Она кивала, её пальцы слегка сжали его руку, и он почувствовал, как её тепло успокаивает его.

— Вы похожи на него. Такой же сильный, но… в вас есть что-то ещё. Поэзия, страсть, огонь.

Пабло молчал, сосредоточившись на дороге, но его взгляд то и дело скользил в зеркало заднего вида, словно он пытался разгадать её намерения.

Отель «Эль Мирадор» возвышался на утёсе над небольшой бухтой, где море билось о чёрные скалы, покрытые мхом и водорослями. Небольшое здание в мавританском стиле с белыми стенами и красной черепичной крышей утопало в саду из пальм, бугенвиллей и цветущих олеандров, чьи лепестки падали на землю, как розовый снег. Море внизу шумело, его ритмичный гул смешивался с криками чаек, круживших над водой. Хозяин отеля, пожилой мужчина с седой бородой, узнал Хосе Антонио и низко поклонился; его руки дрожали от волнения.

— Jefe, для вас лучший номер. С видом на море. Всё, как вы любите.

Хосе Антонио кивнул, сунув ему несколько песет.

— И принесите бутылку коньяка. Самого лучшего, что у вас есть.

Пабло остался в холле, получив приказ охранять вход.

— Если что — зови, — сказал он тихо.

Хосе Антонио отмахнулся, его мысли уже были заняты Изабеллой.

— Отдыхай, Пабло. Здесь безопасно.

Номер был уютным. Большая кровать с балдахином, покрытая белым льняным покрывалом, стояла у стены; её деревянные столбы были украшены резьбой в виде виноградных лоз. Деревянный столик у окна, выходящего на море, был покрыт кружевной салфеткой, на которой стояла ваза с одинокой веткой жасмина. Лунный свет проникал сквозь лёгкие льняные шторы, отбрасывая серебристые блики на пол из тёмной керамической плитки, потёртой временем. Хосе Антонио открыл бутылку коньяка; его аромат — глубокий, с нотами дуба, ванили и карамели — наполнил комнату. Он разлил напиток по двум хрустальным бокалам, их грани сверкали в лунном свете, как драгоценные камни.

— За Испанию, — сказал он, чокаясь с ней.

Изабелла улыбнулась.

— И за вас, Jefe.

Они пили, разговаривая. Коньяк был крепким, обжигающим горло, но его тепло быстро разливалось по телу, снимая напряжение дня.

— Расскажите о себе больше, Изабелла, — попросил он, откидываясь на спинку стула; его взгляд скользил по её лицу, отмечая каждую деталь: изгиб бровей, лёгкие веснушки на носу, мягкость губ, которые казались созданными для улыбок и поцелуев.

Она улыбнулась, её пальцы играли с бокалом, и в её движениях была какая-то кошачья грация.

— Я обычная девушка. Люблю книги, прогулки у моря… И мужчин вроде вас — смелых, с идеалами, которые готовы сражаться за то, во что верят.

Коньяк лился рекой, бутылка пустела, и Хосе Антонио чувствовал, как усталость смешивается с лёгким головокружением, как будто море качало его на своих волнах.

— Вы красивы, Изабелла, — сказал он. — Как морская нимфа из древних легенд, что заманивает моряков в пучину своим взглядом.

Она покраснела, но её глаза оставались игривыми, с лёгкой искрой озорства, которая манила его.

— А вы — как рыцарь, готовый сражаться с драконами. Но даже рыцарям нужен отдых, правда?

Он наклонился к ней, и они поцеловались — её губы были мягкими, тёплыми, с лёгким привкусом коньяка, который смешивался с ароматом её духов, цветочных и чуть терпких. Но алкоголь брал своё: веки тяжелели, мысли путались.

— Я… я чувствую сонливость, — сказал он, откидываясь на кровать; его голова коснулась мягкой подушки, а тело расслабилось. — Это коньяк. Давай ещё посмеёмся, расскажи что-нибудь.

Изабелла налила ему ещё бокал, пока он смотрел в окно. В этот момент её рука скользнула в маленькую сумочку, лежащую на столе; её движения были быстрыми, почти неуловимыми. Она достала ампулу с бесцветной жидкостью, её пальцы были уверенными, словно она делала это не раз. Вылив содержимое в его бокал, она размешала его, не отрывая взгляда от Хосе Антонио; её глаза следили за каждым его движением.

— Пейте, Jefe. Это взбодрит вас, — сказала она.

Он выпил, не подозревая ничего; вкус коньяка скрыл всё, и он улыбнулся ей, а веки становились всё тяжелее. Смех становился тише, его глаза закрывались, тело расслаблялось.

