить. Над головой раскинулось пронзительно-синее небо, в самой вышине над ними кружила темная точка, парящий беркут высматривал добычу, высоко-высоко, где чисто и прозрачно. А он — стоял в яме, грязный, обливающийся потом, рядом с разлагающимся телом и собственной рвотой, с лопатой в руках. Почему-то от этой мысли ему стало так тоскливо, что сердце сжалось в груди…

— Копай.

Альбина Николаевна сидела на краешке стула перед массивным директорским столом и нервно теребила уголок платка в кармане. Новый директор — Раиса Ивановна Строгонова — листала журнал посещаемости, время от времени постукивая по странице ногтем с аккуратным маникюром. За окном кабинета раздавались голоса школьников на перемене, где-то хлопнула дверь, прозвенел звонок на урок.

— Значит так, Альбина Николаевна, — наконец подняла глаза директор. Голос у неё был негромкий, но твёрдый, как у человека, привыкшего, чтобы его слушались с первого раза. — Четыре ученицы вашего класса сегодня отсутствуют. Без уважительных причин. Без справок. Без звонков от родителей. Это что, попытка саботажа всего класса?

Альбина Николаевна вздохнула: — Раиса Ивановна, я… я звонила. По всем домашним телефонам. Никто не отвечает. Может, они заболели?

— Все четверо? Одновременно? — Директор сложила руки на столе. — Терехова Оксана, Нарышкина Елизавета, Баринова Яна, Коломиец Инна, четыре девочки из вашего класса, одновременно испарились. И вы мне говорите — заболели?

— Ну… может, они вместе куда-то…

— Куда? — Раиса Ивановна подалась вперёд. — Куда могли пойти четыре старшеклассницы в учебное время? В кино? На каток?

Альбина Николаевна развела руками в стороны: — Раиса Ивановна, пока я знаю столько же сколько и вы.

— Меня волнует успеваемость и дисциплина в вашем классе, Альбина Николаевна. А эти конкретные девочки… по ним тоже есть вопросы. Например, эта неприглядная история с Нарышкиной и физруком. Нам только романов между преподавателями и учениками не хватало! Знаете, что со мной потом РОНО сделает?

— Бывшего физрука. — отмечает Альбина: — Виктор Борисович уволился по собственному желанию и теперь тренирует команду Комбината. Насколько я слышала у него все хорошо.

— То, что у него все хорошо не означает что у нас в школе все хорошо. Альбина Николаевна… — директор снимает очки и разминает пальцами переносицу: — давайте будем говорить без прикрас. То, что ученица восьмого класса начинает выражать столь… явную симпатию к взрослому мужчине — это ненормально. В ее возрасте девочка должна думать об играх в куклы, о том, как провести вечер с подружками и конечно же о том, как внести свой вклад в развитие комсомола и нашей страны, а не о всяких… непристойностях!

— Понимаю. — кивает Альбина: — думать о непристойностях можно только после выпускного.

— Вот вы смеетесь, Альбина Николаевна, а я ничего смешного в том не вижу. О чем они будут думать после выпускного — об этом пусть голова у других болит. До тех пор, пока они в школе учатся, их поведение — наша ответственность. То, что девочек сегодня в классе нет — это тревожный звоночек и в первую очередь тревожный звоночек вам, как классному руководителю. И потом — вот у вас в классе постоянные драки между мальчиками. Володя Лермонтович и Артем Борисенко…

— Артур.

— Да, Артур Борисенко. Эти двое постоянно дерутся. Какая кошка между ними пробежала? Если вы ничего поделать не можете, давайте переведем этого Лермонтовича в другой класс.

— Раиса Ивановна, они уже старшеклассники, — вздохнула Альбина Николаевна: — Переводить сейчас… это же их дестабилизирует перед экзаменами. Я с ними поговорю, разберусь. — она не стала говорить вслух всего что знала про непростую ситуацию в классе. Это директору хорошо сверху указывать, а на деле… на деле Володя Лермонтович влюблен в эту самую Лизу Нарышкину, влюблен так, что все это видят кроме самой Лизы Нарышкиной, которая втрескалась в Виктора по уши, первая любовь, нет ничего более безнадежного и трагичного. Артур Борисенко в свою очередь неровно дышит к Оксане Тереховой, она любит читать фантастику, он ей книги из домашней библиотеки таскает, а сама Оксана почему-то прямо с ума сходит от Лили Бергштейн, либеро команды «Стальные Птицы», называет ее Ирией Гай и поет дифирамбы. Альбина видела эту Ирию Гай и могла смело сказать, что та ей не соперница, хотя бы потому что Альбина всегда женственная и красива, а эта Лиля — в трениках и кроссовках. Правда двигается она потрясающе, словно пантера какая-то и в окно выпрыгивает словно каскадер, но мужчинам рядом нужна не пацанка а настоящая женщина. Такая как она, Альбина, например. Этот Виктор просто пока не понимает в чем его счастье, вот и крутится в своей волейбольной команде… ну и пусть. Пожалеет еще потом. И ничего удивительного нет в том, что Лермонтович постоянно с Борисенко дерется, потому что Володя видит влюбленность Нарышкиной и из-за этого бесится. Сказать ничего толком не может, вот и ведет себя по-детски — обзывается на четверку «Аристократок», как их прозвали в школе, потому что у Яны фамилия Баринова, значит Барыня. А Нарышкина — старая фамилия, боярский род, значит — Боярыня. Результат — Володя на них обзывается и задирает, а Артур вступается. В первую очередь за Оксану, конечно же, но чтобы со стороны не так видно было — за всех «Аристократок» сразу.

Был бы Володя Лермонтович повзрослее — не маялся бы дурью, а подошел к Лизе Нарышкиной и признался бы. Может и получилось что. А не получилось бы — так забыл бы и нашел себе другую. Но Володя просто школьник, как и все остальные, а потому подойти и сказать он не может, будет обзываться и злится. В ответ девочки будут платить ему тем же, а Артур Борисенко будет за них вступаться, и они с Лермонтовичем опять пойдут «разбираться» за гаражи.

И это только верхушка айсберга. Инна Коломиец тоже завела себе роман, со старшеклассником из выпускного, из другой школы, а у нее оказывается уже есть поклонник в нашей школе. Как результат — опять драка, на этот раз групповая. Хорошо хоть до директора это не дошло. Равно как и то, что Зина Ростовцева сохнет по недавно переведенному в школу учителю географии, Марату Романовичу, который сам крутит роман с Анастасией Евгеньевной, преподавательницей пения, они запираются у нее в кабинете на переменах, а потом Анастасия Евгеньевна щеголяет с синяками-засосами на шее. Поговаривают что Марат Романович даже хочет развестись со своей женой, однако до сих пор никакого заявления в загс от него не поступало. То ли потому что у него уже было трое детей, то ли потому что после занятий он наведывался в кабинет к «химичке», а ведь Ларисе Павловне уже почти сорок!