— Полковник Токугава Ёсинори? — его голос был хриплым, с лёгким акцентом, возможно, подделанным под кансайский диалект. — Папка Ясуда у меня. Даю её только вам лично и надеюсь на слово и честь офицера, что наше общение останется в секрете, без преследований, арестов или пыток.

Токугава остановился в десяти шагах, рука легла на кобуру пистолета Намбу, большой палец незаметно откинул предохранитель.

— Открой сумку медленно, обеими руками, покажи содержимое страница за страницей.

Мужчина в шляпе потянулся к сумке дрожащей рукой, расстёгивая потрёпанную пряжку неторопливо, как в замедленной съёмке. Внутри мелькнули пачки бумаг, перевязанные грубой верёвкой, с печатями и каллиграфическим почерком — на вид это были официальные документы Кэмпэйтай. Но в этот миг из-за ближайших ящиков с фруктами и телег с бочками выскочили трое мужчин: все в лёгких рубашках, с пистолетами Намбу в руках. Первый выстрел прогремел, и пуля чиркнула по кирпичной стене рядом с головой Токугавы, осыпав его осколками штукатурки. Фудзи среагировал мгновенно, как на тренировке: выхватив свой Намбу из-под рубашки одним движением, он выстрелил в ответ. Первая пуля попала первому нападавшему в правое плечо — тот упал на колени с криком, схватившись за рану, кровь быстро пропитала рукав рубашки, капая тёмными каплями на землю.

— В укрытие, быстро, пригнись! — рявкнул Токугава, ныряя за массивный ящик с апельсинами, дерево которого треснуло от входящих пуль, сок фруктов брызнул во все стороны.

Фудзи осел рядом на корточки, продолжая стрелять короткими очередями из-за края ящика — его вторая пуля ранила курьера в бедро, тот с криком рухнул лицом в грязь, бумаги вывалились из сумки, разлетаясь по земле. Нападавшие не отступали. Вторая пуля одного из них пробила бедро Фудзи навылет, он зарычал от острой боли, кровь хлынула на брюки и землю, но капрал не сдался, перезаряжая одной рукой дрожащими пальцами и паля в ответ, попав в нападавшего и заставив его согнуться и выронить оружие.

Токугава высунулся из-за ящика на долю секунды, прицелился и выстрелил дважды: первый выстрел был мимо, но второй ранил нападавшего в ногу выше колена, заставив его упасть с воплем, корчась в пыли. Полковник рванулся вперёд на инстинктах, чтобы подобрать разбросанные бумаги, но из-за дальнего угла склада, скрытого штабелем бочек, появился четвёртый нападавший, вооружённый длинноствольной винтовкой Arisaka Type 38. Выстрел был мощным, гулким и предельно точным: пуля вошла в грудь Фудзи, пробив лёгкое и артерию, капрал дёрнулся всем телом в агонии, оружие выпало из ослабевших рук, кровь пузырилась на губах алым потоком, и он рухнул на землю и затих. Токугава развернулся с криком ярости:

— Фудзи, держись!

Он пытался выстрелить в нападавшего с винтовкой, но опоздал на миг — две пули из пистолетов остальных нападавших ударили в спину полковника почти одновременно. Первая пробила позвоночник в пояснице, вторая вошла под лопатку, разрывая лёгкое и сердце. Токугава упал лицом в пыль переулка, мир закружился в вихре боли и темноты, зрение слабело от быстрой потери крови, уши заполнились гулом. Последнее, что он услышал сквозь угасающее сознание, — топот ног убийц и их приглушённые голоса: — Собрать бумаги, поднять раненых, уходим к реке!

Нападавшие действовали молниеносно и слаженно, как единый механизм: четвёрка растворилась в толпе главного рынка за считанные секунды, где сотни людей в рубашках продолжали торговлю, торг и суету, не подозревая о бойне в соседнем переулке.

Сержант Ито, оставшийся в забегаловке, услышал пальбу — серию хлопков и криков — и выскочил на улицу, расталкивая посетителей плечом. Он увидел тела Токугавы и Фудзи в растущих лужах крови, поддельные бумаги, валявшиеся вперемешку с гильзами, пустыми ящиками и остатками фруктов. Сержант выругался сквозь зубы, достал свисток из кармана и подал сигнал тревоги — пронзительный, разрывающий шум рынка. Через несколько минут прибыли первые патрули Кэмпэйтай, район оцепили кордонами из вооружённых солдат, но убийцы уже исчезли в хаосе Синдзюку, оставив после себя только кровь, гильзы и новые жертвы в рядах Кэмпэйтай.

