— Лилька, тут девушка в оргии хочет участвовать, где записываться? — в глазах у Наташи мелькают лукавые огоньки.

— Я вовсе не собиралась…

— Разве у нас записываются? — озадаченная Лилька чешет в затылке, сдвигая высокий кивер чуть вперед: — я думала явочным порядком, кто пришел, того и…

— Вот! — торжествующе разводит руками Наташа: — видишь, Люда? Она даже не отрицает!

— … но если вот прямо охота очередь занять, то вон за Мишель занимайте, она крайняя. — Лиля кивает в сторону француженки, которая бойко о чем-то щебечет с окружившими ее девушками.

— Чего⁈

В дальнем углу двора, там, где старые яблони уже почти совсем облетели, сбросив листву в преддверии поздней осени, — расположился целый кулинарный лагерь.

Ринат Салчаков, шеф-повар ресторана «Плакучая Ива» и по совместительству отчим Айгули, командовал этим хозяйством с уверенностью полководца. Невысокий, крепко сбитый, с седеющими усами и спокойным, мягким взглядом тёмных глаз, он двигался плавно, не торопясь, но везде успевал.

Казан — огромный, чугунный, почерневший от времени и огня — стоял на специальной треноге над углями. Не на открытом пламени, нет — Ринат был категоричен: «Плов на огне — это не плов, это каша с мясом». Угли давали ровный, мягкий жар, и содержимое казана не кипело, а томилось, булькая лениво и довольно.

А пахло так, что у проходящих мимо подкашивались ноги. Зира, барбарис, чеснок — целыми головками, утопленными в золотистый рис. Баранина, нарезанная крупными кусками, давно перестала быть мясом и стала чем-то большим — томлёным, сочным, расходящимся на волокна от одного взгляда. Морковь — не тёртая, а нарезанная длинной соломкой, как положено, как делала ещё бабушка Рината в Самарканде — проглядывала сквозь рисовую шапку оранжевыми полосками.

— Птичка, — Ринат кивнул, не отрывая взгляда от казана, — зелень неси.

— Бегу, ата! — Айгуля суетилась рядом — то к разделочному столу, то обратно, то за специями, то за полотенцем. Она единственная из девочек была допущена к «святая святых» — остальных Ринат отгонял взмахами деревянной лопатки.

Чуть в стороне дымил мангал — длинный, сваренный из толстого железа, основательный. Над углями покачивались шампуры с мясом, и Виктор Полищук, назначенный ответственным за эту часть операции, добросовестно их переворачивал.

Между казаном и мангалом расположился рабочий стол — старая дверь, уложенная на два строительных козла и накрытая клеёнкой. На столе царил организованный хаос: три разделочные доски разных размеров, ножи — от маленького овощного до внушительной узбекской пичоки с широким изогнутым лезвием, миски с нарезанными помидорами, луком, кинзой и укропом. Отдельно стояла большая чашка с маринованным в уксусе луком — его фиолетовые кольца блестели словно новенькие монетки.

Свежие лепёшки — настоящие, узбекские, выпеченные утром в тандыре, который Ринат умудрился соорудить во дворе своего ресторана — горкой лежали на чистом полотенце, накрытые другим полотенцем, чтобы не остывали.

Виктор задумчиво уставился вдаль, туда, где на лужайке стояли вперемешку актеры, рабочие сцены, девушки из команды и… прочие.

— Даже твои школьницы явились. — насмешливый голос от столика, где нарезаются овощи на салат. Айгуля. Виктор бросает на нее взгляд. Про себя отмечает, что после Ташкента и того визита от «авторитетных людей» якобы знакомых с ее настоящим отцом, Салимовым — она наконец пришла в себя, перестала оглядываться через плечо. Конечно, для обычной советской девушки столкновение с такого рода угрозой стало шоком. Как защищаться от людей, которые не только физически тебя сильнее, но еще защищены удостоверениями «компетентных органов», с оружием и связями в нужных местах? Никак. Это от хулигана в подворотне еще можно отмахаться, но с такими вот… остро чувствуешь свое бессилие.

