— Сотрудничаете? — Гитлер презрительно фыркнул, его голос дрожал от гнева. — Вы все сотрудничаете, но где результаты? Я вижу только отговорки! Завод Круппа был символом нашей мощи, а теперь он превратился в дымящиеся руины. Испания ждёт наших танков, Франко требует помощи, а мы не можем её дать! Это позор для рейха!

Канарис не дрогнул, хотя его пальцы слегка сжались на подлокотниках кресла. Он продолжил, тщательно подбирая слова:

— Взрыв был спланирован с использованием взрывчатки военного класса, мой фюрер. Это наводит на мысль об организации с серьёзными ресурсами — возможно, британской МИ6, французской разведке или советском ОГПУ. Но я не исключаю, что кто-то внутри рейха предоставил доступ. Завод Круппа был хорошо охраняем, и чтобы заложить взрывчатку в ключевые зоны, нужно было знать планировку и расписание смен. Это не могли сделать посторонние без помощи изнутри.

Гитлер резко повернулся к Канарису, его лицо исказилось от ярости.

— Внутри рейха? — прорычал он. — Вы намекаете на предательство в наших рядах? Назови имена, Канарис! Если ты знаешь что-то, говори сейчас, или я сочту, что ты покрываешь предателей!

Канарис сохранил спокойствие, его голос остался ровным.

— Я не делаю обвинений без доказательств, мой фюрер. Я лишь указываю на факты. Взрыв требовал внутренней информации. Мы работаем над тем, чтобы найти источник.

Гиммлер, почувствовав момент, подался вперёд. Его голос был мягким, но с едва скрытой угрозой.

— Мой фюрер, позвольте заверить вас, что СС не сидит сложа руки. Мы направили дополнительные силы в Эссен. Мои люди прочесывают город, проверяют каждого, кто имел доступ к заводу. Если там есть предатели, мы их найдём. — Он бросил взгляд на Мюллера, подчёркивая, что гестапо не справляется. — Мы также усиливаем охрану других заводов, чтобы предотвратить повторение. СС не допустит, чтобы враги рейха чувствовали себя в безопасности.

Гитлер кивнул, но его глаза всё ещё горели гневом.

— Хорошо, Гиммлер. Но я хочу результатов, а не обещаний. Если вы не найдёте виновных, я вышвырну вас всех за вашу некомпетентность.

Гиммлер слегка наклонил голову, его тонкие губы сжались, но он промолчал. Он знал, что его положение в рейхе зависит от того, как быстро СС сможет предъявить фюреру виновных — или хотя бы убедительных козлов отпущения.

Геринг, до этого молчавший, решил вмешаться. Его громкий голос с ноткой высокомерия заполнил комнату.

— Мой фюрер, позвольте доложить о масштабах ущерба. Главный цех полностью уничтожен, склады с деталями для танков утрачены. Химический цех сильно повреждён, и мы пока не можем точно оценить, что там хранилось — возможно, материалы для новых разработок. Производство остановлено на неопределённый срок. Четырёхлетний план, за который я отвечаю, теперь под угрозой. Я распорядился перебросить ресурсы с других заводов, но восстановление займёт минимум три месяца, чтобы вернуть хотя бы половину мощностей. Это если мы будем работать без перебоев.

Гитлер повернулся к Герингу, его глаза сузились, а голос стал ледяным.

— Три месяца? — переспросил он, делая шаг вперёд. — Вы думаете, Франко будет ждать три месяца? Вы думаете, наши враги будут ждать? Они смеются над нами, Геринг! Они видят нашу слабость! Ваша задача — обеспечить рейх оружием, а вы приносите мне отчёты о провалах! Найдите способ ускорить это. Перебросьте рабочих, материалы, всё, что нужно! Рейх не может позволить себе задержку!

Геринг кивнул, его лицо покраснело от напряжения. Он знал, что восстановление завода — не только вопрос ресурсов, но и морального духа. Рабочие в Эссене напуганы, слухи о диверсии распространяются быстрее огня, и удержать их на рабочих местах будет непросто. Он сделал пометку в своём блокноте, но его пальцы дрожали от раздражения.

— Я сделаю всё возможное, мой фюрер, — ответил он, стараясь звучать уверенно. — Мы мобилизуем дополнительные силы, увеличим смены на других заводах. Но я должен предупредить: если мы не найдём виновных, паника среди рабочих может усилиться. Они боятся новых взрывов.

