За своих нужно биться. Анна же, все равно своя. И догадывался я, почти что и уверен был, что на нее выйдут, начнут давить. Удивлялся, что этого еще не происходит. Хорошо скрывала дамочка.

А, может, я спешил драться, так как не знаю, что мне со всем этим делать? Подумать нужно, пар выпустить. Вот моя болевая точка, я бы даже сказал, эрогенная.

Интересно, а Матвеев настолько меня просчитал, что инициировал появление в моей жизни Анны? Да нет же. Ну не мог же он знать, что я всегда блондинкам предпочитал брюнеток. Что никогда не заострял взгляд на полных девушках, нравились в меру худые.

Матвеев… Этот человек, если войти с ним в прямое противостояние, станет очень сложным противником. Как бы и не сложнее патриарха. Артамон Сергеевич до своей опалы ведал и иностранной разведкой, и внутри страны смог многое сделать. Это он разгребал последствия Разинского восстания. Разгреб. Так что ухо нужно держать востро и не расслабляться.

А я кремень! Матвеев же строил медовую ловушку. Подложить под меня Анну, потом влиять на меня через нее. Или не только через нее? А каким боком тут Игнат?

Вышел с Посольского терема. Пошел в царские палаты. На страже стоял, ставший уже приятелем, Рихтер. Он все так же ротмистр. Хотя я бы хотел видеть такого деятельного офицера и в полковниках. Вот только немцы пока в России во власти не представлены.

Тут, в царских палатах, чтобы быть всегда ближе к царской семье, и жил стряпчий у крюка. Его сын и совершил насилие над Анной. Так что как бы не убить мне кого в порыве.

– Ты Антипка? – спросил я малолетнего, но детину рослого.

Видел я его в Кремле. Я тут многих уже знаю. Так что, как только Анна сказала, кто ее так, нашел быстро. Да и рядом с покоями стряпчего у крюка «большегруз» ошивался. Ребенок на лицо, телом великана, такого упитанного тролля. Впрочем, троллей видеть не приходилось, могу пользоваться образами из кино.

– Я, – испуганно сказал верзила малолетний.

– Зови всех, кто участвовал в избиении Анны! – приказал я.

– Э… Господин… Э… – замялся акселерат.

Отъелись тут на кремлевских, дармовых харчах!

– Что мямлишь? Не слыхал, что полковник повелел? – помог мне десятник Матвей.

– Так, то ж два сына были стряпчего у крюка. Иван, стало быть, и Архип, – сдавал своих подельников подросток‑переросток.

Матвей посмотрел на меня вопрошающе. Стряпчий у крюка – достаточно значительная фигура. Это своего рода обер‑камердинер. Главный среди служащих Кремля.

С ним мне не пришлось общаться. Но некоторых людей, что были подчинены стряпчему у крюка, выдергивал. Иван Тимофеевич Молчанов – человек, за которым стоит дворянский, без бояр, но достаточно сильный род. Связываться не хотелось. Но…

– Иван Тимофеевич, – сказал я, входя в комнату стряпчего.

– А, полковник! Видать не учили, что спрашивать нужно вперед того, как приходить до дворянина, – Молчанов был груб и надменный.

Он сидел за столом, на резном стуле с гнутыми ножками. Такие обычно в Голландии заказывают. Я узнавал насчет мебели и откуда она берется.

– А я к вору прийти могу и так. Что ж спрашивать у того, кого на плаху отправлю? – спокойно сказал я, проходя в комнату [вор в понятии изменник].

Жил стряпчий в царских палатах, путь и в угловых комнатах. И убранством эти помещения никак не уступали тому, где и бояре собираются. Или даже где живет сам государь. Может быть и чувствует себя, словно царский родич?

– Ты говори, да не заговаривайся! Не вор я. Неча напраслину возводить! – усмехнулся стряпчий.

– Батюшка! – в комнату влетела Настасья. – Что случилось‑то? Чай одумалси косатик? Сватов засылать буде?

Тон девушки был в предвкушении. Она явно неправильно оценила обстановку. Болеет, наверное, желанием выйти замуж. И, видимо, я для нее симптом. Ну так пусть поспит и все пройдет. Она и Анна, Анна и она. Даже не с чем сравнивать! Конечно, Анна.

– Да нет, видать безродному наш род древний не в почете! – сказал стряпчий, посмотрел на меня. – Не убоюсь я и «кровавого полковника». Я на своем месте, я окольничим уже наречен.