Виктор поджимает губы. Бояться Айгуле больше нечего и некого. Николай разобрался. Он вообще был на редкость компетентен и обладал всеми профессиональными качествами необходимыми для того, чтобы разбираться с такими проблемами. По всей видимости он и сам принял Виктора за своего коллегу, лишних вопросов не задавал и всем своим видом как будто говорил «я такой же как ты, вижу, что ты делаешь вид, как будто ты не такой… и я тоже буду делать вид, но мы-то с тобой знаем…».

Сложно. Виктор не пытался выдать себя за кого-то другого, пытался даже как-то объяснить Николаю что он вовсе не тот, за кого он его принял… но результата не добился. Это как с чертовыми «особыми тренировками», нет никаких «особых тренировок», но никто ему не верил. Все почему-то считали, что он тут со всей командой оргии каждый день устраивает, только хорошо это скрывает. Вот и Николай — искренне считал, что Виктор очень хорошо маскируется и выдает себя за учителя физкультуры и обычного тренера.

— Николай звонил. — говорит Виктор и Айгуля — слегка напрягается, перестав нарезать помидоры в салат. Поворачивается к нему.

— И… что-то сказал? — осторожно спрашивает она, замерев с ножом в руках.

— Сказал, чтобы ты не переживала. Все проблемы решены, никто тебя искать не будет. — Виктор искренне подозревает что фраза «проблемы решены» в устах у Николая-Наполи означает только одно — что проблемы как правило лежат где-нибудь в заброшенной местности на глубине двух метров с дыркой в голове. Он уж просил его быть помягче и не решать проблемы столь… радикально, как тот уже решил в той пещере у водопадов… но кто же его знает, что именно Николай-Наполи понимает под фразой «быть помягче», может быть подушку в яму предварительно положить? Перед тем как закопать. Страшный человек Николай-Наполи, а поди ж ты, Марина в нем души не чает. Впрочем в ситуации с Айгулей стоит только богов поблагодарить что такой человек на ее стороне.

— Правда? А… ты как думаешь? — спрашивает она.

— Я думаю что если Коля сказал что все в порядке, значит все в порядке. — отвечает Виктор. Все переговоры в Стране Советов могут быть прослушаны и не потому, что злобная КГБ за ними следит, а просто потому, что телефонные коммутаторы так устроены, телефонистки соединяют их вручную и всегда могут услышать все, о чем вы говорите. Потому Николай не стал вдаваться в детали, только сказал, что «проблемы решены» и что он выезжает в Колокамск на машине, потому что «груз тяжелый». Что за груз? Неужели Николай нашел спрятанное золото Салимова?

— Виктор Борисович. — у стола появляется Юля Синицына: — у тебя отлично получается переворачивать эти стальные полоски с мясом. При каждом повороте конструкция поворачивается ровно на сто восемьдесят градусов, что свидетельствует о наличии природного таланта.

— Юлька, ты чего, заболела? — Айгуля озабоченно смотрит на нее: — Жанну Владимировну позвать? Ты как себя чувствуешь?

— Согласно правилам поведения в социуме и искусству ведения коммуникации если в начале сказать комплимент, то собеседник будет расположен к продолжению беседы. — говорит Синицына: — а еще твоя рубашка очень идет к цвету твоих же глаз.

— Мне уже страшновато становится. — говорит Виктор: — чего тебе надобно, Синицына? Шашлык еще не готов, так и знай.

— Предлагаю сделку. — говорит Синицына: — там девчонки тотализатор замутили. Десять к одному на тебя против Железновой, насчет закрытия гештальта и все такое. Давай сотню на тебя поставим!

— Десять к одному… — задумчиво говорит Айгуля, потом поднимает взгляд на Синицыну: — а ты мухлевать пришла!

— Технически это не мухлеж. — пожимает плечами Юля: — технически я тут услугу тренеру делаю. Потому что Арине восемнадцать будет завтра, а не сегодня. Сегодня — день рождения, так что пограничный день… а вот завтра ей совершенно точно восемнадцать. Следовательно я спасаю Виктора Борисовича от уголовного преследования.

— Не собираюсь я с ней ничего делать… — вздыхает Виктор.

— Никто и не ставит на то, что ты с ней будешь делать. Все ставят на то, что она с тобой будет делать. — терпеливо объясняет Синицына: — а ты не устоишь. Но я в тебя верю. Сотня? Выигрыш пополам.