— Так хочу… спать… — пробормотал он и затих. Изабелла наклонилась к нему, её пальцы гладили его волосы, но её взгляд был сосредоточенным, лишённым прежней теплоты.

— Спите, милый. Отдыхайте, — прошептала она; её голос был почти материнским и заботливым.

Когда его дыхание стало ровным, а тело обмякло на кровати, она встала. Её лицо изменилось: исчезла нежность, глаза стали холодными. Она снова открыла сумочку и достала маленький шприц и ещё одну ампулу, на этот раз с цианидом — бесшумным, быстродействующим ядом, который не оставлял шансов выжить. Закатав рукав его рубашки, она обнажила вену на его руке; её пальцы двигались с профессиональной точностью, словно она репетировала этот момент сотни раз. Игла вошла легко, и она медленно ввела яд; её глаза следили за его лицом, ожидая малейшего движения. Хосе Антонио дёрнулся во сне, его лицо побледнело, дыхание стало прерывистым, как будто он пытался вдохнуть, но воздух ускользал. Его сердце забилось быстрее, затем замедлилось и через несколько секунд остановилось. Он умер тихо, не приходя в сознание; его тело осталось неподвижным, словно статуя, на белом покрывале, освещённом лунным светом.

Изабелла действовала быстро и методично. Она вытерла бокалы влажной салфеткой, убрала ампулы и шприц в сумочку, убедилась, что не оставила следов.

— Прощай, Jefe, — прошептала она спокойным голосом, лишённым эмоций. Спустившись вниз, она прошла мимо Пабло, который спал в кресле в холле. Ночь скрыла её следы, море продолжало шуметь, равнодушное к смерти, а звёзды над Аликанте сияли ярко. Для них это была всего лишь очередная ночь, такая же, как все.

Токио задыхался от нестерпимой жары, накрывшей город. Жители столицы, привыкшие к капризам погоды, в этот день сбрасывали формальности: мужчины в лёгких хлопковых рубашках расстёгивали верхние пуговицы, закатывали рукава до локтей и вытирали лица платками или просто тыльной стороной ладони. Пот лился градом по шеям и спинам, пропитывая тонкую материю одежды, делая её липкой от влаги. В районе Синдзюку, сердце коммерческой жизни Токио, кипела обычная суета: уличные торговцы устанавливали яркие зонты над прилавками с серебристой рыбой, свежими овощами, сладостями и глиняными горшками. Их голоса перекрывали гул толпы: «Свежая скумбрия из Токийского залива! Два сена за штуку, не пожалеете!» Рабочие с ближайших фабрик в пропотевших рубашках таскали тяжёлые ящики с рисом, солью и тканями. Их мускулистые руки блестели, спины изгибались под грузом, а лица, обожжённые солнцем, выражали упрямую выносливость. Группы извозчиков на тележках с продуктами пробирались сквозь пробки. Даже в чайных, где под низкими крышами собирались отдыхающие, жара не щадила: посетители в рубашках сидели на циновках, потягивая холодный ячменный напиток из высоких стаканов и обмахиваясь газетами или самодельными веерами из бамбука. Мастерские кузнецов и ремесленников работали на пределе — молоты стучали по наковальням, искры летели, а мастера, полуголые от пояса, обливались потом, вытирая лица перед каждым ударом.

Полковник Токугава Ёсинори шёл по одной из боковых улочек Синдзюку. Его тёмно-синяя форма Кэмпэйтай с золотыми погонами выделялась среди гражданских в их простых рубашках как символ власти и опасности. Он вернулся в Токио из Осаки всего два дня назад, чтобы координировать расследование убийства полковника Ясуда. Семья Ясуда была вырезана в собственном доме в районе Тэннодзи. Токугава лично осматривал место преступления, шаг за шагом восстанавливая картину. Он допрашивал соседей, тряс информаторов на чёрном рынке у реки Ёдо, проводил ночи над отчётами, выискивая связи с мятежниками 26 февраля или социалистами. Утром его секретарь, молодой лейтенант, передал записку, доставленную безымянным курьером на велосипеде. Она гласила: «Я знаю о Ясуда и пропавшей папке с секретами империи. Детали на встрече в забегаловке „Красный Фонарь“ в Синдзюку, ровно в полдень. Приходите один, без лишних глаз и с оружием на виду, иначе информация уйдёт к вашим врагам». Токугава сразу учуял подставу: слишком соблазнительно после недель бесплодных поисков. Но игнорировать — значит упустить шанс. Один он не пойдёт, разумеется. Он приказал двум надёжным охранникам переодеться в гражданское, спрятать оружие и следовать на расстоянии.