Воспоминания обрывались на том моменте, где я закрыла глаза и отдалась ритму, пытаясь раствориться, исчезнуть.

С осторожностью, на которую только была способна, я приоткрыла один глаз. Потом второй. Меня охватил леденящий ужас. Я замерла.

Я была не дома.

Боже мой! Сердце заколотилось в панике. За доли секунды в голове пронеслись обрывки мыслей, как осколки разбитого стекла:

Аленка! Где Аленка? Мама… Что с мамой? Они волнуются!

Я потянулась к тумбочке, где лежал мой телефон. Почему он молчит? Почему нет двадцати пропущенных и сорока сообщений с вопросительными знаками? Такого просто не может быть.

Я включила экран. Ни одного уведомления. Словно меня никто не искал. С нехорошим предчувствием я открыла сообщения.

И обомлела.

Я увидела мое сообщение маме, отправленное вчера вечером. Мое! Я смотрела на него и не верила своим глазам.

« Мамочка, не волнуйся, я у Оксаны. Поцелуй от меня Аленку ».

Я этого не писала. Я этого точно не писала! Физически не могла, потому что в это время уже валялась без памяти здесь, где бы это «здесь» ни было.

Медленно, со скрипом, я повернула голову на подушке.

Комната была просторной, светлой и... очень мужской. Минимализм, ничего лишнего. Серая стена, шикарная современная кровать, на которой я и лежала, накрытая мягким пледом. Напротив — огромный телевизор, панель которого была черной и безжизненной. На полке аккуратно стояли несколько книг в одинаковых переплетах и пара спортивных кубков. Чисто, стильно, по-холостяцки, но со вкусом. Дорогой вкус.

Я повернула голову в другую сторону. И застыла окончательно.

На большом кресле у окна, подложив под голову руку, спал... Егор.

Алиса

Эмоции накрыли огненной волной. Гнев. Чистый, беспощадный гнев. Зачем я здесь? А за ним — давящий, удушливый стыд. Как я могла допустить, чтобы это случилось? Как я могла напиться до беспамятства и оказаться в его доме? В доме человека, который разбил мне сердце, который позволил публично унизить меня, у которого теперь есть невеста и будет ребенок!

От шуршания и моих неловких движений Егор на кресле пошевелился. Он медленно открыл глаза, потянулся и посмотрел на меня. Его взгляд был спокойным, немного помятым после сна.

Я молча, с трясущимися руками, показала ему экран телефона. Во взгляде застыл вопрос, упрек и паника одновременно.

Он посмотрел на сообщение, потом на мое перекошенное ужасом лицо, безмятежно пожал плечами и улыбнулся детской улыбкой, самой невинной, какую я только видела.

— Я хотел как лучше, — просто сказал он. — Ты так крепко спала. Разбудить тебя было невозможно, а волноваться они не должны.

На мгновение я испытала жалкое, слабое облегчение. Мама не волнуется. Аленка в порядке.

Но следом накатила новая волна ярости. «Как он посмел?!» Как он посмел брать мой телефон, писать от моего имени, решать за меня, что сказать моей семье? Это было верхом унижения, вторжением в последнее, что у меня осталось, — в мое право самостоятельно отвечать за своих близких.

— Как ты посмел? — мой голос прозвучал хрипло и чуждо. Я вскочила с кровати, отступая от него, как от прокаженного. — Что я здесь делаю? Вывез меня пьяную из клуба? Мне уже хватило в жизни подставы от твоей семьи! Я больше не хочу этих разборок!

Я искала взглядом свои вещи, чувствуя, как паника сжимает горло. Мне нужно было бежать. Сию же секунду.

— Алиса, успокойся. Давай просто поговорим.

Его спокойный, властный тон взбесил меня еще больше. «Поговорим? После всего? После вчерашнего спектакля в ресторане?»

— О чем нам говорить, Егор?! — я уже кричала, и это было похоже на истерику. — О том, как твоя мама вчера объявила на весь мир, что твоя невеста беременна? Поздравляю, кстати! Или о том, что ты делаешь со мной?! То унижаешь на работе, то везешь к себе домой, как вещь! Я тебе не игрушка!

