Гнев, выплеснутый на него, сменился леденящей пустотой. Было чувство, будто из меня вынули всю злость, которая держала все эти годы, и теперь внутри осталась лишь усталость и тихий, неуверенный вопрос: «Что же будет дальше?»

Да, он извинился. Сказал, что виноват. Но разве одного слова «извини» достаточно? Разве это может стереть пять лет незаслуженной обиды, страданий, борьбы за выживание? Я не безвольное существо, чтобы забыть все, как только он снизошел до признания своей ошибки. Его «извини» не вернет маме здоровье, не вернет тех лет, когда я одна справлялась со всем.

Но где-то очень глубоко, под всеми этими страхами и обидой, теплился крошечный огонек — огонек надежды, что теперь, когда правда открыта, что-то может наконец измениться.

Я не знала тогда, что его ночь была такой же бессонной. Не знала, что его сердце, которое я считала черствым и холодным, сжималось от той же боли.

Егор

Ночь снова оказалась бессонной. Я ворочался, и в голове крутилась одна и та же мысль, как заевшая пластинка: «Я все испортил. Снова». Я видел ее лицо — искаженное яростью и болью, слышал ее слова: «Мама и так настрадалась из-за тебя!». Каждое слово было правдой, которая впивалась в меня острее ножа.

Она осталась без работы. Из-за меня. Снова. Ипотека, ребенок, больная мать... Все это на ее хрупких плечах. А я лишь добавил проблем своим внезапным визитом.

«Я должен все исправить. Но как?» — этот вопрос не давал мне покоя. Одних извинений, я понимал, недостаточно. Нужны действия. Но какие? Деньги? Она их гордо отвергнет, как отвергала все эти годы помощь от Руслана. Власть? Она ей не нужна.

И тогда меня осенило. Чтобы завоевать ее заново, мне нужно стать другим. Не Егором Александровичем Богдановым, холодным директором. А просто Егором. Человеком, который ее понимает. А чтобы понять, мне нужны союзники. Те, кому она доверяет. Те, кто был с ней все эти годы.

В голове сложился план, простой и ясный. Мне нужны были Руслан, Оксана и... как ни странно, мой собственный водитель, Евгений, который, кажется, стал «частью» их семьи.

«Я должен ее завоевать заново!» — эта мысль зажгла во мне странную, почти забытую надежду. Усталость, наконец, сморила меня, но я заснул с готовым решением.

***

Утром я вызвал к себе в кабинет Оксану. Она вошла осторожно, ее обычно жизнерадостное лицо было напряженным. Она боялась меня. И я ее понимал.

— Оксана, садитесь, пожалуйста, — сказал я как можно мягче.

— Егор Александрович, — она робко опустилась на стул. — Если это о вчерашнем... Алиса сама приняла решение, я тут ни при чем.

— Это не о работе, — перебил я ее. — Это об Алисе. Лично о ней.

Она насторожилась еще сильнее, ее взгляд стал изучающим.

— Я знаю, что во всем виноват, — начал я, глядя ей прямо в глаза. — И я знаю, что простыми извинениями ничего не исправить. Я хочу помочь. По-настоящему. Но для этого мне нужно знать... что ей сейчас нужно? О чем она мечтает? Что любит? Не тогда, пять лет назад, а сейчас.

Оксана смотрела на меня с нескрываемым удивлением. Страх в ее глазах понемногу сменялся любопытством.

— Вы серьезно?

— Абсолютно. И то же самое про Аленку. Что любит дочка? О чем она мечтает? Я хочу... я должен это знать.

Она помолчала, обдумывая.

— Ну... Алиса... Она давно забыла, что такое мечтать для себя, — тихо сказала Оксана. — Вся ее жизнь — это Аленка и работа. Но... она иногда смотрит журналы про архитектуру и дизайн. Говорит, что когда-нибудь, когда ипотека будет позади, хочет сделать в квартире настоящий ремонт, не на скорую руку. Светлый, с большими книжными полками и балкончиком, где можно пить кофе. И... она обожает пирожные «Картошка» из той кондитерской на Садовой, мы с ней когда гуляли, постоянно их покупали.