Вечер опустился на Токио, но жара не отступала. За окнами штаба Кэмпэйтай в районе Асакуса город дышал тяжёлым, влажным воздухом. Улицы, ещё недавно бурлящие суетой, затихали: торговцы сворачивали прилавки, извозчики скрипели тележками, завершая последние рейсы. Фонари на углах отбрасывали тусклые жёлтые пятна на мостовые. В кабинете полковника Мацуды Кэндзи, на втором этаже штаба, духота была почти невыносимой.

Мацуда, сорока двух лет, сидел за массивным деревянным столом, заваленным отчётами, картами и списками подозреваемых. Лампа с бумажным абажуром отбрасывала мягкий свет на стены, обшитые потемневшим деревом, и на его лицо, где морщины вокруг глаз казались глубже от усталости. Убийство полковника Токугавы и его охранника Фудзи, случившееся утром в переулке Синдзюку, тяжёлым грузом висело над ним. Мацуда знал, что это не случайное преступление, а часть заговора, угрожающего Кэмпэйтай. На столе лежали документы: листы с каллиграфическими записями, карта Токио с красными отметками мест нападений, донесения информаторов. Мацуда перечитывал отчёт сержанта Ито, выжившего в утренней засаде. Расстегнув верхнюю пуговицу формы, он вытер пот со лба и потёр виски.

Дверь скрипнула, и вошёл лейтенант Накамура. В руках он держал конверт из грубой серой бумаги, запечатанный воском без печати.

— Господин полковник, это лежало у входа, — сказал Накамура, протягивая конверт. — Постовой не видел, кто оставил. Я приказал патрулю проверить окрестности.

Мацуда взял конверт, его пальцы пробежались по шершавой поверхности. Сломав воск, он вытащил лист. Почерк был резким, угловатым: «Если вы не остановитесь, умрёте все».

Мацуда перечитал записку, его лицо осталось непроницаемым. Положив лист рядом с отчётом Ито, он посмотрел на Накамуру.

— Кто был на посту? Проверь всех, кто мог видеть, как оставили конверт. Допроси часовых у входа и на улице.

Накамура кивнул.

— Постовой сказал, что никого не заметил. Я отправил патруль к реке Сумида прочесать окрестности.

Мацуда жестом отпустил Накамуру, приказав доложить о результатах. Оставшись один, он уставился на записку. Его мысли кружились вокруг нападений: Синдзюку, Уэно, другие инциденты. Убийцы действовали профессионально. Это была не случайная банда, а группа с доступом к внутренней информации. Но кто? Предатель среди офицеров? Или внешний враг, использующий слабости системы?

Жара в кабинете была невыносимой. Мацуда вытер пот со лба, рубашка липла к телу. Он вызвал по телефону капитана Сато и лейтенанта Ямагути. Через пятнадцать минут они вошли.

— Сато, — начал Мацуда, не вставая, — бери пятерых и проверь склады у реки Ёдо. Там скрылись убийцы Токугавы. Ищи следы: кровь, гильзы, свидетелей. Ямагути, ты с тремя людьми прочешешь рынок в Синдзюку. Допроси торговцев, извозчиков, всех, кто был рядом с «Красным Фонарём». Будьте осторожны — они знают наши методы.

Сато, коренастый, с короткой шеей, кивнул.

— Понял, господин полковник. Начнём немедленно.

Ямагути, худощавый и молчаливый, добавил:

— Если позволите, я проверю чёрный рынок у реки Сумида. Там могут знать о пропавших документах.

Мацуда кивнул, его мысли были заняты запиской. Он отпустил офицеров, приказав доложить через два часа. Откинувшись на спинку стула, Мацуда закрыл глаза. Он прокручивал детали: засада на Токугаву, поддельные бумаги, слаженность убийц. После мятежа 26 февраля Кэмпэйтай провела чистку среди офицеров, подозреваемых в симпатиях к мятежникам. Некоторые исчезли, другие были арестованы. Возможно, кто-то из них мстит? Или это иностранные агенты — корейцы, китайцы? Список подозреваемых был бесконечным, но Мацуда чувствовал, что ответ близок.

Лето 1936 года в Берлине было тёплым, почти ласковым. Город, словно устав от весенней суеты, погрузился в мягкую июньскую негу. Улицы Шарлоттенбурга пестрели лёгкими платьями и белыми рубашками, а кафе на Унтер-ден-Линден заполняли смеющиеся компании, наслаждающиеся холодным пивом и клубничными десертами. Тиргартен оставался убежищем для тех, кто искал тишины. Его зелёные аллеи шелестели под лёгким ветром, а воздух был наполнен ароматом цветущих лип и свежескошенной травы. Ларс Эклунд, в лёгкой льняной рубашке и светлых брюках, шёл по одной из тропинок, чувствуя, как тёплый воздух ласкает лицо. Его шаги были размеренными, но в груди затаилось знакомое напряжение. Сегодня он должен был встретиться с Вильгельмом Канарисом.