– Рассказывайте о делах земельных! – повелел я.

Всё‑таки огромный плюс был в том, что выделенные мне земли находились рядом с местом работы. Хотя за прошедший месяц я появился там всего лишь три раза.

Ну так основное, чем я могу повлиять на становление моего небольшого, но гордого поместья, можно сделать здесь, на месте, в Преображенском. Консультировать, крестьян находить.

А еще… Я начинаю вводить нормальную, привычную косу. Я в шоке! Нет кос тут. Хлеб снимают серпами. Какая древность и неэффективность! Так что… В мастерской Собакина ажиотаж. Только я заказал двадцать кос. А еще и государя убедил в этом.

Кстати, намечается турнир. Я с косой против двух крестьян с серпами. Думаю, что и пятерых победить смогу, если навык немного наработаю [ в реальной истории Петр Великий приказал насильно вводить в сельском хозяйстве косы только в 1721 году ].

А в целом… Ни полей тебе картошки, ни кукурузы с подсолнечником. И тыквы нет и фасоли. Не говорю уже о помидорах. Это же ужас! К такому сельскому хозяйству прошлая жизнь меня не учила.

Я искал эти семена, давал поручение Игнату и Никанору, чтобы они нашли. Мало того, на Кукуе спрашивали. Так там отвечали, что знают о таком овоще, как потат, очень редко, но могут его употребить. Но сколько Игнат больше ни интересовался у немцев, где же всё‑таки взять картошку, так и не нашёл ничего.

Ну да, ладно. Время терпит, и я потерплю без жареной картошки. Но уже на следующий год обязательно нужно будет заказать у голландцев этот овощ и не только его.

Так что за работу! Будем создавать малое, чтобы потом масштабировать в большее, а там и возведём в великое начинание. А чем промышленная добыча мёда и возможности создавать молочные продукты при помощи сепаратора не великое дело? Ещё какое!

Преображенское

14 июля 1682 года

Фёдор Юрьевич Ромодановскийприбыл в Преображенское уже в середине июля. Не особо он спешил. Ведь решение о его назначении своего рода куратором всех царских дел в Преображенском случилось почти полмесяца назад.

Но это и хорошо. Ведь ещё месяц назад не каждому можно было даже понять, не хватило бы фантазии, что из себя должно представлять Преображенское село, когда закончится основное строительство всех объектов.

Сейчас уже немало было зданий и сооружений, что вот‑вот будут сдаваться в эксплуатацию. Или же были такие здания, ещё недостроенные, но по их очертаниям уже можно было предположить, какой функционал будут нести эти объекты.

Если еще приложить и масштабированный чертеж военного городка, так все понятно. Нужно бы еще и макеты сделать. На потеху государю и для наглядности строителям. Работали сразу четырнадцать строительных артелей. Как мне говорили знающие люди, такого масштабного одновременного строительства в этих краях, включая даже Москву, не было.

– Я изучал военное дело европейских держав, но подобного там не встречал, – сказал Фёдор Юрьевич. – Яко ты речешь? Полоса препятствий. Диковенно.

– Воины смогут более выносливыми быть, умелыми, – сказал я, вытирая воду с лица.

Погода не благоволила. Моросил дождь и в целом, было зябко. Июль… А выдался, словно бы сентябрь. Однако подход Ромодановского мне и понравился, и одновременно заставил насторожиться. Казалось, что ни дождь, ни снег с градом не отговорят Федора Юрьевича от инспекции. Словно бы не из этого времени человек, спешит работать.

– Вижу я, что стрельцы и под дождём учения проводят. Так отчего же мы в теремах тёплых сидеть будем? – сказал мне перед выездом Фёдор Юрьевич.

А не станет ли он той занозой, что будет тормозить и стопорить все мои нововведения? Если так, то мне бы хотелось в надсмотрщики заполучить у другого боярина. Такого, который бы днями в кровати нежился да чревоугодничал. А я бы еще, как только получится создать самогонный аппарат, и споил бы боярина.

Но тут был шанс заполучить соратника и союзника. Так что я старался расписывать и свою методику обучения солдат, и в целом, яркое и безоблачное будущее русской армии. И не только армии. У нас впереди экзамен Петра Алексеевича. И я уверен в своем ученике. Ну кроме только что письма.

