А сегодня... Сегодня она стояла так близко. Я чувствовал ее дыхание. Видел отблески в ее глазах — тот самый испуг, который был тогда в отеле. И что-то во мне сломалось. Рухнула та самая крепость, что я так тщательно выстраивал годами.

Я понял. Понял ужасную, неудобную, горькую правду. Только она. Все эти годы только она одна могла дотронуться до чего-то живого внутри меня. Только рядом с ней это черствое, промерзшее насквозь сердце могло хоть что-то чувствовать. Ярость. Боль. И... что-то еще. Что-то, от чего стало мучительно больно и... пусто без нее.

И ее поступок сегодня... Она спасла контракт. Спасла меня от колоссальных убытков и потери лица. Она повела себя блестяще. Хладнокровна, профессиональна, умна. Та, кого я когда-то знал, была умной и яркой, но эта... эта была сильной. Закаленной.

«Молодец», — пронеслось в голове. И тут же — укол злости на самого себя. Почему я должен хвалить ее? За что? За то, что она сделала то, что должна была?

Но почему она здесь? Зачем ей эта работа? Деньги? За пять лет я нарочно не искал о ней никаких сведений. Хотел стереть. Выжечь каленым железом.

Теперь же это любопытство стало невыносимым. Щемящим, острым, как голод.

Я резко потянулся к телефону, набрав внутренний номер.

— Тамара Павловна, ко мне. Немедленно.

Пока я ждал, мой взгляд снова упал на пирожное. Я медленно, почти против воли, потянулся к нему, снова отломил кусочек. Оно было не приторным, с легкой кислинкой ягод.

Словно она сама. Горько-сладкая. Обжигающая и... спасительная.

Мне нужно знать правду. Кто она теперь. И почему ее появление снова перевернуло весь мой мир с ног на голову.

Егор.

Тамара Павловна вошла в кабинет через пару минут. Ее лицо было привычной каменной маской, но в глазах читалось любопытство и готовность к услужливости.

— Вы звали, Егор Александрович?

— Садитесь, — я указал на стул напротив, не отрывая взгляда от нее. Мне нужна была правда. Вся. Без прикрас. — Вы занимались оформлением Алисы на работу. Что вам о ней известно? Где она работала? Чем занималась? И я имею в виду не только трудовую книжку.

Тамара Павловна сложила руки на коленях, приняв свой самый деловой вид.

— Конечно, Егор Александрович. Как вам известно, я всегда тщательно проверяю всех кандидатов. Особенно на такую ответственную должность. — Она сделала небольшую паузу, давая понять, что ее действия были исключительно в интересах компании. — Алиса Сергеевна Смирнова. Двадцать пять лет. Не замужем. Окончила факультет иностранных языков нашего университета. По специальности не работала. После того, как она... переехала не в самый благополучный район города, она сменила несколько мест работы: официантка, продавец-консультант, администратор в небольшой стоматологии. Денег, судя по всему, хронически не хватало.

Она говорила правду, сухую и беспристрастную, и каждая фраза была как удар молота по наковальне моего самолюбия. Значит, не сбежала к богатому любовнику. Не жила припеваючи. Страдала.

— И... есть ли у нее какие-то... обязательства? Иждивенцы? — я с трудом выдавил вопрос, боясь услышать ответ.

Тамара Павловна сжала губы в тонкую ниточку.

— Да, Егор Александрович. Именно это и стало для меня главным сомнением в вопросе ее найма. — Ее голос стал ядовито-сладким. — У нее есть дочь. Алена. Четыре года.

Комната поплыла перед глазами. Четыре года. Это значит... Ребенок был зачат тогда. До... того самого... или после? Сердце заколотилось с такой силой, что я боялся, она это услышит. В горле пересохло.

— Отец? — мой голос прозвучал хрипло.

— В документах отец не указан, — Тамара Павловна отчетливо выдохнула, делая многозначительную паузу, чтобы этот факт лег точно в то русло, которое ей было нужно. — Воспитывает ребенка одна. Помогает ей мать, Любовь Ивановна. Живут очень скромно, если не сказать бедно. И, если честно, Егор Александрович, — она понизила голос, будто делясь страшной тайной, — я крайне обеспокоена. Ее появление здесь... это выглядит крайне подозрительно. Слишком уж настойчиво она искала именно эту работу.

