— Позови Галеаццо, — сказал он наконец, имея в виду Галеаццо Чиано, своего зятя и министра иностранных дел. — И найди Бадольо. Я хочу, чтобы они были здесь к рассвету. Мы отправим сообщение в Асмэру — нужно тщательное расследование, никакого милосердия. И я хочу, чтобы каждого офицера в Эритрее допросили. Если есть предатель, я получу его голову.

Клара кивнула, поспешив к двери, чтобы передать его приказы. Муссолини вернулся к карте, его пальцы скользили по границам Абиссинии. Он всё ещё видел это: империю, которая сделает Италию великой. Африка была его полигоном, местом, где он выкует наследие, затмевающее Цезаря. Балканы последуют за ней, а затем само Средиземное море. Германия была инструментом, не более. Гитлер мог мечтать о своём Тысячелетнем рейхе, но Муссолини не станет его лакеем. Как только Абиссиния падёт, он пересмотрит условия их союза. Италия — это слово будет звучать гордо, и ни один немец не посмеет говорить с ним свысока.

Он вспомнил Бастико, его лицо, его мечты о славе страны, теперь угасшие. Кулак Муссолини сжался. «Ты будешь отомщён, — прошептал он. — И Италия восстанет».

Глаза Муссолини горели решимостью. Он не дрогнет. Империя была в его руках, и ни предатель, ни иностранная держава не остановят его. Ночь окутала спящий город, а в Палаццо Венеция Дуче планировал свой следующий ход.

Аддис-Абеба просыпалась под палящим солнцем, её улицы бурлили жизнью, несмотря на ранний час. Центральный базар гудел, словно растревоженный улей: торговцы выкрикивали цены на зерно, специи и ткани, их голоса сливались с ржанием мулов, скрипом телег и смехом детей, снующих между прилавками. Пыль поднималась от копыт и колёс, смешиваясь с ароматами кофе, шафрана и жжёного хлеба. Но под этой суетой таилась тревога. Взрыв, унёсший жизни Раса Кассы и десятков других, висел над городом, как тёмная туча. Слухи о предательстве расползались по тавернам и переулкам, отравляя умы. Никто не знал их источника, но они уже пустили корни, подтачивая доверие к власти.

В немецком консульстве царила ледяная тишина. Майор Клаус Вёлькнер стоял у окна кабинета, его глаза следили за оживлёнными улицами. Взрыв на базаре был его триумфом, но провал на складе всё ещё жег, как раскалённое железо. Он знал, что хаос, вызванный смертью Раса Кассы и его посыльного Йосефа Вольде, был лишь первым ходом. Чтобы удержать контроль, нужны были новые союзники, новые интриги, новый риск. На столе перед ним лежала карта Аддис-Абебы, испещрённая пометками: красные кресты отмечали места операций, синие линии — маршруты итальянских войск, чёрные точки — позиции местных агентов. Рядом громоздились зашифрованные телеграммы из Берлина, каждая напоминала о цене провала. Вёлькнер чувствовал нарастающее давление, но его разум уже выстраивал новый план — дерзкий, жестокий, но необходимый.

Дверь кабинета скрипнула, и вошёл лейтенант Ханс Дитрих. Его лицо было бледнее обычного, очки слегка съехали на нос, а в руках он держал сложенный лист бумаги. Дитрих выглядел взволнованным, что было редкостью для сдержанного офицера, привыкшего скрывать эмоции. Вёлькнер повернулся.

— Что случилось, Ханс? — спросил он. — Ты выглядишь так, будто увидел привидение.

Дитрих поправил очки и шагнул вперёд, стараясь говорить уверенно, хотя его пальцы нервно сжимали лист.

— Господин майор, — начал он, — Абебе передал сообщение. Он сказал, что с нами хотят встретиться важные люди. Абиссинцы. Упомянул, что это связано с чем-то серьёзным, но не вдавался в подробности. Сказал, что предложение пришло через его знакомого, торговца из старого квартала. Я подумал, что это может быть ловушкой, но он настаивал на серьёзности.

Вёлькнер нахмурился, его пальцы замерли над картой. Абебе, их лучший связной, был человеком, чья преданность Абверу держалась на щедрых обещаниях и страхе, но даже он мог ошибиться — или предать. В Абиссинии каждый шаг был словно по минному полю, и Вёлькнер знал, что новая информация могла всё изменить. Он откинулся на спинку стула, его голубые глаза сузились, словно он пытался разглядеть в Дитрихе причину его беспокойства.

