— Хорошо, — сказал он наконец. — Я приду. Но передай своему абиссинцу: если это ловушка, мои люди найдут его. И ты, Йемане, тоже не спрячешься. Я знаю твоё лицо.

Йемане кивнул, его губы тронула едва заметная улыбка, словно он ожидал этой угрозы.

— Я всего лишь посыльный, полковник. Но я передам ваши слова.

Он повернулся и исчез в толпе, его фигура растворилась среди посетителей таверны. Витторио остался сидеть, глядя на записку. Его пальцы медленно скомкали бумагу, но он не выбросил её, а спрятал в карман мундира. В его голове уже крутились мысли о том, кто мог стоять за этим сообщением. Если за запиской стоит кто-то значимый, это может быть его шанс крупно разбогатеть.

Он допил граппу, чувствуя, как тепло алкоголя разливается по груди. Завтрашняя ночь у старого маяка обещала быть интересной. Витторио ди Сангаллетто не был человеком, который упускает возможности. Но он также не был глупцом, чтобы доверять неизвестному абиссинцу — или эритрейцу, который знал слишком много для простого посыльного.

Сергей сидел за массивным письменным столом, его пальцы медленно постукивали по зелёному сукну, покрывавшему столешницу. На столе перед ним лежали аккуратно сложенные папки с документами, бронзовый чернильный прибор и тяжёлый телефон с чёрной эбонитовой трубкой. Тишина в кабинете нарушалась лишь лёгким скрипом пера, когда он делал пометки в блокноте.

Дверь отворилась, и в комнату вошёл Глеб Иванович Бокий, начальник ОГПУ. Его худощавая подтянутая фигура излучала сдержанную энергию. Лицо с кругами под глазами говорило о бессонных ночах. Он остановился перед столом и положил папку на сукно.

— Товарищ Сталин, — начал Бокий, — у нас срочные новости. ОГПУ задержало двух армейских полковников, уличённых в работе на японскую разведку.

Сергей откинулся в кресле, его пальцы замерли. Он не выказал удивления, но взгляд стал острее, словно он уже просчитывал последствия.

— Назови фамилии.

Бокий открыл папку, пробежал глазами по верхнему листу и ответил:

— Полковник Григорий Ефимович Руднев, служил в Москве, в штабе Московского военного округа. Второй — полковник Пётр Семёнович Вельяминов, дислоцирован на Дальнем Востоке, в штабе Особой Краснознамённой Дальневосточной армии.

Сергей слегка прищурился. Он наклонился вперёд, положив локти на стол, и посмотрел прямо в глаза Бокию.

— Что они передали японцам?

Бокий выдержал взгляд, но его пальцы слегка сжали край папки, выдавая напряжение.

— Данные о численности войск, — ответил он. — Сведения о расквартировании частей, их численности, а также о видах вооружения. Руднев передавал шифрованные сообщения о бронетехнике и артиллерии Московского округа: количество танков, гаубиц, их техническое состояние. Вельяминов отправлял японцам данные о наших укреплениях вдоль границы, численности пехотных дивизий и расположении аэродромов на Дальнем Востоке. Пока это всё, что мы смогли подтвердить. Но, товарищ Сталин, мы уверены, что они действовали не одни. Сейчас ведём поиск их сообщников.

Сергей молчал, его взгляд скользнул по папке. В голове крутились десятки вопросов. Японская разведка славилась изощрённостью, и если два полковника — один в Москве, другой на дальних рубежах — оказались завербованы, сеть шпионов могла быть гораздо шире. Он знал, что японцы работают не одиночками, а паутиной, где каждая нить вела к другой, и где-то в центре скрывался организатор, которого ещё предстояло найти.

— Как их вычислили? — спросил Сергей. Его голос оставался спокойным, но в нём чувствовалась скрытая угроза, словно он проверял не только Бокия, но и всю систему ОГПУ.

Бокий перевернул страницу в папке.

