– Что это? Хфранцузы, али голанды выдумали? Ты сам мне рассказывал про богинеты. Токмо они вставляются в дуло… А с таким, яко ты обозвал, штыком можливо заряжать фузею, – проявлял смекалистость государь.
Я улыбался и кивал Петру Алексеевичу. Признаться, не знал точно, изобрели ли уже во Франции штыки. Вроде бы только через четыре года они начнут вооружать свою армию подобным приспособлением. А пока, да, байонетами пользуются. Это те, которые нужно вставлять в дуло, что не позволяет ни заряжать, ни стрелять.
В любом случае, в русской армии даже нет ещё и багинетов. А штыки должны появиться только в следующем столетии, если я не ускорю процесс. Нет, они определённо появятся намного раньше.
Сотник Собакин ухватился за идею массового изготовления штыков так, как тот бульдог за палку. Дела у него шли очень скверно. Кузница простаивала. А ведь у сотника было даже несколько наёмных рабочих. Они хотели зарплату. Да хоть хлеба.
Так что, со слов моего брата, наведавшегося буквально вчера ко мне в Кремль, если поступит заказ, Собакин готов раздувать меха и работать хоть днём, хоть ночью. Тем более, что механизм крепления штыка придумали несложный. Нужно только защёлкнуть собачку, как в пиве баварском. Ну или в каком другом. Что‑то пива захотелось. Кукуйцы уже несколько дней не шлют. Правда я и не пил его когда слали. Но теперь то…
– Занятно. Ты, Егор Иванович, снова удивил меня. Уже гадаю, чем же увлечёшь в следующий раз, – рассудительным голосом сказал царь.
Удивлю… Возможно, даже сильно удивлю, когда начну подбивать Петра Алексеевича уехать из Москвы.
Я пошёл на сделку с Матвеевым. В какой‑то момент я вкратце рассказал ему, что именно хочу предоставить в виде итоговых обвинительных протоколов. Это же для меня на данный момент чуть ли не главное. Немало стоит на кону. Если приговоры будут другими, польется много крови, но и планы не реализуются.
Боярин тогда смотрел на меня с любопытством, а иногда взгляд менялся на раздражительный. Он ждал, что я начну рубить с плеча. Что уже скоро должны полететь многие головы стрельцов, сотников. Еще и удивлялся, почему до сих пор случились только шестнадцать казней. Ну так были изверги, которых нужно было даже не четвертовать, а на кол посадить.
Что же касается Софьи Алексеевны и Василия Васильевича Голицына, то в какой‑то момент Матвеев скорее всего подумал, что и отъезд государя не стоит того, чтобы эта парочка оставалась частично у дел.
– А нежели отправить Василия Васильевича в Китай? – когда в ходе разговора я уже видел, что Матвеев становится ярым противником всех моих решений, спросил я.
У меня было два решения по Голицыну. И ему я обещал дипломатическую работу. Вот, пожалуйста – перспективное направление, Китай.
Ведь главное, что должно было случиться: чтобы у Софьи не оказалось ни одного способного помощника, и она вновь не смогла взобраться на вершину власти. Монастырь в данном случае мог бы остановить её. Но тут Матвеев настаивал только на одном – постриг.
Так что сделка… Я уговариваю Петра Алексеевича отправиться в Преображенское – именно на этой локации настаивал я, ну а Матвеев поможет своим влиянием продавить все мои решения.
Причём под сделку я смог ещё и выторговать некоторые преференции для себя. Мой усиленный полк отправляется со мной в Преображенское. Не весь: обозников я буду оставлять в Москве. У них задачи другие. Они должны будут развивать нашу корпорацию.
Ну а я, за те деньги, которые будут предназначаться для якобы учёбы государя, смогу создавать государственный заказ для корпорации. Вот, например, смогу часть своего полка обеспечить штыками, а Собакина, соответственно, работой. Ну и корпорацию – взносами от Собакина и не только.
Это очень важно ещё с той точки зрения, чтобы стрельцы увидели: наше общество действительно работает. И что они свои деньги, в виде взносов, отдают не просто так, и не мне на развлечения.
Поговорить с государем, чтобы отправиться в Преображенское не представляло никакой сложности. Достаточно было сказать только лишь то, что там мы можем полноценно заниматься обучением воинскому делу. А ещё я начал рассказывать Петру Алексеевичу про потешные полки.