Я тут же достал блокнот и начал записывать. «Архитектура, дизайн, ремонт, книжные полки, балкон, кофе, пирожные «Картошка», кондитерская на Садовой».

— А Аленка, — лицо Оксаны озарила улыбка, — та мечтает о большой кукле и о походе в зоопарк. Она у вас, — она запнулась, поправилась, — у Алисы, все про животных расспрашивает.

Я записал и это. «Кукла, большая, зоопарк».

— Спасибо вам, Оксана, — я отложил блокнот. — Это бесценно. И... это должно остаться между нами. Пока. Я не хочу ее спугнуть.

Оксана смотрела на меня уже без тени страха. В ее глазах читалось растущее понимание и даже какая-то доля азарта.

— Конечно, Егор Александрович. Я все поняла.

— Я очень благодарен.

Она ушла. Оставшись один, я посмотрел на свои записи. План обретал конкретные черты. Это был не план завоевания. Это был план искупления. И я был готов сражаться на этом фронте, вооружившись знанием о пирожных «Картошка» и кукольных домиках. Впервые за долгие годы я чувствовал не ярость и не отчаяние, а четкую, ясную целеустремленность. Я верну себе их. Во что бы то ни стало.

Егор.

В следующие дни.

План, рожденный отчаянием и надеждой, начал обретать четкие очертания. Информация, полученная от Оксаны, была бесценна, но сейчас требовались действия, а не просто разведка. Нужно было убить двух зайцев: обеспечить Алисе достойную работу, где ее таланты будут оценены по достоинству, и дать ей то, о чем она давно мечтала, — счастливые глаза ее дочери.

Первый шаг был рискованным, но я просчитал все варианты. Я связался с мистером Джонсоном. Он был нашим ключевым иностранным партнером. Разговор был долгим и откровенным (я обратился в бюро переводов для помощи в организации этого разговора). Я напомнил ему о блестящем переводчике, которая спасла наши переговоры. Рассказал о ее трудном положении и о том, что ее талант пропадает впустую. Я попросил его о личном одолжении — предложить ей позицию внештатного переводчика в их местном представительстве. Естественно, не упоминая моего участия.

Мистер Джонсон, человек проницательный и ценящий профессионализм, согласился.

— Талант должен быть вознагражден, Егор, — сказал он. — И иногда для этого нужна небольшая… режиссура.

Второй шаг был проще, но не менее важным. Я вызвал Евгения.

— Евгений, зайдите сегодня к ним. Скажете, что у вас появились лишние билеты в зоопарк на субботу, и вы не хотите, чтобы они пропали. Предложите отвезти их. Настойчиво, но ненавязчиво.

Евгений, как всегда, понял все с полуслова. Его нейтралитет и искренняя симпатия к семье Алисы делали его идеальным посредником.

— Понял, шеф. Сделаю всё естественно.

Через несколько часов он доложил:

— Был у них. Передал про билеты. Аленка, можно сказать, взлетела до потолка от радости. Алиса сначала сомневалась, но Любовь Ивановна ее уговорила. Говорит, девочке свежий воздух и новые впечатления нужны. Едем в субботу.

В груди что-то екнуло — смесь облегчения и щемящей боли. Я представил, как Аленка смеется, глядя на животных. И как Алиса, наконец, позволяет себе расслабиться, хотя бы на несколько часов.

Оставалось дождаться звонка от мистера Джонсона. Он раздался на следующий день. Все прошло, как по нотам. Он предложил Алисе работу, описал блестящие перспективы и назвал зарплату, которая заставила бы ее надолго забыть об ипотечных кошмарах.

Позже Оксана, сияя, сообщила мне по секрету:

— Егор Александрович, вы не представляете! Алисе сегодня предложили работу мечты! Переводчиком в международной компании! Она в таком шоке, говорит, что это какое-то чудо.

Я слушал ее и смотрел в окно. Это было не чудо. Это была расплата. Первая, ничтожная капля в море долга, который я был обязан вернуть.

План работал. Но самая сложная часть — та, где нужно было не действовать из тени, а смотреть ей в глаза и просить прощения, — была еще впереди. А пока я был готов быть тем невидимым благодетелем, который дарит ей кусочки счастья, чтобы однажды иметь право попросить шанс подарить его полностью.