— Собрался куда-то? — спрашивает она, отбрасывая волосы назад и выпуская дым вверх: — не спится?

— Мне в город нужно. — говорит он: — спасибо что приютили, Жанна Владимировна. За мной должок и я обязательно вам отплачу. Если что-то в городе нужно будет — обращайтесь. Моя семья не из последних.

— Из первых, надо полагать? — прищуривается Жанна, поворачиваясь к нему: — да по твоим вещам видно, что не из последних. Сапожки югославские сможешь достать?

— Конечно. Какой размер? — кивает он. Жанна опускает взгляд вниз, вынимает ногу из сандалии и вытягивает ее, шевеля пальцами на ступне.

— А ты угадай. — говорит она и улыбка скользит по ее лицу: — угадаешь — будет тебе приз. Нет… — она пожимает плечами: — значит снова мне с сапожками не повезло.

— Хорошо. — говорит Наполи: — угадаю. Вы прекрасная нимфа, Жанна Владимировна и я…

— Ой не надо мне лапшу на уши вешать. — отмахивается она: — что ты, что твой приятель, оба гусары.

— Гусары? — не понимает он.

— Легкая кавалерия. — усмехается она: — знаешь как Давыдов говорил? Гусар что дожил до сорока — говно, а не гусар! Вы же живете как спички — раз и сгорели. Только у твоего приятеля взгляд тяжелый. Повидал видать, хоть и молодой совсем…

— Хм. — хмыкает Наполи. Конечно повидал. Ликвидатором в Бюро работать, пусть даже год — и то крышка свистеть начинает. А такой как Виктор уж, конечно, повидал. Не спрячешь взгляд от знающих людей, видно в нем все. Темна вода в облацех как говорится, вот такая же темная и холодная вода в провале, где сгинули трупы беглых зеков, такая же темная и холодная плещется в глубине глаз этого человека.

— Постараюсь не сгинуть. — говорит он и придвигается чуть ближе к теплому, округлому боку Жанны Владимировны и положив свою руку ей на талию: — но одиночество этим вечером…

— Не лечи меня, Коля-Николай. — насмешливо говорит она, убирая его руку: — ты не в моем вкусе. Лучше привет своему приятелю передай, он обещал в гости заезжать. А то я на следующей неделе в город собралась как раз.

— Чертов Витька. — качает головой Наполи: — и тут обошел. И что вы все в нем находите⁈

— Вырастешь — узнаешь. Ну так, что вещи свои забирать будешь?

Марина, которая колеблется и не знает что ей нужно от этой жизни

— Тетя Марина — спелая малина! — по коридору проносится конопатое чудо, сверкая поцарапанными и загорелыми коленками.

— Катька! А ну в свою комнату, спать пора! — вслед конопатому чуду несется громкий голос Глафиры Семеновны: — кому сказала, егоза! Марина, у меня там два пирожка осталось, может заберешь? С картошкой и яйцом, а то вон какая худая, одни глаза.

— Тетя Глаша, да у меня и так задница в двери не пролезает. — говорит Марина и поднимает руки: — я со вчерашнего дня на диете. Твердо решила похудеть. Особая диета, московская — по четным дням с утра стакан уксуса, а по нечетным — разведенной соды. Одна чайная ложечка на стакан теплой воды. И раздельное питание.

— Стакан уксуса? — всплескивает руками Глафира Семеновна: — ты ж сожжешь себе все! Валерка из сорок пятой третьего году хлебнул уксуса из бутылки, думал, что водка, так его потом на «скорой» увезли и операцию делали! До сих пор толком говорить не может и через дырку сбоку в животе питается…

— Ну не совсем уксуса. Развести тоже нужно… двухпроцентный раствор. — поясняет Марина, проходя на кухню: — а вечером можно яблока кусочек или творога. Яблока у меня нет, а творог Светка принесла с магазина.

— Как же ты сухой творог есть-то будешь? — качает головой Глафира Семеновна: — поперек горла станет. Вон возьми сметанки у Витьки, все равно пропадет.

— Чего это? — удивляется Марина: — а Витька где?