Я увидела свою сумочку на стуле и рванула к выходу. Но он оказался быстрее. Его рука схватила мое запястье. Прикосновение было обжигающим.

— Я не дам тебе уйти вот так. Не сейчас.

Мы замерли. Я пыталась вырваться, но его хватка была стальной. Я вся дрожала от бессильной ярости и стыда.

И тогда он сказал это. Тихим, сломанным голосом, который я не слышала от него много лет.

— Пять лет. Я прожил пять лет с одной картинкой в голове. С одной правдой. Той, что мне подарила моя мать. Я был слеп и глуп. Но теперь… теперь я хочу услышать твою правду. Как бы больно это ни было. Прошу тебя.

Я смотрела на него, и слезы текли по моему лицу сами собой. Это были слезы не слабости. Это были слезы за все пять лет обиды, боли, одиночества, несправедливости.

— Твоя правда сломала мне жизнь, Егор. Зачем тебе моя? Чтобы почувствовать себя лучше? Чтобы понять, какую дрянь ты бросил?

Он не отпустил мою руку. Его взгляд стал еще напряженнее.

— Чтобы понять, кого я потерял, — поправил он меня. — И чтобы исправить то, что еще можно исправить.

В этих словах была такая горькая, отчаянная надежда, что мое сердце, против моей воли, сжалось. Но я не была готова. Слишком много боли. Слишком много предательства.

Я выдернула руку.

— Ты начал сомневаться! Прекрасно! Тогда давай поступим так: ты для начала вспомни тот день. С самого утра. Я помню его до секунды! Вспомни, что ты был в очень плохом состоянии, всю ночь тебя тошнило, ты не спал.

Я увидела, что Егор не понимал к чему я веду. Вопрос читался в его взгляде.

— Я безумно переживала за тебя весь тот день, потому что причину такого самочувствия мы так и не выяснили.

— Как это связано с тем, что произошло?

— Подумай, ты же умный мальчик. Вспомни что привело тебя в тот вечер в отель. Кто сообщил тебе о необходимости быть там? Может быть ты сможешь сложить два плюс два. А я пока пойду. Меня ждёт моя семья!

Пока я произносила эти слова, я вытерла слезы с глаз. «Как он мог тогда поверить в этот фарс? Почему не проверил факты? Не захотел выслушать.»

Он молча озадаченно смотрел на меня, не произнося ни слова. Медленно опустился на кресло, словно под грузом новых мыслей.

А я, с гордо поднятой головой, вышла из квартиры, плотно закрыв за собой дверь.

И только оказавшись на улице, поняла, что еле стою на ногах от пережитого стресса. И что я не имею ни малейшего понятия, где нахожусь и как мне добраться до дома.

Егор

Ее слова никуда не исчезли после того, как дверь закрылась, и еще долго звенели у меня в ушах. «Вспомни, что привело тебя в отель. Кто сообщил?»

Слова Алисы задели меня за живое не потому, что были обидными. А потому, что были правдой. Она была права. Я никогда не задумывался об этом.

В тот день я был в отвратительном состоянии. С самого утра. Мама тогда сказала, что это, наверное, несварение, принесла таблетки и настояла, чтобы я остался дома. А сама отправилась по каким-то делам. А вечером… вечером мне пришло сообщение от нее: «Егор, срочно приезжай в отель «Престиж», номер 307! С Алисой что-то не так!» Я помчался, как угорелый, с больной головой и на слабых ногах… И увидел ту картину.

Я всегда видел только ее — Алису, выходящую из номера Руслана. Я никогда не смотрел на то, что было ДО. На то, как мастерски меня подвели к этой развязке.

Да, я поступил как последний дурак. Я позволил собой манипулировать, как мальчишкой. Я доверился матери, не проверив, не дав шанса любимой женщине. Я был слеп и эгоистичен в своей боли.

Сейчас я понимал, насколько коварна моя мать в делах сердечных. Для нее не было ничего святого, когда дело касалось ее планов на мою жизнь. И сейчас, с этой историей с Кристиной, она использовала те же методы — давление, ложь, публичный скандал.

Но теперь я был не тем наивным двадцатипятилетним парнем. Я был другим. И я разберусь. Я должен.