Айна заколебалась.
— Ну… хорошо, — сказала она. — Но только если ты не будешь сердиться на меня за то, что я делаю тебе больно!
— Ни в коем случае, — заверил ее я. — На Ориса же не сердился!
— Орис был твоим отцом, — грустно сказала она. — А я по крови не родня. К тому же женщина. Совсем другое дело! Мужчины только говорят, что не сердятся на женщин в таких случаях, на самом-то деле это гораздо сильнее вас уязвляет. А ты уже давно мужчина, Лис, хоть и небольшого роста — пока.
— Да, так и есть, пожалуй, — сказал я, подумав. — Мужчины сильнее обижаются на женщин, которые причиняют им боль, чем на других мужчин. А что касается меня, то я, скорее всего, высоким и не вырасту! Но обижаться на тебя все равно не буду.
Так что мы начали тренировки с Айной. Сперва она и правда боялась сделать мне больно, однако постепенно приобрела больше уверенности к себе, и дело пошло на лад. Вот только Герт пожелал к нам присоединиться! Отказывать сыну Айна и подавно не стала и, к моему удивлению, проявила не больше колебаний, причиняя ему боль, чем со мной. Так что мое «конкурентное преимущество» сошло на нет. Эх!
Ладно, на самом деле, было бы о чем сожалеть. Если, соперничая со мной, Герт уже годам к двадцати станет таким же сильным, как Орис в тридцать, — для Школы это отличные новости. Вот для самого Герта не очень… Но я постараюсь максимально снизить вред для его здоровья.
Увы, задач передо мной стояло столько, что иногда мне приходилось даже жертвовать тренировками, чтобы все мои планы продвигались по расписанию. Поэтому Герт и правда начинал меня нагонять и перегонять. А ведь еще нужно было хотя бы немного контролировать ход повседневных дел в Школе! Ну ладно, не столько контролировать: Тильда и Фиен с помощью остальных мастеров справлялись прекрасно. С моей стороны было бы глупо им мешать: опыта у моей матери и дядюшки гораздо больше моего. Однако мы набрали больше учеников и вытащили Лелу Он из Женской Обители, чтобы она обучала молодняк вместе с Фиеном и мастером Кевертом; расширили новый скотный двор и наняли из деревни еще слуг; наконец, изменили порядок религиозных проповедей и даже религиозную службу под Дубом — все это нужно было держать в голове, проверять и не пускать на самотек.
Праздник Солцеворота пронесся мимо со свистом; в пробежках по снегу со своей группой я смог поучаствовать хорошо если раз пять за всю зиму. Маленький Бер начал ходить и почти сразу бегать, маленький Ульн ходить пока не думал, но начал говорить «мама», «тётя» и «батик» (это у него «братик») — и весна наступила как-то внезапно.
А с весной навалились и сельскохозяйственные заботы.
Своей основной задачей в этом году я поставил провести орошение на все барщинные поля во всех деревнях, а если селяне проявят хотя бы минимальную инициативу — то и на полях остальных крестьян.
Однако выполнять эти работы летом — значит, волей-неволей вредить уже взошедшим, иногда даже почти созревшим посевам. Стало быть, как можно больше надо сделать весной, до начала сева, во время или сразу после. Что представляло собой логистическую проблему, учитывая, как мало у меня людей.
Поэтому мы сделали так. Еще в прошлом году во время инспекции деревень я с помощью Рейкиса и парочки старших учеников, которые продемонстрировали инженерные наклонности, составил план оросительных сооружений. Так что сейчас, пока время было дорого, я отправил сколько возможно учеников на рытье каналов. И все равно сил у нас хватило только на четыре ближайшие деревни! С остальными придется работать в течение лета в порядке очередности.
Сам я тоже участвовал в рытье каналов, чтобы показать пример — ну и заодно приходилось волей-неволей «читать проповеди», поскольку крестьяне всегда подходили и вежливо просили. Я старался делать эти «ликбезы о монотеистической религии с неравнодушным божеством и универсальной моралью» как можно более короткими и прагматичными, заодно пока не заостряя, что в моей проповеди бог Подземного Царства быстро приобретал черты унитарного божества.