– Так что, Егор Иванович, забижать меня пришел? Мало я своих девичьих слез пролила, да сама на очи твои казалась? – не менее строго, с претензиями, спрашивала Настасья.

– Пошел вон! – выкрикнул стряпчий.

– Бам! – моя нога, а рукой было недостать, прилетела в голову сидящего стряпчего.

Он свалился. Ни разу не боец. Хотя, насколько я знаю, в этом роду есть и военные.

– Свидетельства о том, что Настасья бегала из Кремля до бунтовщиков, у меня есть. Что якшался ты, Иван Тимофеевич с Хованским, також имеется. Веришь ли мне, пес? – сказал я, нависая над стряпчим.

– За девку ту пришел? Ссоры со мной захотел? За кого? За полонянку порченную? – прошипел Молчанов. – И не было такого.

– А у меня свидетельства, что были. Отпишу тебя на плаху. Веришь, что так и будет? Али есть еще тот, что не верит в слова мои? – жестко спрашивал я.

Видимо, проникся стряпчий. Или подумал, что связываться не нужно. Но я припомнил и другое.

– А тут еще иное дело… Завтра на учении обскажу все про то, что твои сыны снасильничали девицу, что была полонянкой царя и ему уготована в служанки. Скажу так, что головы полетят. Боярин Матвеев пойдет на то, я ему уступлю в ином, а тебя на плаху, – ухмыляясь сказал я, а потом прикрикнул: – Где насильники те? Коли на плаху не желаете идти и за казнокрадство и за крамолу, за участие в бунте, то с повинной придут и в ноги упадут Анне. Я все сказал. Или покаяние, али я костьми лягу, но возрадуюсь головам вашим отрубленным.

Развернулся и ушел. Но явно это не последняя моя встреча со стряпчим. Теперь буду копать под него. И тут не нужно быть семь пядей во лбу, чтобы нарыть преступление. Казнокрадство, так точно.

– На! – выходя я увидел одного из сыновей стряпчего.

Удар пришелся в пузо, к слову, не маленькое. Пухлыш сложился в острый угол.

– Хух! – мой кулак встретился с челюстью еще и Антипки‑акселерата.

Того отбросило к стене, по которой он и сполз. Прикрыл голову руками, тут же начиная рыдать.

– Мразоты! – сказал я и сплюнул.

Вот теперь мне нужен дегустатор еды, точно. У стряпчего на кухню вход свободный, доступ ко всем блюдам он имеет.

И вот на такой фифе, как Настасья, я мог жениться? Вот же он – род Молчановых! Сильный дворянский род, как мне и нужно было. Вот только лучше удавиться, чем с такой женой жить. Тут не оправдает свадьбу даже и намного большая выгода, чем иметь поддержку Молчановых.

И умею же я находить себе врагов! Но нельзя не защищать того, кому обещал защиту. Защищать ту, которую со всех сторон пинают и с которой требуют. Теперь только я буду с нее требовать. И потребую, наконец. Не нужно мне приворотное зелье.

Артамон Сергеевич Матвеев не спешил покидать Кремль. Предлог для этого у него имелся. Ещё даже не начались восстановительные работы в той усадьбе, которую боярин занимал до своей ссылки.

Её не сожгли, её не ограбили. Скорее всего, потому, что и грабить там уже было нечего. Однако бунтовщики изрядно потрудились над тем, чтобы насолить Матвееву. И окна выбиты, И двери повыломаны. Внутри усадебного дома кое‑где были дыры и щербины от пуль. Одна из ватаг бунтовщиков как‑то целую ночь бражничала в усадьбе Матвеева.

Вот только, если бы действительно Артамон Сергеевич захотел съехать из Кремля, то и без посторонней помощи нашёл бы, куда податься. Но, в отличие от князей Ромодановских, Матвеев предпочитал оставаться в сердце России, в Кремле, и, как тот кукловод, отсюда дёргать за ниточки.

Словно паук, именно здесь Матвеев принялся плести паутину.

– Отчего не пришёл по первому зову моему? – строго спрашивал боярин Матвеев.

– Служба. У полковника не забалуешь, – нехотя отвечал Игнат Бушуев.

– Ну? Сегодня допрос Софьи случился? Сказывай, об чём говорили! – потребовал Матвеев.