– Сие великое дело. И узрел я, что неспроста родственник мой Григорий Григорьевич тебя нахваливает. И государь стал более прилежно учиться… – Фёдор Юрьевич направил коня в мою сторону, приблизился.

Стал рассматривать, словно я диво дивное.

– Думать потребно. Вижу я, что ты желаешь соратника во мне узреть. А я здесь, дабы пригляд за тобой учинять. И не токмо за тобой, а и за государем нашим, – откровенно признался Ромодановский.

– А мне скрывать нечего, – сказал я, развёл руками и чуть не упал с лошади.

– Дрянной из тебя наездник, – рассмеялся Фёдор Юрьевич.

Я тоже заулыбался. Наездник из меня не лучший. Но видел бы он, как ещё месяц назад я управлялся с конём. Там вообще стоял бы вопрос, кто с кем управляется. А сейчас Буян как будто принял меня за хозяина.

– Вопрос между нами стоит лукавый. Решить его потребно. Серебра государю на его науки выделили немало. А ты, Егор Иванович, заказы платишь в своей мастерской. Да и у других стрельцов заказываешь немало чего, – взгляд Фёдора Юрьевича Ромодановского был пронзительным, словно бы обличающим меня в воровстве.

– Так отчего же вам, славным князьям Ромодановским, в долю со мной не войти? И разве же я о своём благе забочусь? – отвечал я. – И заказы те на новшества.

– Долю, говоришь? – Фёдор Юрьевич разгладил свои усы.

Вот так оно на Руси бывает. Коли тратишь государственные средства, а при этом не предлагаешь делиться – ты, несомненно, вор. Ну, а если поделишься, так вроде бы и человек честный. Но и я хотел свою шпильку вставить, мокнуть, так сказать, в определенную субстанцию.

– Скажи, Фёдор Юрьевич, а сколь много серебра и поныне выделяется на соколиную охоту? И сколь средств идёт на то, кабы содержать соколов да приумножать их число? – вот и я пошёл в атаку.

Ромодановский задумался. Нахмурил брови и смотрел на меня поистине тигриным взглядом.

Ещё с не так‑то давно ушедших времён Алексея Михайловича на соколиную охоту и поддержание некоторых охотничьих угодий уходили просто колоссальные средства. Хоть бюджета не было, но на эти нужды в казне всегда были отложены деньги.

Причём выходило так, что деньги откладывались каждый год, а при этом охота уже как года три не случалась. Фёдору Алексеевичу с его больными ногами было не до охоты.

Игнат рассказывал, что изредка выезжал и этот болезненный государь. Соколиная охота была своего рода ритуалом русских царей. И Федор Алексеевич выезжал лишь подышать свежим воздухом, но и потратить казённые средства.

Ведь царский выезд на охоту – это не просто, когда собрались двадцать, да хоть бы и сто человек, не сели верхом на лошадей и не поскакали в лес. Это ритуал с выездом чуть ли не под тысячу человек, а, возможно, и больше. С остановками, с оплатой работы сотен загонщиков и сокольничих, с пирами.

Я не знаю точных цифр, но по тому описанию, которое у меня имеется, примерно могу сказать: один такой выезд обходится казне примерно столько, сколько могло бы стоить вооружить, обучить и прокормить целый год добротный полк иноземного строя. Причём, это по моим меркам, когда и должна быть лучшая организация и довольствие побольше, следовательно дороже обходится полк.

– Давай договариваться, боярин. Я тебе, как на духу, поведаю всё то, к чему стремлюсь. Ну а ты государевы приказы передавать в Думу будешь, – сказал я. – Ну коли не устыдишься сесть со мной за один стол, так я всё и обскажу тебе. Великая Россия, империя – то, к чему я бы стремился.

– Империя? Белены ты не объелси? – усмехнулся боярин, но когда увидел мой серьезный настрой, то убрал свою ухмылку.

К моему искреннему удивлению Фёдор Юрьевич Ромодановский не стал местничать, а присел вместе со мной за стол. Да, он сидел во главе этого стола, и стул у боярина был куда как больше, чем тот, на котором я сидел. Да я вовсе сидел на лавке. Но мне отнюдь не принципиально возглавлять стол. Мне важнее, чтобы за этим столом вопросы решались.