Гитлер сжал кулаки, его голос стал ещё тише, но от этого ещё более угрожающим.

— Тогда найдите виновных, Геринг. Иначе вам всем придётся отвечать за ваш провал.

Геббельс, почувствовав, что напряжение нужно разрядить, поднял руку. Его голос был мягким, почти успокаивающим, но в нём чувствовалась хитрость человека, привыкшего манипулировать людьми.

— Мой фюрер, позвольте мне предложить решение. Мы можем использовать эту катастрофу в нашу пользу. Народ должен видеть, что враги рейха — внутренние и внешние — пытаются нас ослабить, но мы сильнее их. Я подготовлю серию статей, радиопередач, даже фильмов, которые покажут, как рейх восстаёт из пепла, как наши рабочие трудятся с удвоенной силой ради победы. Мы обвиним коммунистов и иностранных шпионов — это сплотит нацию. Мы сделаем из этой трагедии символ нашей несгибаемой воли.

Гитлер посмотрел на Геббельса, его гнев слегка утих, но не исчез. Он кивнул, но его мысли явно были где-то ещё.

— Хорошо, Геббельс. Сделайте это. Но подчёркивайте, что виновные будут найдены и наказаны. Народ должен знать, что мы не потерпим предательства. Они должны видеть нашу силу, а не слабость.

Геббельс кивнул. Он уже мысленно составлял заголовки: «Враги рейха наносят удар, но Германия непобедима!» Он знал, как повернуть историю, чтобы она вдохновляла, а не сеяла панику. Он также понимал, что его успех зависит от того, насколько быстро он сможет убедить народ в непобедимости рейха, несмотря на катастрофу.

— Я также предлагаю организовать митинги в Эссене, — продолжил Геббельс. — Мы покажем рабочим, что рейх поддерживает их. Мы дадим им надежду, чувство единства. Это предотвратит распространение слухов и успокоит умы.

Гитлер кивнул, но его взгляд вернулся к обломкам на столе. Он взял в руки кусок искорёженного металла, повертел его, словно пытаясь найти в нём ответы, затем швырнул его обратно на стол, отчего тот с лязгом ударился о дерево.

— Я хочу имена, — сказал он. — Я хочу знать, кто стоит за этим, и я хочу, чтобы они заплатили. Вы все слышали меня. У вас есть дни, а не недели. Не разочаруйте меня.

Тишина снова повисла в комнате, но теперь она была насыщена страхом. Генералы вермахта и представители министерства экономики продолжали молчать, понимая, что их вмешательство сейчас только усугубит ситуацию. Один из генералов, пожилой человек с седыми висками, кашлянул, но тут же замолчал, поймав взгляд Гитлера. Никто не хотел стать мишенью его гнева.

Мюллер решил добавить ещё одну деталь, надеясь смягчить давление.

— Мой фюрер, мы также проверяем возможность саботажа со стороны профсоюзов или подпольных коммунистических ячеек. В Эссене были случаи, когда рабочие выражали недовольство условиями труда. Мы уже задержали несколько человек за антиправительственные разговоры. Мы выжмем из них всё, что они знают.

Гитлер повернулся к Мюллеру.

— Недовольство? — переспросил он с сарказмом. — Вы хотите сказать, что наши рабочие, которых мы кормим, которым мы даём работу, осмеливаются жаловаться? Если они предатели, Мюллер, я хочу, чтобы они исчезли. Все до единого.

Мюллер кивнул, понимая, что любое уточнение сейчас будет воспринято как оправдание. Он сделал ещё одну пометку, но его мысли уже были заняты тем, как избежать обвинений в некомпетентности. Гестапо должно было найти виновных — или, по крайней мере, убедительных подозреваемых, чтобы успокоить фюрера.

Геринг, почувствовав, что разговор заходит в тупик, решил перевести его на практические меры.

— Мой фюрер, я также распорядился усилить охрану на других заводах, — сказал он. — Мы не можем допустить, чтобы подобное повторилось в Дортмунде или Дюссельдорфе. Я также привлёк инженеров для оценки ущерба. Мы можем восстановить часть производства, используя временные цеха, но это потребует дополнительных ресурсов. Я уже связался с руководством заводов в Рурской области, чтобы перераспределить заказы.