Так что стоит рассматривать «подарок» от Матвеева, как благодать. Ну и быть должным.

Теперь приходится выкручиваться и подсчитывать, вспоминать, какие ещё новшества можно внедрять, чтобы быстро получать прибыль. Первая гербовая бумага уже начала зарабатывать деньги, и Матвеев ждёт ещё каких‑нибудь вывертов, чтобы казна начала быстро пополняться. У меня же на уме только долгосрочные проекты. Ну или такие экзотические и нечестные, как, например, налог на бороды.

Уезжать можно, но что мне делать в Преображенском без государя? Конечно, занятий много. Но и тут дел хватает с избытком.

Пребывать в отчим доме я могу себе позволить ещё как минимум несколько дней. Государь срочно сорвался с учёбы, со всех своих дел направился в Москву. Погиб же его дядька, черти забери этого грешника.

Между тем, Пётр Алексеевич чихать бы хотел на такого родственника, но тут, в Преображенском, появилась царица. Ранее она словно забыла о существовании своего сына, крайне редко навещая Петра Алексеевича. Но приехала и взбаламутила юную голову царя. А мать на Петра имеет большое влияние.

Нарышкинам сейчас просто необходимо было показать, что они всё‑таки родственники государя. Царь должен принимать участие во всех скорбных мероприятиях, которые затеяли Нарышкины. Ну и другие видеть, что власть этого клана не пошатнулась и со смертью самого одиозного из них.

Ну да и ладно, будем считать, что у Петра Алексеевича начались каникулы. А у меня – возможность плотно поработать с бумагами и разгрести дела Стрелецкой корпорации. Не все в ней гладко.

Например, я не пойму, как пристроить гончаров. В нашей корпорации сейчас их три. Точнее, три мастерских. И пусть минимальный заказ я и мог бы сделать, все в Преображенском хватает сейчас людей. Вот только после разгрома Стрелецкого бунта много осталось не сильно то и дорогостоящих вещей стрелецких. Посуды керамической – точно на полдивизии хватит.

Ну ничего… Я вспоминаю состав фарфора. Можем же фабрику поставить. Даже внутреннего рынка хватит, чтобы одна фабрика не имела проблем с заказами. А там… Можно и на европейские рынки выходить. Вот не знаю я, насколько сейчас развито производство фарфора в Европе. Всегда же можно сделать лучше, расписать красивее.

Но пока что я занимался подготовкой уставов нашей торгово‑промышленной организации. Анализировал все заработки и возможности, которые сейчас появились. Не всё радужно и не только с гончарами. Многие остаются без государственных заказов. И с этим нужно что‑то делать.

Я обязательно подумаю об этом завтра.

– Прибыл! – сообщил мне Прохор, который сегодня рядом со мной и за секретаря и за товарища.

– Пусть заходит! – сказал я.

Сегодня у меня такой гость, не уделить внимания которому я не имею права. Так что отложил в сторону Устав Стрелецкого общества вдохнул‑выдохнул. Настроился на рабочий разговор.

Скоро в комнату, которую я занимаю в качестве своего кабинета на время пребывания в семье, зашел человек.

Вот вроде бы мужик‑мужиком, но нет.

– Никита Демидович, я рад, что вы, наконец, до меня добрались, – приветствовал я своего гостя.

Встал, не стал чиниться, жестом пригласил присесть.

Передо мной стоял мужчина, может, немногим лет за тридцать. Он уже был с лысиной, светло‑русыми, даже слегка рыжеватыми волосами и бородой. Росточком маленького, но взгляд имел цепкий, чуть прищуром, словно бы прямо в этот момент он уже хочет в чём‑то меня надуть.

– Почём звал меня, государев наставник? – с нотками недовольства в голосе спрашивал Никита Демидович. – Сорвался я от дел своих. Кабы не был ты наставником государя, уж не обессудь и прости, но и отказать мог. Коли дело исправное ко мне имеешь, об том описать потребно. А человек твой и не ведает, пошто я нужен тебе. Только что и сказал, что у тебя мастерская оружная есть. Должен же я знать, пошто дела бросаю и к тебе еду.