— Так в Москву уехал, у вас же смены были посуточные, вот и не знаешь. — отзывается Глафира Семеновна, открывая дверь холодильника и заглядывая внутрь: — он же уволился со школы, вот теперь на новой работе ему нужно себя показать, так в командировку и полетел со своей девушкой…

— Что? Погодите, постойте! Тетя Глаша, погодите… — Марина поднимает руку, словно школьница за партой на уроке, жаждущая чтобы на нее обратил внимание учитель: — уволился? Как уволился? Из школы? И… что за девушка⁈

— Как уволился? — тетя Глаша пожимает своими большими, округлыми плечами: — как все люди увольняются, написал заявление по собственному желанию, вот и все.

— Глафира Семеновна! — на кухню заходит сосед, Гоги Барамович, вечером он в белой майке и тренировочных трико внизу, да в тапочках на босу ногу: — О! И Марина-джан тут! Хорошо! Слушайте, нам бы собрание жильцов провести… а то тут у старенького Леопольда дурные вести.

— Как есть дурные. — вслед за Гоги на кухню протискивается Леопольд Велемирович, он снимает очки и протирает стекла замшевой тряпочкой: — вы слышали, что Виктор наш уважаемый сосед уволился из школы?

— Как раз обсуждаем. — говорит Марина: — и я не поняла, с какой еще бабой он в Москву поехал? Лилька же тут, я ее видела в пятницу на танцульках…

— Марина-джан, дело серьезное, а ты на Витьку бочку катишь. — укоризненно качает головой Гоги: — может у него любовь? К женщинам? Пока он неженатый, слушай, пусть летает с кем хочет, лишь бы не залетели там! — он хохочет, довольный своей шуткой.

— Гоги Барамович, посерьезней. — наконец заканчивает протирать очки Леопольд Велемирович и водружает их себе на переносицу: — дело в том, что Виктор Борисович наш уважаемый в нашей коммуналке от третьей общеобразовательной школы, а это значит…

— Что его отсюда выпрут! — догадывается Марина: — но погодите! По закону не могут! Пока он другую работу не найдет и ему там не выделят жилье. У нас же социалистическое государство, у нас никого на улицу не выкидывают!

— Тут ты, конечно, права, Мариночка. — кивает Гоги: — вот только Витька наш уже устроился на другую работу и у меня имеются точные сведения что ему Комбинат жилье уже выделил. Понимаэтэ? — от волнения Гоги аж пятнами пошел: — ты что, нэ понимаешь что это значит? Комнату кому-то еще отдадут! А нам это зачем? Витька хороший сосед был, но если уж он уходит, нельзя комнату никому отдавать! Кто у нас в расширении нуждается? Давайте останемся как есть — вот сколько нас тут есть…

— Так вы переживаете что комната его мимо уплывет… — понимающе кивает Марина: — ааа, так вот в чем дело. А я-то думала…

— Марин, ты не подумай, мне Витька нравится. — говорит Гоги Барамович: — как человек и друг. Но он же все равно уходит, ему Комбинат отдельную квартиру выделяет. Двухкомнатную на секундочку. Так что за него я не переживаю. А вот за его комнату у нас в общежитии — очень даже переживаю. А ну как вселят еще одну молодую семью? Мало нам принцессы Алтынгуль, которая с утра вопит благим матом, в будни это может даже и хорошо, а вот в выходные? И вдруг новая Алтынгуль — среди ночи орать будет? По очереди с нашей?

— Или пьяницу какого подселят. — поправляет свои очки старенький сосед: — хорошие соседи в наше время — редкость. Это нам повезло что у нас коммуналка тихая, все свои, такая у нас уютная и камерная атмосфера, знаете ли. А люди, они разные бывают, вот я в свое время служил в корабельном оркестре на должности, знаете ли, у нас был один такой, специально нанял молоденькую студентку, чтобы в первом ряду перед нами лимон съела. Ну натурально духовые никто не смог играть, слюной подавились! Хорошо, что я не на тромбоне стоял, а то был бы позор на всю Европу, а ведь тогда третий секретарь обкома, товарищ Хмелецкий лично приезжал чтобы удостовериться…

— Леопольд Велемирович! — взывает к нему Гоги: — пожалуйста оставьте свои истории, всем и так понятно, что нужно что-то делать!

— Что у вас тут? — на кухню заглядывает Батор: — о! Маринка! Марин, не в службу, а в дружбу, пожалуйста сегодня у Витьки заночуй снова, а? Все равно он в командировке, а ключи у тебя есть. Мы со Светкой вроде помирились… вроде как.

— Батор! А ну иди сюда! — машет ему рукой Гоги: — слышал, что Витька комнату освобождает? Нам здесь чужие не нужны!