— Руднев попался на перехвате шифрованных сообщений, — начал он. — Наши радисты в Москве засекли передачи с неизвестного передатчика в районе Замоскворечья. После анализа сигналов мы вычислили источник — квартиру, в которой никто не жил. При обыске нашли шифровальные книги и копии документов из штаба Московского округа. Вельяминова выдал его сослуживец. Тот заметил, что полковник слишком часто запрашивал отчёты о передвижении войск, не связанных с его прямыми обязанностями. Он сообщил в ОГПУ, и мы установили за Вельяминовым слежку. Три дня назад его поймали с поличным в Хабаровске, когда он готовил очередное шифрованное сообщение для передачи через курьера.

Сергей кивнул. Он знал, что ОГПУ действует эффективно, но даже их ресурсы не были безграничными. Если японцы завербовали двух полковников, их агенты могли проникнуть глубже, чем казалось. В его прежней жизни, в другом времени, он знал, как шпионаж может изменить ход истории.

— Что ещё? — спросил он. — Есть ли следы, ведущие к другим?

Бокий слегка кашлянул, словно собираясь с мыслями. Он понимал, что каждое слово сейчас взвешивается, и ошибка могла стоить ему доверия.

— Мы предполагаем, что они работали через сеть, — ответил он. — Руднев в Москве упомянул на допросе некоего «человека с востока», который передавал инструкции через шифрованные каналы. Мы пока не знаем, кто это. Вельяминов молчит, но его сослуживец сообщил, что видел, как полковник получал запечатанный конверт от неизвестного в штатском на железнодорожной станции в Хабаровске. По описанию — азиат, возможно, японец или кореец. Мы проверяем все контакты обоих полковников за последние полгода. Но, товарищ Сталин, это не всё.

Сергей поднял бровь, его взгляд стал ещё острее.

— Продолжай.

Бокий перевернул ещё одну страницу и вытащил лист с машинописным текстом, испещрённый пометками красным карандашом.

— У Руднева нашли зашифрованное письмо, — сказал он. — Оно отличается от его обычных сообщений. В нём упоминается некий «объект в горах», без уточнений. Мы думаем, это может быть связано с секретными разработками — возможно, с испытаниями нового вооружения или военными объектами. Расшифровать полностью пока не удалось. Наши криптографы работают, но японцы используют новый шифр, сложнее прежних.

Сергей почувствовал раздражение, но подавил его. Он знал, что Бокий делает всё возможное, но неполные ответы его не устраивали.

— Почему не выяснили больше? — спросил он, его голос стал холоднее. — Два полковника, оба на ответственных постах, и вы до сих пор не знаете, кто их завербовал? Кто их связные? Это недопустимо, Глеб Иванович.

Бокий выдержал взгляд, но его пальцы слегка дрогнули, закрывая папку.

— Мы работаем, товарищ Сталин, — ответил он. — Допросы идут круглосуточно. Руднев начал говорить, но осторожничает, пытается выторговать смягчение приговора. Вельяминов молчит, но мы усилили давление. Их сообщников мы найдём, это вопрос времени. Японцы действуют хитро, не оставляют явных следов. Мы проверяем всех, кто мог быть с ними связан. Уже задержаны трое подозреваемых в Москве и двое в Хабаровске. Их допрашивают.

Сергей встал и прошёлся по кабинету. Он остановился у окна, глядя на Кремль, окутанный утренней дымкой. Москва просыпалась, а здесь, в кабинете, решалась судьба страны. Японская угроза на Дальнем Востоке была реальной. Маньчжурия, оккупированная японцами, служила плацдармом для их амбиций, и СССР был следующей целью. Если полковники передали данные о войсках и вооружении, японцы могли готовить удар или провокацию, чтобы ослабить советскую оборону.

— Вы понимаете, что это значит? — сказал он, не оборачиваясь. — Если японцы знают о наших войсках, они могут ударить там, где мы слабее. Мы не можем позволить слабость, Глеб Иванович. Не сейчас.

Бокий кивнул, его лицо стало ещё серьёзнее.

— Я понимаю, товарищ Сталин. Мы удвоили усилия. Оперативные группы на Дальнем Востоке получили приказ усилить наблюдение за границей. Проверяем все шифрованные передачи, которые могут быть связаны с японцами. Но нам нужно больше времени, чтобы вскрыть сеть.

Сергей повернулся, его взгляд был тяжёлым, но не лишённым понимания. Он знал, что Бокий — один из лучших, но даже лучшие могли ошибаться.