Никита Демидович, ещё не получивший фамилию Демидов, да и не владеющий пока большими заводами, говорил уверенно и, как видно, даже не опасался обидеть. Вероятно, за основу, как именно со мной разговаривать, он взял то, что я владелец оружейной мастерской.

А еще, что сквозило из тона разговора, Никита посчитал, что я зазнался, пользуюсь своим положением, что наставник государя и теперь буду к чему‑то принуждать уже состоявшегося мастера и торговца, Никиту Демидовича.

– Коли без уважения ко мне прибыл и высказываться намерен в грубости, то пойди отсель с миром, добрый человек. А если желаешь и серебра заработать, и для Отечества нашего быть полезным, в будущем заводы строить и быть на них хозяином… – тут я намеренно сделал паузу.

Лицо Никиты нахмурилось. Явно в голове закрутились шестерёнки. Он думал, то и дело поднимал на меня глаза, рассматривал. Ну да, слова мои из области преданий и сказок. Между тем, я говорил серьезным тоном. И Никита, судя по тому из тех людей, кто раздобудет нужную информацию, если это будет нужно для дела.

И я знал, кто такие Демидовы, кем они стали в иной реальности. И фильм про них смотрел, и читал немало. Однако один эпизод очень сильно врезался в память. Когда России нужно было срочно перевооружиться и по сути создать армию, чтобы не проиграть Северную войну, никто не брал большой заказ на изготовление фузей для русской армии. Боялись государева гнева за неисполнение, неподъёмный заказ оказывался. Петр Алексеевич в той реальности снижать требования не захотел.

А вот Никита не испугался. Он поставки и металла организовал, нашёл, как в будущем говорят, субподрядчиков. Перераспределил некоторые технологические процессы. И выполнил заказ на тысячи новейших ружей. Причем не уступающих по качеству голландским образцам.

Так разве же в этом мире Никита Демидович должен быть сколь‑либо глупее или менее изворотливым? Тем более, что я от него не жду за год десяти тысяч ружей. Пусть одну тысячу сделает, но к весне.

– Славно баешь, государев наставник. Не учёл я, что ты можешь настолько повелевать государем и его окружением, – после некоторой паузы сказал Никита.

– А что ль, повеливаешь ли государем? – пытался поймать меня на слове.

– Кто ж скажет‑то тебе, Никита Демидович? – рассмеялся я.

Антюфьев развел руками и сделал наивное выражение лица. Мол, а что я? Я ниче? Мы ж мужичье лапотное. Ага! Хитрюга он еще тот. Вот даже и не знаю, кто более изворотливый может быть: Никита Демидович, или боярин Матвеев. Они стоят друг друга.

– Так Сколь много фузей на голландский манер ты сможешь сделать до весны? – задал я вопрос.

Антюфеев покачал головой, не смог скрыть удивления. Такие заказы, насколько я знаю, чтобы одномоментно и одному мастеру, в России не реальные… Были, пока я не появился.

Может вся Тула, а там хватает ремесленников‑оружейников, тысячу ружей в год и делает, да и то вряд ли. Это серьезный заказ. Потому‑то и Антюфееву уходит, а не в моей мастерской реализовывается.

Со Степаном мы говорили на эту тему. Я скрывать от своего брата, что хочу дать большой заказ Никите Демидовичу, не стал. Степан в обиде, а вместе с ним и я, не останемся. Я предложил на нашей мастерской изготавливать нарезные винтовки. И готов купить таких много. А еще, я начертил станок для нарезки стволов.

В иной реальности Марк Сидоров создал и после Яков Батищев усовершенствовал, механизм, позволяющий нарезать каналы ствола. И делается это должно быстрее, почти что без участия человека. Так что, если получиться создать, а описание я знаю и уже начертил, то будет большое преимущество нашей мастерской.

– А сколь потребно фузей‑то? – Никита задал свой вопрос после того, как обдумал все мной сказанное.

– Десять тысяч, – усмехнувшись, сказал я.

– И сто тысяч рублев найдёшь? – вернул мне усмешку Никита.

Нет, таких денег у меня не было. И не рассчитывал я, что получиться закупить аж десять тысяч фузей. Но и Никита Демидович задрал ценник.

– Начну с того, что десять тысяч фузей стоить столько не будут, – сказал я, понимая, что начался торг.