Конечно же, он о них знал – подобным увлекались и до него, и Алексей Михайлович когда‑то в войнушку играл. Однако чёткого понимания, что потешные полки – это не столько потешные, сколько полки, у Петра Алексеевича не было.
А ведь это целая школа. Подготовка офицеров. Мотивированных, образованных, если наладить обучение правильно. Тут же и смотреть на будущих чиновников. Будет кто проявлять способности, у меня хватит опыта, чтобы понять перспективы.
– Ну, Ваше Величество, что скажете? – спросил я, когда показал государю шестизарядный пистолет.
Ружье временно было отставлено в сторону.
Пётр Алексеевич крутил в руках пистолет, правда всё равно искоса посматривал на фузею с примкнутым штыком.
– Видывал я подобные пистоли, – с некоторым разочарованием сказал государь.
Я немного разочаровался, если честно. Когда Степан сказал, что сладил барабанный пистолет, я было обрадовался первому револьверу в этом мире. Но он просто сделал реплику уже имевшегося оружия, которое некогда создал мастер Вяткин, и до него тоже.
Ну да ладно, лиха беда начало. Может, действительно необходимо вначале осознать и принять какие‑то переходные модели, чтобы прийти к револьверу? Но как же я скучал по унитарному патрону! А его и не сделать пока, при всем моем желании. Тут еще и химию развивать нужно.
– А после покушения матушка просит меня отправиться в Преображенское. Я никак не желаю, – пожаловался мне, будто своему другу или старшему родственнику, государь. – А пистоль справный. Токмо таких боле десятка сладить затратно зело.
– Ваше Величество, может, сие решение и на пользу пойдёт? В Преображенском и тише и боле возможности обучаться, – спрашивал я.
– Словно бы мономашьей шапки меня лишают, – пожаловался юный государь. – А то я не разумею, что желают бояре?
– А вы, государь, зрите на сие иначе. Меньше бояр, докучавших вам. Меньше догляду. Там же будет время и обучиться. Да и забав будет куда как больше, чем здесь, в Кремле, – говорил я с улыбкой.
– И с тобой видеться не буду. Останется мне токмо скучную цифирь научать с Никиткой. Тебе с полком своим надлежит быть и в Следственной комиссии, – сказал Пётр Алексеевич, вновь беря в руки ружьё со штыком.
– Так для меня, государь, за радость и великую честь быть подле вас. И полковник я. Оттого и полк мой за вами пойти может. Там и учения справлять будем, – говорил я государю. – Ударим репой из пушек по супостату?
Царь улыбнулся.
Я уже знал, что Пётр Алексеевич пока что изрядно тяготится той своей ролью и тем образом жизни, который у него сейчас. По сути, будучи замкнутым в Кремле, этот непоседливый малолетний государь соглашался с ограниченным пространством. А он человек такой, что и огромной России мало будет.
Так что уговорить Петра уехать не составляло особого труда. Он лишь опасался того, что перестанет быть государем. Резонно предполагал, что бояре могут взять такую силу, что потом их уже не обуздать.
– У вас, Ваше Величество, будут преторианцы, гвардия, кремлёвская стража – не столь важно, как такие войска обозвать. И коли они при вас, то и сила царская никуда не денется, – пытался уверенным голосом говорить я.
– А ну, Егор Иванович, покажи сноровку! – в какой‑то момент с озорством потребовал царь.
Он протянул мне ружьё с примкнутым штыком. И я показал. Руки помнили немало выкрутасов, которые можно считать чуть ли не за цирковой номер с использованием ружья. Получалось не всегда ловко, тут бы постоянные тренировки не помешали, но всё же царь впечатлился.
Ну а потом я показал несколько приёмов и ударов штыком, которые знал из будущего. Ничего сложного, но и здесь была своя, столетиями выверенная техника. Русская школа штыкового боя – сильнейшая школа!
Что ж, нашёл и я немалое количество плюсов в том, чтобы уехать из Москвы. И главным аргументом, чтобы не переживать и чтобы не думать, что это какой‑то шаг назад, было то, что и в иной истории Пётр долгое время провёл в Преображенском. А потом дал жару всей России и не только. А тут я не допущу к власти Софью. Да и Петр Алексеевич не второй царь официально, а первый. Иван так… Рисует очень хорошо. И пусть.