Удовлетворенная произведенным эффектом Тамара Павловна сделала небольшую паузу, давая информации улечься в моем сознании. Затем она добавила то, что, по ее мнению, должно было стать последним гвоздем в гроб моих сомнений.

— И, конечно, главный камень преткновения, — ее голос стал почти шепотом, полным ложного сочувствия. — Ипотека. Дольше всего она проработала администратором в той стоматологии, видимо, наивно полагая, что нашла наконец стабильность и сможет потянуть кредит. Оформлен он был как раз перед тем, как ее уволили оттуда. Совсем недавно. Теперь она с матерью и ребенком на руках висит на волоске от полного краха. — Она снова сделала многозначительную паузу. — И теперь она здесь. Считайте сами, Егор Александрович. Совпадение? Создается впечатление, что она отчаянно нуждается в деньгах и... рассчитывает на вашу былую слабость к ней. Я бы не исключала шантажа или попытки втереться в доверие.

Она умолкла, сложив руки и глядя на меня с видом человека, исполнившего свой тяжелый долг.

Я чувствовал, что Тамара Павловна принесла правду, но уложила ее в аккуратную рамку лжи: «Ребенок без отца. Нищета. Отчаяние. И ее появление здесь — не случайность, а расчетливый план.»

Гнев снова закипел во мне, но теперь он был иным. Не на нее. А на себя. На мать. На Тамару Павловну за ее ядовитые намеки. На всю эту паутину, в которую мы все оказались затянуты.

Она пришла сюда не потому, что хочет меня. Она пришла, потому что ей нужны деньги. Чтобы спасти свой дом. Ради дочки.

Эта мысль пронзила меня острее, чем любое обвинение в шантаже.

— Достаточно, — резко оборвал я ее, голос прозвучал незнакомо. — Можете быть свободны.

Она встала, кивнула с ледяным достоинством и вышла.

Я остался один. Информация стучала в висках, как обвинительный акт. Но обвиняла она не Алису. Она обвиняла меня.

Ребенок. Четыре года. Дочь.

И ее имя — Аленка. Ради нее она все это терпит. Ради нее готова сносить мои унижения, злобу моей матери, интриги Тамары Павловны.

Впервые за пять лет гневная уверенность в ее вине дала глубокую трещину, и сквозь нее проглянуло нечто иное. Жалость? Уважение? И дикое, неконтролируемое желание выяснить все.

Алиса.

В этот же день.

Весь этот день я пыталась быть идеальным профессионалом. Роботом. Виртуозом секретарского дела. Я безукоризненно составляла документы, сортировала почту, сверяла графики встреч. Каждую минуту я чувствовала на себе тяжелый, невидимый взгляд из-за глухой двери кабинета Егора. После утреннего инцидента с Кристиной и того взгляда, полного какой-то непонятной грусти, который он бросил мне, я была на взводе.

И вот, краем глаза я увидела, как к его кабинету уверенной, твердой походкой направилась Тамара Павловна. Она не смотрела по сторонам, ее поза излучала такое чувство собственной важности и правоты, что по коже пробежали мурашки. На пороге она замедлила шаг и одарила меня коротким, но емким взглядом. Взглядом победителя, который вот-вот поставит жирную точку в затянувшейся игре.

Дверь закрылась за ней. И все.

Щеки мои запылали, словно от пощечины. В ушах зазвенела тишина, сквозь которую я ясно слышала лишь бешеный стук собственного сердца. У меня не было ни капли сомнений — причина ее визита к шефу была ясна, как белый день. Это была я. Она несла ему досье. Справку на Смирнову Алису. Со всеми потрохами.

Я сжала пальцы так, что кости побелели. Нет. Они не выведут меня. Не заставят снова почувствовать себя униженной и виноватой. Я буду работать. Я буду лучше всех. Я вгрызлась в очередной документ, переводя ярость и страх в дотошное выискивание опечаток и неточностей.