— Важные люди? — переспросил он с лёгкой насмешкой. — Абебе не сказал, кто они? Или чего хотят? Он мой главный связной, Ханс, а не мальчишка, передающий базарные сплетни.

Дитрих покачал головой, его пальцы ещё сильнее сжали лист.

— Нет, господин майор. Он упомянул, что это люди с влиянием, но не назвал имён. Сказал, что его знакомый передал предложение, и он не стал расспрашивать, чтобы не спугнуть их. Времена неспокойные, люди осторожничают.

Вёлькнер молчал, его мысли работали с молниеносной скоростью. Абиссиния кишела игроками: итальянцы, чьи танки и самолёты нависали над страной, британцы, чьи шпионы рыскали по базарам, местные вожди, готовые продать лояльность за оружие или золото, и даже СССР с его агентами. Это могла быть ловушка, попытка выманить его или одного из его людей, особенно после взрыва на базаре, всколыхнувшего город. Но это мог быть и шанс. Если местные лидеры искали союза, это могло дать Абверу новый рычаг против итальянцев или других сил, борющихся за контроль над Абиссинией. Вёлькнер чувствовал, как напряжение в груди нарастает, словно туго натянутая струна. Он ненавидел неопределённость, но в Абиссинии она была частью шпионской игры.

— Приведи Абебе, — сказал он. — Немедленно.

Дитрих кивнул и быстро вышел. Через несколько минут дверь снова скрипнула, и вошёл Абебе. Его худощавое лицо было бесстрастным, но глаза блестели, как у хищника, выслеживающего добычу. Он остановился у стола, слегка склонив голову в знак уважения, но в его позе чувствовалась уверенность, почти дерзость. Вёлькнер смотрел на него, не отводя глаз, ища малейший намёк на ложь или неуверенность. Абебе был его лучшим агентом в Аддис-Абебе, человеком, знавшим город как свои пять пальцев и умевшим растворяться в толпе, словно тень. Но даже лучшие агенты могли стать слабым звеном, и Вёлькнер знал это по опыту.

— Кто эти «важные люди», Абебе? — спросил он. — И почему ты не знаешь деталей? Ты мой связной, а не мальчишка с базара. Если это ловушка, ты знаешь, что с тобой будет.

Абебе слегка улыбнулся.

— Господин майор, — произнёс он, — я получил сообщение от человека, которому доверяю. Это старый знакомый, торговец специями из старого квартала. Он сказал, что есть люди с влиянием, которые хотят говорить с вами или вашим человеком. Они не назвали имён, но упомянули, что это важно. Я не стал задавать лишних вопросов, чтобы не спугнуть их. После взрыва на базаре все осторожничают, и любопытство может всё испортить.

Вёлькнер прищурился, его пальцы медленно постучали по столу. Ответ Абебе был уклончивым, но в Абиссинии это было неудивительно. Здесь никто не говорил открыто, особенно в делах, касавшихся политики или власти. Его интуиция кричала об опасности, но он не мог упустить возможность. Если это был шанс на союз, он мог получить союзников, способных ослабить врагов Абвера. Но если это была ловушка, он рисковал потерять Дитриха — и, возможно, больше. Вёлькнер не собирался рисковать собой: он был слишком важен для операции, чтобы ставить себя под удар. Дитрих, молодой и дисциплинированный, был подходящей фигурой для этой задачи.

— Хорошо, — сказал Вёлькнер, его голос стал тише, но в нём чувствовалась угроза. — Ханс поедет. Но ты, Абебе, будешь за это отвечать. Я не прощаю ошибок.

Абебе кивнул, его лицо осталось непроницаемым, но в глазах мелькнула тень — то ли страха, то ли расчёта.

— Я понимаю, господин майор, — сказал он. — Встреча будет через два часа у старого склада на окраине города. Я всё организую.

Вёлькнер повернулся к Дитриху, всё это время стоявшему у двери и молчаливо наблюдавшему. Молодой лейтенант выглядел напряжённым, его пальцы нервно теребили ремень кобуры, спрятанной под плащом. Вёлькнер заметил эту нервозность, но не подал виду. Дитрих был надёжен, но Абиссиния была для него чужой землёй, полной скрытых угроз, и Вёлькнер знал, что даже лучший офицер мог дрогнуть в таких условиях.