Сложность была в том, чтобы приспособить мои слова к тому, что местные жители считали привычным, и одновременно не пойти против совести и той веры, в которой я был воспитан. Скажу так: если обычно в моих молитвах я чаще всего прошу Господа уберечь меня от гордыни и самонадеянности, то теперь молился о прощении за святотатство и введение в искушение «малых сих». А последнее, вообще-то, является одним из страшнейших грехов!
Впрочем, я крепко надеялся, что ни в какое особое искушение не ввожу, а наоборот — кто знает, закладываю основы, которые когда-нибудь более достойные местные теологи с Божьей помощью разовьют в учение, следующие духу истинной веры?
Проблема в том, что человек слаб и глуп. Мы никогда не знаем последствий наших поступков, какими бы крутыми аналитиками и прогнозистами себя ни считали! Так что, как бы ни старался я делать свои «рассказы об истинном боге» максимально «беззубыми» и полезными, не споря ни с местной религией, ни с обычаями (насколько это возможно человеку, который считает себя верующим в Творца, при взаимодействии с такой жестокой религией, как местный извод язычества), я все равно постоянно держал в голове, что идеология способна сметать царства и менять лик планеты.
Это очень сильно изматывало. Больше, чем земляные работы.
Так что возвращение в Школу и экзамен на второй ранг подкатили как-то незаметно и стали чуть ли не отдыхом.
Честно говоря, в этот раз я не был уверен, что пройду: энергетические щиты я все-таки освоил, однако уровень внутренней энергии у меня был на самой грани, а про контуры и говорить не хотелось — Фиен, проверяя их, только цокал языком.
Не пройти в этот раз не было для меня уроном: на третьем ранге не зазорно «просидеть» и два, и три, и даже четыре года. Однако я все-таки прошел — как я увидел, к затаенной грусти Тильды. Она поздравляла меня, но в глазах плескалась тревога.
— Ты теперь будешь участвовать в Большом турнире, сын? — спросила она. — Там другие правила, чем на нашем маленьком, участвует много Школ, все готовятся загодя. Срок уже через два года, скоро придет пора писать письмо организаторам.
— Не собираюсь, — жестко сказал я. — Отрываться на пару месяцев от Школы и поместья, отрывать лучших бойцов, тратить кучу денег, рисковать жизнью ради того, чтобы потешить тщеславие? И не подумаю.
— Даже так, — пробормотала Тильда. На ее лице отразилось явное облегчение, но она сказала другое: — Наши мастера и подмастерья тебя не поймут. Показать себя на турнире — честь и почет. Кроме того, так мы прославляем нашу школу и договариваемся о новых наймах.
— Ничего, — сказал я. — После того, как мы разобрались с Воронами, в наймах этим летом недостатка не будет! К тому же, скоро мое производство проволоки начнет приносить деньги.
— Пока оно их только тратит, — чуть нахмурилась Тильда. — Хотя, должна сказать, эти станки выглядят впечатляюще… Если бы вы их еще и запустили!
— Обязательно запустим! — весело сказал я. — Почти уже до ума довели!
Предложения новых наймов на лето действительно последовали — и действительно много. Выходило, что мне придется отпустить по крайней мере двух, а то и трех мастеров. Не только Фидера, но и Гарта, а, возможно, и Она. А с ними многих подмастерьев и старших учеников… причем отпустить без возможности проконтролировать, где и как они будут драться, и какой ущерб им будет нанесен! Мне ведь нужно максимально сохранять моих бойцов, а не тратить их!
Честно говоря, у меня проскальзывало большое искушение отказаться от наймов и в этом году, но я понимал, что ни казна Школы, ни ее репутация позволить этого пока не могут. Наш постоянный найм по охране Цапель (дежурный отряд по-прежнему частенько сопровождал их лекарей на вызовы) не приносил так уж много барышей.
В итоге Кеверт уехал на все лето в предгорье к графу Уорику, гонять разбойников — в прошлом году их без нас не до конца разогнали (медленный злорадный смех со злодейскими интонациями). Что характерно, вместе со Школой Тростника. Гарта я отправил на охрану арендованных ими медных рудников в землях графа Бартса по договоренности со Школой Трех Шестеренок. Мерзкие болваны они мерзкие болваны, но упускать их в качестве контрагентов было нельзя! И наконец Эймин Он возглавил партию, которая повезла большой груз натуральных налогов от графов Флитлина и барона Эйтса в Карию, нынешнюю императорскую столицу.
